9 апреля 2015
Поделиться

[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true”]
[phead]Натан Альтман. Иллюстрация «Мечта о козе‑кормилице» к рассказу Шолом‑Алейхема «Заколдованный портной». 1963[/phead]
[part]

Альтман

Москва, Государственный литературный музей,

до 24.4

В рамках проекта «Художники в Доме Остроухова» показывают работы Натана Альтмана (1889–1970), это первая персональная выставка художника за 38 лет.

Экспозиция в Трубниковском, подготовленная музеем вместе с галереей ГРОСart, сосредоточена прежде всего на иллюстрациях и театральных работах Альтмана, большинство из них публика раньше не видела. Все они происходят из московской коллекции Виктора Горбика и обладают безукоризненной историей: многое из показываемого принадлежало приемному сыну художника, профессору петербургского университета Дмитрию Малаховскому.

Публика знает Альтмана в первую очередь по нескольким хрестоматийным вещам, за последний век у него было лишь полдюжины персональных выставок, включая посмертные. Такая статистика может показаться странной, но причиной этому, вероятно, стилистическая всеядность самого Альтмана. Во время недолгого пребывания в Париже, а также Вене и Брюсселе в 1910–1911 годах он успел прикоснуться ко многим новым «измам» в искусстве, но ни один из них, судя по его дальнейшей творческой биографии, так и не стал своим. Хотя некоторые портреты — прежде всего Ахматовой (1914, Русский музей) — выглядят классикой советского авангарда, скульптура хранится в Третьяковке, а прижизненными рисунками Ленина могли похвастаться немногие современники (у Альтмана вождь получился небронзовым, потому рисунки долго не печатали), после войны художник переключился на театральные декорации и книжное иллюстрирование. Это не было радикальной сменой амплуа, заниматься сценой и книгами он начал еще в 1920‑х. Так, Алексей Грановский в 1921 году пригласил его на постановку «Мистерии‑буфф», а в «Габиме» он оформил спектакль Евгения Вахтангова по пьесе Ан‑ского «Гадибук» (1922); с 1924‑го по 1928‑й был главным художником ГОСЕТа.

Среди выставленного — иллюстрации к повести «С ярмарки» (1948) и рассказу «Заколдованный портной» (1963), а также к «Еврейскому счастью» Шолом‑Алейхема (1925). Есть и эскизы костюмов к спектаклю «Отелло» (1940), и пейзажи Крыма, Нормандии и Верхней Савойи 1930–1940‑х годов.

[/part]
[phead]Хаим Сокол. «Каждая пуля, которую вы впускаете в нас, превращается в букву». Инсталляция. 2014.Собрание художника[/phead]
[part]

Рассказы двух городов

Вена, Еврейский музей,

до 19.4

Небольшая, но насыщенная выставка состоит из работ шести современных австрийских и российских авторов, таких как Ольга Житлина, Алиса Йоффе и Ганс Вайганд. Произведения, созданные на основе так называемых «меморабилей» — подлинных исторических предметов, из которых возникают новые артефакты, хранятся как в коллекции Венского музея, так и в российском обществе «Мемориал», некоторые выполнены специально для выставки (прошлой осенью в Москве ее первую версию показывали меньше трех недель).

Темой проекта стали история, память и забвение. Потому на увеличенном групповом снимке, выбранном Зенитой Комад из архива «Мемориала», можно видеть выскобленные, как на многих других советских снимках 1930‑х, лица — вместо них изнутри фотографии светят лампочки. А для инсталляции «Каждая пуля, которую вы впускаете в нас, превращается в букву» Хаим Сокол перелил свинцовые пули, которыми в годы Первой мировой стреляли по евреям Австро‑Венгрии, в печатные литеры.

[/part]
[phead]Ювеналий Коровин. В международном ателье. 1957. ГТГ[/phead]
[part]

Другой Коровин

Москва, Государственная Третьяковская галерея,

до 19.4

Ученик Константина Истомина, Ювеналий Коровин (1914–1991) вошел в историю искусства не только как живописец, но и как первоклассный иллюстратор, автор ключевых советских издательств. Печатался он и в тиражных журналах «Огонек» и «Вокруг света».

С его рисунками издавались Гоголь и Салтыков‑Щедрин, Маяковский и Агния Барто. Выходили с его иллюстрациями и книги Самуила Маршака — детские (на выставке показывают «Почту»), а не ранние, когда Маршак, пригретый Стасовым и Горьким, был откровенным сионистом, писал стихотворения в память о Теодоре Герцле и Марке Антокольском (кантату на последний текст сочинили Глазунов и Лядов), совершал поездку в Эрец‑Исраэль и переводил с идиша и иврита Хаима‑Нахмана Бялика. Маршак и позднее переводил еврейских авторов, но почти все эти тексты увидели свет уже после смерти поэта, как и цикл «Песни гетто», и ходивший в списках едкий ответ Алексею Маркову по поводу «Бабьего Яра» Евтушенко.

Тем временем в главном здании Третьяковки в Лаврушинском до 12 апреля открыта «Магия тела» — среди 200 работ выставили графику Серова и Петрова‑Водкина, Фалька и Кончаловского, Зальцмана и Вейсберга.

[/part]
[phead]Александр Бродский, Илья Уткин. Гора с дырой (фрагмент). Офорт. 1987–1990. Коллекция Юрия Аввакумова[/phead]
[part]

Бумажная архитектура

Москва, ГМИИ им. Пушкина,

до 12.4

Феномен советской «бумажной архитектуры» ограничен одним десятилетием. Ее первый успех связан с 1982 годом, когда Михаил Белов и Максим Харитонов выиграли международный конкурс «Дом‑экспонат на территории музея ХХ века», организованный журналом «Japan architect». Их работы отобрали и кураторы нынешней выставки в Музее личных коллекций Анна Чудецкая и Юрий Аввакумов, сам знаменитый «бумажник». Здесь много проектов не только музеев, но и разного рода кладбищ и кенотафов — традиция, восходящая к итальянским прародителям жанра. Гравюры Пиранези, его предшественников и последователей XVII—XVIII веков соседствуют с офортами мастеров наших дней, в том числе не участвовавших в журнальных конкурсах, как Вячеслав Петренко (на одном из офортов его серии «Фигуры пространства» можно найти воображаемую «площадь Марка», названную в честь Шагала). Представлены и проекты знаменитого творческого дуэта «бумажников» — Александра Бродского и Ильи Уткина. Сегодня они работают самостоятельно; Бродский создал в последние годы ряд блистательных инсталляций, о его большой ретроспективе мечтают многие поклонники.

[/part]
[phead]Студия Надара. Клео де Мерод (полное имя Клеопатра‑Диана де Мерод), танцовщица Парижской оперы. 1894. © JMW[/phead]
[part]

Феликс и Поль Надары

Москва, Дом фотографии / Мультимедиа Арт‑Музей,

до 26.4

Отец и сын Надары — едва ли не самая известная фотосемья в мире. Они запечатлели буквально всю парижскую богему второй половины XIX — начала ХХ века, от Шарля Бодлера и Альфонса Доде до Клода Мане и Марселя Пруста. Было портретировано и окружение последнего, не так давно появился альбом «Мир Пруста», составленный из снимков прежде всего младшего Надара.

Нынешняя выставка — пять лет назад ее уже показывали во французском Туре — состоит из портретов актеров и других знаменитостей. Особое место здесь занимают изображения Сары Бернар, любимой модели Надаров. Как и другая великая еврейская актриса Франции, Рашель (обе в свое время с успехом гастролировали в России), Сара Бернар была велика в трагических ролях. Феликс Надар начал снимать ее еще в середине 1860‑х, когда о славе Бернар только мечтала; отец и сын сопровождали ее на протяжении всей карьеры.

Надаров показывают в рамках девятой биеннале «Мода и стиль в фотографии». В ее программе также выставка «Альфред Эйзенштедт. Отец фотожурналистики», она откроется 15 апреля в Еврейском музее.

[/part]
[phead]Фрагмент выставки «Грамматика свободы /пять уроков». Март 2015[/phead]
[part]

Грамматика свободы

Москва, Музей современного искусства «Гараж»,

до 19.4

Собрание Музея современного искусства Любляны — на удивление качественное, по нему можно изучать историю искусства стран Восточной Европы и бывшего СССР последних полувека. Пять глав, посвященных как истории тела, так и трудностям, представленным в качестве объединяющей силы, объединили около 60 авторов и художественных групп, включая Илью Кабакова (инсталляция «Двадцать способов получить яблоко, слушая музыку Моцарта», 1997), Юрия Лейдермана, Виталия Комара и Александра Меламида.

Есть и «Психоделическое вторжение броненосца «Потемкин» в тавтологический галлюциноз Сергея Эйзенштейна», видео одессита Александра Ройтбурда (1998), автора серии портретов знаменитостей разных стран и эпох, от Пушкина и Гагарина до «Битлз», носящих капелюши, кнейчи и талиты.

[/part]
[/parts]

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The Free Press: Дэвид Мэмет: «Том Стоппард и я»

Том Стоппард — переживший Холокост, иммигрант, сын нерелигиозных евреев — создал самые английские и англофильские произведения. Очевидно, что он обожал Англию и наблюдал за своей страной так, как может только чужак. Он делал это с грацией и той глубиной юмора, которая означает лишь одно: любовь

Стоппард и его история

Стоппард оказался самым продуктивным и самым высококлассным драматургом эпохи. Он написал 34 пьесы для театра, радио, телевидения. Его интересы необъятны: от либеральных споров в дореволюционной России в трилогии «Берег утопии» и загадок квантовой физики в «Хэпгуд» до интеллектуального брожения в Англии начала XIX века в его шедевре «Аркадия»

Коричневая клоунада

Реакция «прогрессивных» СМИ на выход на большую арену неофашиста Фуэнтеса любопытна. Постоянно пугающие аудиторию «Гитлером‑Трампом» или «нацистом Маском», они, казалось бы, должны бить тревогу во все колокола. Но не тут‑то было. Основная тема, которая возникает в этой связи, — это раскол в MAGA, который‑де произвел или произведет Ник Фуэнтес