[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ МАЙ 2002 ИЯР 5762 — 5 (121)

 

СУДЬБА

Исаак Башевис-Зингер

 

Я часто навещал одного родственника, который жил на Парк-авеню. Он был юрист, специалист по капиталовложениям. Среди его клиентов было много довольно богатых вдов и пожилых незамужних женщин. Он часто устраивал вечеринки и приглашал их в гости.

Я встретил Бесси Голд на одной из таких вечеринок. Ей было за пятьдесят, она была маленькая, худая, с впалыми густо нарумяненными щеками. Ее желтые глазки были подведены голубой тенью, как перед выходом на сцену. Она красила губы оранжевой помадой и тем же цветом красила ногти. На ее жилистых волосатых руках были тяжелые браслеты с висячими побрякушками. Их позвякивание вызывало у меня в памяти звон кандалов каторжников. Она была похожа на чахоточную, и ее ноги в чулках в сеточку были тонкие, как палки. Мы сидели с шампанским в руках.

Бесси затягивалась сигаретой и запивала дым глотком шампанского. Я заметил, что шея у нее худая и синяя, как у ощипанной курицы, а грудь впалая и в веснушках. Ее большие, как у мужчины, уши украшали бриллиантовые серьги, торчащие из крашенных под блондинку волос. Она повернулась ко мне и спросила:

– Вы действительно писатель?

– Я стараюсь.

– А почему бы вам не написать о моей жизни? Не думайте, что я всегда была женщиной, попивающей шампанское. Я родилась в Европе. Мои родители говорили на идише. Я тоже знала идиш, но уже многое забыла. Мы жили на Ист-Сайде, как все иммигранты, и у моей матери были квартиранты, она их кормила и все такое. Зачем мне вам рассказывать, как тогда жили иммигранты? У нас были три темные комнаты и туалет в коридоре. Мой отец работал по пятнадцать часов в день на фабрике, где его ободрали как липку. Иногда он оставался ночевать прямо на фабрике, потому что к тому времени, когда он добирался до дома, уже нужно было вставать на работу. Были некоторые фабрики, где профсоюз не давал так грабить рабочих, но отец был робкий новичок, и его гоняли направо и налево. Он работал так долго и тяжело, что начал харкать кровью.

У меня были брат и две сестры, и они рано ушли из дома – эгоисты, которые не хотели поддерживать домашний очаг. А у меня всегда было чувство ответственности. Оно и было причиной всех моих несчастий. Мы с матерью работали как лошади. Я варила, жарила, бегала на Садовую улицу за покупками, стирала белье квартирантов и еще находила время читать книжки. Я не кончила школу, но научилась английскому достаточно хорошо, так что могла давать уроки иностранцам. Чем я только ни занималась! Отец после долгих мучений умер, и мать совсем сломалась и душевно, и физически. Она все ходила на кладбище и плакала над папиной могилой. И уже не было никакого смысла держать квартирантов, поэтому я пошла на работу в магазин драпировщицей. Вы знаете, что это такое? Они надевают платье на манекен, а вам надо подогнать его по мерке. Другие этому долго учатся, но я была удивительно способна. Я могла заняться любым делом и через три дня знать все. И конечно, наживала себе врагов.

С самого детства я была старше своих лет. Мама звала меня «маленькой старушкой». Она приехала из Польши, а папа был «литвак», он приехал из Литвы. Я всегда всего боялась, вечно думала, как обеспечить семью. Я стала вместо мужа для моей матери. Каждую пятницу я приносила ей мою получку. Я не брала себе ни пенни. Другие девочки, включая моих сестер, ходили с мальчиками и наслаждались жизнью. Но у меня была цель: выйти замуж за достойного молодого человека, иметь дом, детей. Чего вы не пьете? Немного шампанского вам не повредит.

Если бы я могла вам рассказать, что я пережила! Это заняло бы три тома. Я скажу короче. Я таки встретила молодого человека. Мы влюбились и поженились. Он был высокий красивый юноша. О лучшем, казалось, и мечтать было нельзя. Родные просто не верили, что я смогла отхватить такого парня. Он приехал из Румынии. И тем не менее я скоро поняла, что влипла. Он не любил работать. Сегодня он имел работу, а на завтра ее терял. Я скопила пару сот долларов, и мы сняли квартиру в хорошем районе. Я заплатила за мебель, за все, даже оплатила счета за наш медовый месяц в Элленвилле. Такая уж у меня была судьба с самого начала.

Я очень скоро поняла, что он что-то скрывает от меня. Сосед часто вызывал его к телефону: у нас своего не было. Он стал получать письма в розовых конвертах. Он запихивал их в карман и никогда не вскрывал в моем присутствии. Я думала, что он завел кого-то на стороне, но я так устроена, что и не слишком беспокоилась. Лишь бы он возвращался вечером домой. Я знала свое место. А что я могла ему предложить? До моего замужества, когда я ссорилась с матерью, она называла меня доской. Такие слова западают вам в память и отравляют кровь. Когда мой муж целовал меня, мне хотелось плакать, будто он сделал мне великое одолжение. Однажды он исчез со всеми нашими сбережениями. Он даже взял с собой мои драгоценности. Я его больше никогда не видела.

– И никогда не слыхали о нем?

– Никогда. Я заявила в бюро розысков, но про себя думала, что если он меня не хочет, то чего мне его искать? Насильно мил не будешь. И я вовсе не хотела засадить его за решетку. Он был отцом ребенка, которого я носила под сердцем.

Я вам обещаю, что долго не задержу. Но это голые факты. Я родила девочку. Словами нельзя описать, что я чувствовала, когда стала матерью. Меня он бросил, это правда, но несколько месяцев я была с ним счастлива. Всю жизнь я была окружена старыми девами и кретинами, и если сравнивать, то мне просто улыбнулось счастье. Я дала себе зарок, что моя дочь никогда не будет знать нужды. Она получит все, чего мне не было суждено иметь, – хороший дом, образование, красивые вещи, все, что ее сердце пожелает. Как я это устроила?

Я нашла добрую женщину, разведенную, которая поселилась у меня и стала ухаживать за моей дочкой. Моя мама умерла, и я пошла работать продавщицей одежды в магазин. И я так хорошо работала, что меня сделали помощником закупщика. Помощник закупщика редко становится закупщиком, но я каким-то образом – а кто я? – зеленая, неопытная девочка с Ист-Сайда! – стала-таки закупщиком в одном большом магазине! Не смейтесь. Это было достижение.

Другие закупщики умели хорошо провести время. Некоторые из них не считали для себя зазорным брать взятки у фабрикантов. А я как дура работала на хозяина. Но я все равно хорошо зарабатывала и могла послать Ненси в частную школу. Она всегда получала все самое лучшее. Единственное, что я не могла ей дать, – это отца. Я могла бы выйти замуж. У меня был оформлен развод. Но тех, кто меня хотел, я не хотела. Мужчина должен мне нравиться. Если он дурак или зануда – он меня раздражает. Были такие, которым нравились мои деньги, – полусутенеры, паразиты. Я знала, что каждый мой цент принадлежит Ненси. Она выросла высокая и красивая. Это у нее от отца. В комнатах становилось светлее, когда она приходила домой. Она была блондинкой с голубыми глазами, она была похожа на шиксу[1]. Когда-нибудь я покажу вам ее фото. У меня три альбома с ее фотографиями.

– С ней что-нибудь случилось?

– Б-же сохрани! Не то, что вы думаете. Она жива и здорова. Пусть она, как говорят наши евреи, живет тысячу лет. Она сделала то, что сделал ее отец. Она ушла от меня. Когда я ей была нужна, я была мамочка, мамуля, дорогая мама. Как только она закончила Смит-колледж – а вы знаете, что это такое! – она нашла богатого парня, окончившего Гарвард. И она начала придираться ко мне. Я все предвидела. Я точно знала, чем все это кончится, я знала это наперед, как знаю, что мы с вами сегодня будем ужинать, пить кофе и пойдем домой. Как я это знаю, мне и самой не совсем ясно. Некоторые считают, что у меня дар телепатии. Я думаю о ком-то, кого не видела десять лет, и вдруг открывается дверь, и он там стоит... Короче говоря, я сделала свое дело, и во мне больше не нуждались.

Я должна сказать, что с годами добилась многого. Мои успехи по закупке платьев отмечались в газетах. Я ездила в Париж, Лондон, в Рим, и все, что я привозила, женщины буквально выхватывали из рук. Если бы я открыла свою фирму, я бы была очень богатой женщиной, но мне и так хватало на прекрасную квартиру и на то, чтобы избаловать мою дочь.

И она таки превратилась в совершенно бессердечную. Она знала только одно слово: я, я, я... Она обращалась со мной, как со служанкой. Ее богатый жених называл меня вульгарной шахрайкой[2] с Ист-Сайда, и этого было достаточно, чтобы моя дочь меня презирала. Она даже не скрывала своих чувств. Я ей сказала: «Я не знаю, кто из нас вульгарнее». Когда она это услышала, она так рассвирепела, что плюнула на меня, она буквально плюнула мне в лицо и заорала: «Мой отец был прав, что избавился от тебя! И я люблю его за это, хотя никогда не видела! А ты – торговка с Садовой улицы, вот ты кто!» Она даже пыталась ударить меня!

Я увидела, что больше ей не нужна и сказала: «Это все!» Она тут же собрала свои вещи.

Она тоже взяла мои драгоценности, как это сделал ее отец. Она хлопнула дверью и ушла. И все-таки я думала, что она отойдет. Ну скажите, что я такого сделала? Внутренний голос сказал мне: «Ты ее больше никогда не увидишь». Когда она ушла, мое сердце затвердело как камень, и кровь замерзла у меня в жилах. Я знала, что пришел мой конец и просила Б-га о скорой смерти.

Есть минуты, когда жизнь ничего не стоит. А почему еще люди кончают самоубийством? Я упала в кровать и пролежала неделю. Это было перед Рождеством, а я лежала, и нервы у меня были как обнаженная проволока, и я не могла даже проглотить ложку воды. И я уже тогда поняла, что нет таких мучений, которые я не смогла бы вынести. Кто-то называл меня когда-то мазохисткой. А я даже не знала, что означает это слово. Такие люди дают себя мучить для удовольствия. Я лежала, как побитая собака, и зализывала свои раны, пока чувство ответственности, заложенное во мне с детства, не одержало верх.

Теперь я вам расскажу что-то, во что вы не поверите! Если у вас есть еще пара минут, послушайте.

– Ну, конечно, я слушаю...

– Говорят, что чудес не бывает, но то, что случилось со мной, – это чудо! Однажды в мой кабинет пришел мужчина. Не молодой. Не старый, около пятидесяти, высокий, интересный, с седыми висками. Он был фабрикант и приехал по делу. Мы поговорили о ценах, о модах, о капризах покупателей. «Кто знает, что любит женщина?» – говорит он. «А что, разве можно предсказать, что любят мужчины?» – спрашиваю я. А это было то время, помните, в сорок восьмом, когда Уинтроп Рокфеллер женился на дочери литовского крестьянина, и все газеты были полны этой новостью. «Да, – говорит мой гость, – мужчина точно знает, что он любит!» – «Ну и что же он любит?» – «Я, например, люблю вас». В нашем бизнесе привыкли подшучивать друг над другом, но что и говорить, я женщина малопривлекательная. Когда-то мужчины пытались еще меня соблазнить, но дальше этого дело почему-то не шло. Я привыкла к одиночеству. Это стало моей второй натурой.

Я ему говорю: «Спасибо за комплимент». «Это не комплимент, – отвечает. – Вы как раз такого типа женщина, который меня всегда привлекал». – «Откуда вы знаете, что я не замужем?» – «Потому что вы не носите обручального кольца».

Что вам долго рассказывать? Он говорил это совершенно серьезно. Он забыл, зачем пришел. Он тут же сделал мне предложение. Я думала, что он шутит. Такой красавец и богатый, как Крез. Он был вдовец без детей. Что он во мне увидел? В те дни я всегда была усталая. Я хорошо одевалась, но что одежда значит для такого человека, как он? В тот вечер мы ужинали вместе. Мы сидели в ресторане, и он говорил мне, что Б-г послал меня ему. Теперь слушайте. Он вынул чековую книжку и сказал: «Здесь чек на двадцать пять тысяч долларов. Достаточно ли для вас, чтобы убедиться в серьезности моих намерений?» Я вдруг испугалась. «Вы же меня совсем не знаете», – говорю я и начинаю рассказывать ему о своей жизни. А он мне рассказывает о своей. Он был женат на богатой женщине с тысячью капризов, которая изменяла ему направо и налево. Ресторан уже закрывался, мы были последними посетителями. Официанты бросали на нас косые взгляды и постепенно гасили свет. Мы вышли на рассвете. Да, это была любовь с первого взгляда! Я не понимаю, что он во мне увидел. И это всегда было для меня загадкой. Он объяснял это так: ему нравился определенный тип женщин, и он искал именно такую женщину. Я была его идеалом. Просто смех, извините меня.

Женщина засмеялась. Слезы текли из ее глаз, она утирала нос. Браслеты на ее руках глухо звенели. Когда она отвела платок от лица, оно было совсем другим. Оно было похоже на лицо религиозной женщины, которую прервали во время молитвы. Мешки под ее глазами набухли. Я сказал:

– Вы поженились, и он умер.

– Да. Вы тоже телепат! Вам, должно быть, рассказывал обо мне ваш родственник... Те несколько лет, что мы провели вместе, были самыми счастливыми годами, которые можно только вообразить. Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Он был сильный и здоровый, просто гигант... Мы поужинали и готовились пойти в театр. «Надень свою норковую накидку, потому что на улице холодно», – сказал он. Это было в ноябре. Если бы я вам перечислила все, что он мне купил, путешествия, в которые мы ездили, и отели, в которых мы останавливались, то это бы заняло слишком много времени. Казалось, что там, на небе, решили, что Бесси должна иметь пару счастливых лет. Он подошел к шкафу, взял мою норку и упал как подкошенный. Он даже не вздохнул. Я стала кричать, кричать как сумасшедшая. Прибежали соседи. Он был мертв.

Надо ли вам говорить, как я его любила? Доброе слово, просто улыбка – и я на седьмом небе. Для меня достаточно, если кто-нибудь не оскорбляет меня. Если бы Б-г хорошо ко мне относился, он бы забрал туда в ту же минуту. Мое единственное желание было – умереть. У меня не было смелости взять веревку и повеситься или прыгнуть из окна. У меня не было на это сил. Это могут сделать те, кто не привык к страданиям. Я мучалась с самого детства, и даже в эти короткие счастливые годы я все равно предчувствовала, что все плохо кончится. В известном смысле в эти годы я страдала больше, чем когда бы то ни было.

Дайте мне рассказать, что случилось с нашей собакой. Для нас было поздно иметь детей. У мужа был замечательный пес, датский дог. Он был огромный, как теленок, и умный. По крайней мере, я так думала. Когда я его прогуливала, все останавливались посмотреть. Мой муж с ума по нему сходил. Я дразнила его, что он любит свою собаку больше, чем жену.

Когда умер муж, все, что у меня осталось, это была собака. Я не говорю о деньгах. Муж оставил мне целое состояние. И я знаю, что его сокровенным желанием было, чтобы я хорошо относилась к его собаке. А к кому мне еще хорошо относиться? Что можно сделать для собаки? Все, что можно было делать, я делала. Этот пес жил в роскоши. Каждый день отбивная. Дважды в день я его выгуливала, и мне кажется, что это он вел меня на поводке, а не я его. Он волочил меня куда хотел. Прохожие смеялись. Я знала, что его избаловала, но я также знала, что ничто не могло заполнить пустоты моей жизни.

У нашего дога были человеческие глаза. Я разговаривала с ним. Он садился, и казалось, что он понимает каждое слово. Может быть, действительно понимал. Недавно я читала статью о животных. Там говорилось, что они могут читать наши мысли и что они ясновидящие. Я верила, что наш пес вот так же понимает меня. Он ел из моих рук. Я его мыла и причесывала. Я заказала норковую шубку, которую он носил в холодную погоду. Ночью он спал на моей постели. Я много раз пыталась его отогнать, потому что он был такой огромный, такой тяжелый. Это как будто лев спит у вас на ногах. Только он был не из тех, кого можно легко прогнать.

У моего мужа было много друзей и родственников, но после его смерти они все оставили меня. Не спрашивайте меня, почему. Такая у меня судьба. Они никогда не были ко мне особенно дружелюбными, даже когда он был жив. Что я им сделала? А что я сделала плохого моей дочери?

Вы не поверите, но я вдруг обнаружила, что пес стал меня ненавидеть. Он стал злым и по временам даже свирепым. Он больше не клал мне лапы на колени, чтобы облизать мое лицо. Когда я пыталась его погладить, он рычал, как волк. Может быть, он что-то имеет против меня и хочет это мне сказать, думала я и пыталась себя успокоить, говоря себе, что все это – мое воображение, мой комплекс неполноценности. Но больше я не могла выносить его скверный характер и злобный взгляд. К счастью, собака не может собрать свои вещи и уйти. Я не могла ее понять. Если кто-то по-доброму относится к животному, оно обычно предано этому человеку. И не было никого, с кем я могла бы посоветоваться, да и стыдно было! Сначала пес не слушался и вел себя, как испорченный ребенок. Потом он начал лаять при моем появлении и скалить зубы. Он казался одержимым. Я боялась оставлять его на ночь в моей кровати и запирала его в кухне. Я хотела его отдать кому-нибудь, но потом я подумала о своем муже и о том, как он любил его, и была просто не в силах сделать это. Но кто знает, что происходит в голове у животного? У него тоже свое настроение, и я думала, что он исправится.

Однажды я вернулась из ресторана, где я ужинала, одна, конечно. Я взяла пса на поводок, чтобы с ним погулять. Вдруг он остановился, встал на задние лапы и стал дружески лизать меня, как он когда-то это делал. «А, ты хочешь помириться? Мазл тов![3]». Я наклонилась, чтобы его поцеловать, и тогда, мой друг, случилась ужасная вещь! Пес впился мне в нос и почти откусил его! Вот почему на мне столько косметики. Мне надо скрыть шрам.

В тот вечер я думала, что изуродована на всю жизнь или истеку кровью до смерти. Я была одна в доме, и я подползла к телефону, вызвала скорую помощь. Кровь хлестала из меня, а пес прыгал на меня и рвал зубами мою юбку. Его потом пристрелили. А что делать с таким монстром? Когда мне ответили по телефону, я потеряла сознание. Очнулась в больнице. Мне сделали операцию, потому что я не могла дышать. Когда я поправилась, мне сделали пластическую операцию.

Я говорила вам, что никогда не видела больше своей дочери. Это не совсем точно. Она пришла навестить меня в больницу сразу после операции, и я еще не отошла от наркоза. Я ее видела как в тумане. Она что-то говорила мне, но я до сего дня не знаю, что. Она изменилась. Лицо стало твердым. Это был не мой ребенок. Она была разодета. Я, должно быть, думала, что это галлюцинация, а потом медсестра сказала, что приходила моя дочь. И это был последний раз, когда я ее видела.

Я провела три недели в больнице, а потом две недели в частной клинике для пластической операции. Это стоило больших денег, но, учитывая все эти обстоятельства, операция прошла успешно. О моем случае было написано в медицинских журналах. Но душевную рану, которую я получила, не могут вылечить ни доктора, ни психоаналитики. Когда от вас уходит муж, когда от вас бежит единственная дочь, когда собака, которую вы кормите и холите, хочет вас загрызть – ведь должна быть тому какая-то причина? Ну что это? Неужели я такая злая, безобразная, нудная? Можете не отвечать. Я уже ничего не ожидаю ни от людей, ни от зверей.

С тех пор я живу совершенно одна. Знакомые мне предлагали взять попугая или канарейку, но я сказала: «Пес, которого я любила, укусил меня. Птица наверняка выклюет мне глаза. Такие люди, как я, – порченные».

Некоторое время мы оба молчали. Потом она спросила:

– Ну и что это все значит?

– Вы назвали это судьбой.

– А что такое судьба?

– Судьба – это капкан.

– Я тоже ставила капканы другим. Ну давайте допьем наше шампанское. Будьте здоровы, лехаим!

Мы чокнулись. Она сделала глоток, скривилась и облизала губы. Потом вопросительно, с печальной улыбкой посмотрела на меня. Сквозь слой краски и косметики на лице проглядывали шрамы и морщины.

– Я себя не обманываю, – сказала она. – Я знаю: все это из-за меня. Даже то, что случилось с этой собакой.

– Почему вы так думаете?

Женщина не ответила. Что-то странное и злорадное появилось в ее взгляде. Я даже не знаю, что это было: жалость к себе, гордость, скрытое удовлетворение от того, что она несет в себе опасность для себя и для других? Внезапно я понял, что хотя она и говорила так искренне, очень много в ее истории осталось недоговоренным. Я поверил в сверхъестественную силу, заложенную в этой хрупкой разговорчивой женщине с ее кошачьими движениями. Меня охватило желание уйти от нее, мне было страшно оказаться втянутым в ее странные комплексы. Мне показалось, что она поняла, что испугала меня. Ее желтые глаза посмотрели на меня с хитрым упреком.

– Идите, идите, вам лучше пойти к другим гостям, – сказала она. – Такая судьба, как моя, – заразная.

 

Автор перевода с идиша редакции неизвестен



[1]  Девушку нееврейского происхождения

 

[2] Крикливой, невоспитанной женщиной

 

[3] Поздравляю!

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru