[ << Содержание ] [ Архив ]       ЛЕХАИМ МАРТ 2003 АДАР 5763 – 3(131)

 

 

Йосеф Лиокумович:

«Танах я полюбил на всю жизнь»

 

В этом номере «Лехаима» мы открываем новую рубрику, в которой намерены публиковать произведения начинающих авторов. Предлагаем вниманию читателей произведения дебютанта, из Казахстана.

«Меня зовут Йосеф Лиокумович, точнее, Йосеф – мое еврейское имя, а первое – Женя, – пишет он. – Я родился и живу в Алма-Ате, который собрали в своих горстях горы Заилийского Алатау. И каждое утро вид из окна напоминает о том, что находишься в чьих-то бережно сомкнутых ладонях...

Мне 16 лет, и я учусь в десятом классе. Последние два года – в алмаатинской еврейской школе фонда «Ор Авнер». Все, что я знаю о еврействе, я получил от своих учителей: Мэни, Шеваха и Меира. Но то, что я чувствую свое еврейство, дали мне родители.

Весной 2001 (5761) года произошло очень важное для меня событие – я побывал на всемирном конкурсе по Танаху в Израиле. Танах я полюбил на всю жизнь и никогда не расстанусь с этой книгой. С ее красотой и тайной я связываю свое будущее, а на него у меня много планов: изучать математику, теоретическую физику, иудаизм и русскую литературу...

Я очень благодарен этому удивительному еврейскому миру, возникшему на просторах бывшего Советского Союза, за многих замечательных друзей по всему СНГ. За то, что можно говорить и быть услышанным, за ощущение причастности и единства, за уверенность, что ты не одинок, за возможность вместе переживать за Израиль и бесконечно долго туда собираться...

Вот и все, что могу рассказать о себе. Об остальном я стараюсь писать».

 

 

* * *

Путь к фараону

И еще Всесильный сказал Моше:

«...И придешь ты со старейшинами

Израиля к царю Египта...»

Шмойс, 3:18

И пошел Моше с Аароном, и собрали они

старейшин сынов Израиля... А затем пришли

Моше с Аароном и сказали фараону...

Шмойс, 4:29, 5:1

 

Б-г повелел, чтобы к фараону пришла делегация представителей еврейского народа – люди авторитетные и отвечающие за свой народ перед миром. И Моше созвал этих людей, чтобы идти к фараону. Но до покоев фараона дошли только два брата.

 

Кто установит здесь границу,

Отбросив посох, скажет «Нет!»,

Сощурив глаз, сомкнув ресницы,

Не пропустив слепящий свет,

Откажется о волны биться

В потоке ежедневных бед,

Кто понадеется укрыться,

Молчаньем сделать свой ответ,

Все камни, голоса и лица

Забыть, забыть весь этот бред,

Счастливым, глупым притвориться,

Завесить памяти просвет,

Как окна, затемнить глазницы,

Того... Того потерян след,

На желтой скрученной странице

Не отыскать сквозь сотни лет.

Чтоб от дороги отделиться,

Тропа срывается в кювет...

Из букв расчерченных и строгих,

Из черных каменных пород

Бежит дорога. Но для многих

Приятней долгий путь в обход,

Назад, подальше от дороги!

Не выдержат такой поход

И подогнутся наши ноги!

Лишь двое не сломились под

Давленьем ледяной тревоги,

Лишь двое движутся вперед.

Ворота – устье у дороги.

Как лодка среди буйных вод,

Встречают первые пороги,

Пересекают этот вход

Они, идут на холм пологий,

Затем спускаются, как в грот,

И видят, наконец, чертоги

Властителя, и крепкий свод

Их давит темнотою, боги

Ведут по стенам свой обход,

И самый страшный –

шестирогий...

Тогда он начал: «Мой народ...»

 

Коэлет

Великий Израильский царь

Обратил свое сердце постичь,

Зачем живет всякая тварь

И ради чего нужно жить.

И понял тогда Коэлет,

Что все – суета сует.

Великий еврей и мудрец

Обратил свой разум понять

Когда же придет конец,

И как ему умирать.

Но шанса избегнуть нет,

И все суета сует.

 

Великий мыслитель веков

Искал то время, когда,

Избавившись от оков

Приходит мир навсегда.

Но вот уже тысячи лет

Все суета сует.

 

Великий богач всех краев

Пытался найти различье

Меж судьбами нищих рабов

И силой, богатством, величьем.

Но много в успехе бед,

Ибо все суета сует.

 

Проделав огромный труд,

Не выяснил смысла муж,

Но в вечности будет суд

Для всех человеческих душ

В этом и есть ответ

На суету сует.

 

Пурим

Нет речи, нет слов,

не слышен голос их.

Но по всей земле проходит черта их,

до окраин вселенной – слова их.

Теилим, 19:4=5

Блистает царская одежда,

Сливаясь с блеском царских залов,

И царски вина льются между

Сапфиров, жемчугов, кораллов.

 

Царь празднует уже пол года,

А на дворе, в саду дворцовом

Пир для незнатного народа –

Так царь велел в указе новом.

 

Шушан, от мала до велика,

Охвачен новым сим законом.

И вместо уличного крика

Базар наполнил пьяный гомон.

 

Войска Параса и Мадая,

Что так во всех боях упорны,

Лежат на ложах, припадая

К златым сосудам разной формы.

 

Вино взрывается весельем,

Веселие вином стекает.

Событий будущих преддверьем

Сердец тревога

не сжимает.

 

Сияет зал, весь в белых тканях,

А перст невидимый и властный

На них наносит очертанья

И знаки истинного царства.

 

По тканям: хлопку и синете

Бегут невидимые строки.

Диктуют людям буквы эти

Рождения и смерти сроки.

 

«Мэнэй» звенит. И срок отсчитан.

Веленье царское явиться

Отвергла, и в покое, скрыта

От глаз чужих, лежит царица.

 

«Мэнэй» – и арфа заиграет.

Властитель, Вашти отвергая,

Царицей новой избирает

Воспитанницу Мордехая.

 

«Тэкэль» – и закачались чаши.

Злодей кровавый пур бросает.

Пред ним колен не преклонявший

Еврей одежды раздирает.

 

«Пэрэйс» – и воздух рассекает

Веревка. Древо закачалось,

Как будто ветер набегает,

Подул – и гари не осталось.

 

 

ОДНА НОЧЬ ИЗ ЖИЗНИ СУДЬИ

Небо раскинулось прямо над го­ловой. И звезды... «Сумеешь ли сосчитать их?» - спросил де­душка очень давно. Он вспом­нил голос дедушки, его взгляд, его свет. Все, что окружало его, было све­том, даже этот старый посох, даже кис­точки на краях его одежды. «Что бы ты сказал мне сейчас, дедушка?» - он думал так в самых тяжелых боях, и рука его об­ретала силу, и казалось, что он слышит дедушкин голос...

Он лежал на траве. Легкость наполня­ла его, и весь мир кружился вокруг него. Он коснулся травы. Потом осторожно приник лицом к земле и почувствовал ее запах. Трава - молоко, земля - мед. И звезды. Он не видел раскинувшихся по равнине шатров: темнота скрывала стан, но он чувствовал их, и звезды были как будто их отражением. Там, наверху, такой же народ остановился на ночлег, чтобы с первыми лучами солнца вновь отпра­виться в путь.

Радость была в каждой мышце. Не­ужели можно спать в такую прекрасную ночь? Неужели все эти звезды, эта земля и трава были сотворены просто для того, чтобы мы всё проспали?

Он вскочил и побежал вверх по склону к стану. Вдруг в свете заходящей луны он уловил чью-то тень у старого колодца, оставленного одним из бежавших в ужа­се племен. Мгновенно он проскользнул по траве и оказался у ее ног. Она сиде­ла на камне и смотрела вдаль. Ветер развевал ее волосы, скользил по коже, быстро касался длинных ресниц, и слабый свет луны выявлял в темноте ее профиль...

-          Дай мне глоток воды из кувшина твоего!

Она вскрикнула.

-           Отниэль, как ты напугал меня!

-             Неправильный ответ! Ты должна сказать...

-          Хорошо, хорошо, - она улыбнулась. - Пей, господин мой!

Он выхватил кувшин.

-           Отниэль, отдай кувшин! Папа просил принести воды!

-          А кто же напоит меня и моих верб­людов? Нет, видно, эта девушка не подой­дет сыну моего господина...

-           Я что-то не вижу ни одного верблю­да. Хотя, если ты заменяешь их... Кстати, что ты здесь делаешь так поздно?

-          Это страшная тайна... На самом де­ле я не еврей, а амалекитянский шпион, царь амалекитян дал мне тайное поруче­ние украсть самую красивую еврейскую девушку Ахсу! Все это время я выслежи­вал тебя, чтобы сегодня ночью...

Она отвернулась.

-          Это не смешно... В такую прекрас­ную ночь даже имя этого народа не долж­но упоминаться.

Она посмотрела на звезды.

-             Прости, я не хотел. Как твой отец?

-             Вроде нормально... Но ему тяжело. Их только двое во всем стане, пережив­ших ВСЕ ЭТО. С того дня, как он побывал в Хевроне, он не может думать ни о чем другом... Какой ужас: они были у самой цели, оставался только шаг...

Ветер усилился; он шевелил ее воло­сы, нежно украшая и причесывая их.

-          Ахса, я люблю тебя. Она опустила глаза.

-           О чем ты подумала?

-              Помнишь, «...и служил Яаков за Ра-хель семь лет, и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее».

Вдруг ветер прекратился. Она вскочи­ла, взяла кувшин из его рук. И сказала:

-             Мне надо идти. Папа ждет. Потом немного постояла, как будто

еще сомневаясь: уходить или остаться.

-            Спасибо за то, что ты сказал мне. Первой я бы никогда не решилась...

Как тень она проскользнула по мягкой траве и исчезла.

Он сидел возле камня, где только что была она, и думал. «...Показались ему за несколько дней...» А что он, Отниэль, го­тов сделать ради нее?

Уже светало. Он встал и пошел между оживающими шатрами. Звезды медленно исчезали с небосвода - скоро и мы долж­ны отправляться. Иеошуа вышел из свое­го шатра. Он выглядел бодрым, но Отни­эль знал, что всю эту ночь он тоже не смы­кал глаз - молился, пытался понять: побе­ду или поражение принесет этот новый день?

Иеошуа давал быстрые короткие ука­зания, все больше людей подходило к его шатру. Только сейчас Отниэль заметил два приближающиеся к стану силуэта. На­верно, они проделали очень большой путь: одежда на них была сильно изно­шенной и рваной, ослы шли понуро, еле перебирая ногами.

А он рассеянно смотрел на новый день и все думал: «Что я готов сделать ради нее? А ради своего народа? А ради Него? Что бы ты сказал мне сейчас, дедушка?» И как будто слышал ответ: «...всем сердцем своим, и всей душою своей, и всем существом своим».

 

 

ДЕНЬ ОГНЯ И СОЛИ

 

 

Среди лесов, унылых и заброшенных,

Мы оставляем хлеб в полях нескошенным,

Мы ждем гостей незваных и непрошеных.

Своихдетей.

О. Мандельштам

На двух ногах держится мир, и первая нога -S-om city, а вторая но­га - На Mora city. Креп­ко, надежно уперлись эти ноги в землю, можно сказать, вросли в нее, так что уже не собьешь, не выру­бишь. А в чем их сила? В непохожести. В том, что полной своей противоположно­стью друг друга дополняют.

Нет человека, который, единожды по­бывав в S-dom city, не был бы поражен и одурманен его красотой, его разнообра­зием. Он воплотил в себе все, что соби­рало и хранило человечество веками, по­дытожил, поставил точку во всех культур­ных поисках общества. S-dom city - глав­ное место паломничества, столица всех мировых религий. Тут протекает вся куль­турная жизнь, это и курорт и научный центр одновременно. Вся элита общества сконцентрирована здесь: художники, вра­чи, писатели, поэты, лучшие в мире акте­ры и режиссеры, скульпторы, короче, та­кого тут можно повидать и встретить на каждом углу, что даже у самого закорене­лого прагматика через пару минут пребы­вания на проспектах этого города голова начинает идти кругом... Да. S-dom city -город экстраординарный, весь кричащий и яркий.

На Mora city зато - город совсем дру­гого стиля и направления. Он, как гигант­ский улей, муравейник, где каждый знает свое дело, действует уверенно, быстро и точно, и все эти действия срастаются в один безупречно работающий механизм. В серьезных стоэтажных громадинах На Mora city, высеченных как будто из цель­ного стеклометалического куска, крутится половина всех денег нашей планеты. Лю­бого, кто попадает сюда, моментально захватывает течение бизнеса, вместе с воздухом втягивает он страсть к "деланью денег", потому что На Mora city - единст­венный город, в котором каждый реально может стать миллиардером.

И ведь связь между этими двумя опо­рами, столпами нашего общества, заклю­чается не только в том, что в На Mora city находятся продюсеры для актеров и ре­жиссеров и меценаты для художников и поэтов из S-dom...»

Дальше на шершавой поверхности га­зетного обрывка было небольшое черное пятно с дыркой посередине, за ним еще можно было разобрать «Нет, не это...», но остальной текст уходил за обуглившиеся края.

Плавий выпустил лист из рук и тот, подхваченный легким ветром, вместе с пеплом унесся прочь по пустынной ули­це. Плавий никак не мог понять, зачем эта до ужаса бездарная и безграмотная рекламная статейка, не предназначенная ни для каких других целей, кроме завле­чения туристов, была брошена в огонь. Может, все дело в авторе - каком-нибудь нищем журналисте, не научившемся пи­сать в духе времени, а потому постоянно чем-то восхищающемся и кому-то подха­лимствующем, так что он даже сам не может понять, кому и зачем? По какому принципу они выбирают? Может, они просто кидают все, что попадается под руку? Хотя нет, наверное, эта рекламка попала туда случайно, и ее тут же выхва­тили, не дав сгореть до конца. «Да, - по­думал Плавий, - я уже совсем ничего не понимаю... Так она и приходит... Сначала ты просто почти ничего не понимаешь и почти ничего не можешь сделать, а по­том мертвеешь, мертвеешь... Чем отли­чается еще живой старик от уже мертво­го? Почти ничем». И тут же ему пришла мысль, что все это он подумал принуди­тельно и совсем неестественно. Не в со­знании приближающейся смерти кроет­ся главная причина беспокойства, кото­рое все чаще и чаще терзает его послед­нее время. То есть в нем, конечно, но это не то, что соответствует целому блоку образов и штампов под названием «старческая меланхолия из-за понима­ния собственной бесполезности». Есть что-то еще. Плавий вспомнил, что по­добные приступы сжатия в груди он ис­пытывал перед Великой Народной. Мо­жет, это как-то связано с Дядей? Неуже­ли он опять встретит Дядю? Плавий вдруг улыбнулся и повеселел от этой бе­зумной идеи. Хотя, что в ней безумного? Могли он, неразумный, глупый Плеавр, предположить тогда, во время разделе­ния, что они встретятся снова, да еще и при таких обстоятельствах. Почему бы чуду (а если в жизни происходит нечто, к чему Дядя имеет хоть какое-то отноше­ние, то оно непременно должно быть чу­дом) не повториться?

Остатки мимолетной радости улетучи­лись, и беспокойство вновь сдавило Пла-вия. Ярко пронеслись у него в голове два эпизода: он уже дважды навсегда расста­вался с Дядей. Это было необходимо, он был вынужден сделать это! Первый раз сам Дядя просил его об этом, второй раз Цивия так упорно не хотела покидать S-dom city, а Дядя, конечно же, не мог ос­таться - такое даже представить невоз­можно... Откуда же у Плавия этот вечный мерзкий осадок, как будто можно было избежать всего этого, как будто можно и сейчас все исправить, все вернуть? Ко­нечно, бред.

Улица была пустынна, изредка проез­жали машины и автобусы. Такая сонли­вость воскресным утром стала теперь обычным делом для города, тем более -здесь, на самой окраине. Город отсыпает­ся после активной ночи...

Профессор Плавий (Плеавр по пас­порту) Лотт жил в своем частном доме, что было большой редкостью для S-dom city. Многие мечтали перебраться в свой дом из тесных квартирок в панельных многоэтажках, но мало кому это было по карману. Дом, однако, находился далеко от центра: в том месте, где главный про­спект города - Bera str. - резко сужался и превращался в обычную загородную трассу. Из-за такой удаленности профес­сору Лотту каждый день приходилось тра­тить на дорогу более получаса, сейчас же из-за постоянных заторов и пробок на это могло уйти и более двух часов.

Сандалии беззвучно касались ас­фальта, погода была светлой и тихой, свежий ветер дул легко. Подобная про­гулка всегда доставляла Плавию удо­вольствие. Но беспокойство со вчера му­чило его, мучило непрерывно, и он никак не мог отвлечься. Плавий вспомнил, как три дня назад возвращался с работы. Издалека увидев огромный огненный столп, взвившийся до самого неба, он решил все-таки посмотреть на это. Пла­вий подъехал к центральной площади и вышел из машины.

Самого костра видно не было из-за толпы людей, окруживших его. Огонь жар­ко играл за и над их головами. Толпа со­стояла в основном из подростков 14-17 лет, но были там и люди постарше - за 20, а то и за 30. Они равномерно рассеялись среди подростков и держались особенно уверенно и жестко, были одеты в черное, и слегка прищуренными немигающими глазами неотрывно смотрели в огонь. Вся толпа была сильно возбуждена, дерга­лась, подпрыгивала и что-то орала - напе­ребой и неслаженно, так что невозможно было разобрать слов. Огонь бешенство-вал, трещал, был громок и ярок.

Плавий подумал, что такой огромный костер не получился бы из кучки книг, они, наверное, добавляют туда какое-то специальное топливо... Он отошел в сто­рону и сел на скамейку так, чтобы удобно было наблюдать за толпой и при этом находиться на достаточном от нее рас­стоянии. Прошло около получаса. Толпа все разрасталась, к костру двигались но­вые группки людей со стопками книг и охапками газет. Среди них встречались уже вполне солидные мужчины средних лет и прилично одетые домохозяйки. На­пряжение в толпе возрастало. Плавий пытался понять, чем конкретно заняты все эти люди, кроме того, что смотрят на огонь и орут что-то невнятное. Но это было всё. Больше ничем конкретным они не занимались. Или так: всё, чем они бы­ли заняты, - это они сами. Они занима­лись собой и друг другом. Они делали с собой нечто, очень сильно их изменяв­шее, они как будто переворачивали все внутри себя. И чем больше они делали это, тем больше энергии высвобожда­лось наружу, но само действие их было направлено внутрь, а не вовне. Плавий попытался найти какое-нибудь слово, ко­торым можно было бы назвать весь этот процесс, и ему пришло на ум только: они разогревают друг друга. То есть не про­сто «разогревают», а в прямом смысле поднимают свою температуру. Похоже ли это на наркотики? - попытался опреде­лить Плавий. Нет, если это и было похо­же на наркотик, то только на очень силь­ный и действующий замедленно - посте­пенно наращивающий обороты.

В эту минуту, когда Плавий, сидя на скамейке, изучал поведение толпы у ко­стра, на него накатила первая сильная волна беспокойства. От неожиданности и беспричинности у него перехватило дыхание, как будто он вдруг с размаху погрузился в воду. Плавий отвел глаза в темноту и схватился левой рукой за кра­шеное дерево. Он выдохнул, и стало го­раздо легче - как будто вынырнул. Пла­вий еще некоторое время приходил в се­бя и бездумно скользил взглядом по темным пустым скамейкам на самом краю площади, пока беспокойство сов­сем не ослабло.

Вдруг Лотт увидел еще одного чело­века, не участвующего в сборище у кост­ра, а так же, как и он, наблюдавшего со стороны... Плавий сразу почувствовал не­естественность в этом человеке, но никак не мог определить, в чем конкретно она выражалась. Пока не понял: отблески ог­ня, освещавшие листву за его спиной и скамейку, на которой он сидит, его самого совсем не касались. И все же лицо его было видно четко, но не в свете костра, а в каком-то другом, более равномерном и густом, источником которого, как подума­лось вдруг профессору, были его собст­венные глаза. Крик толпы нарастал, уси­ливался жар костра. Никто, кроме Плавия, не замечал этого человека. В новое ост­рое чувство погрузился Лотт: ему стало страшно. Свет, который, как показалось ему только что, лился из глаз человека, теперь был еще ярче, так что не остава­лось никаких сомнений, что это не отра­жение яркой луны и костра, а наоборот -чем сильнее становился свет из его глаз, тем ярче разгорался костер, и ритм рева толпы совпадал с мерцанием его жуткого взгляда.

Лотт зажмурился, встал со скамейки и быстро, не оглядываясь, вернулся к ма­шине и уехал с площади. Но с тех пор ни­как не мог забыть этого взгляда. Память о нем соединилась теперь с засевшей в груди Плавия занозой беспокойства, и они вместе преследовали Лотта. Плавия передернуло, он разозлился на себя и пошел быстрее. Здоровье... Он подошел к дому и поднялся по ступенькам. Может, он действительно заработался? Или это все прогулки по выходным? Всё. Теперь горячего чаю с лимоном. И в кровать. И всё.

-             Плав! Почему тебя не было так дол­го?

-            Я гулял, Цива!

Цивия занималась чем-то на кухне: шумела вода и гремела посуда. Плавий медленно прошел в зал и лег на диван, подложив под голову небольшую вязаную подушечку. Спать не хотелось. Он протя­нул руку к пульту и включил телевизор. Реклама... Он раздраженно переключил на другой канал. Транслировали вчераш­нее Событие. Громко трещал костер, по­среди него стоял хорошо сложенный го­лый мужчина лет тридцати. Костер был не очень большим, но быстро разгорался. Где-то на заднем плане виднелись люди, которые водили хоровод вокруг костра и мужчины.

-             ...В огне возрождение. Мы возникли из пепла предыдущих, а следующие воз­никнут из нашего пепла. Сгорая и уничто­жая, мы выделяем основное - то, что нельзя сжечь и уничтожить. Зачем что-то, в чем нет сути, - оно мешает. Все вокруг как будто в тумане и нет счастья, потому что счастье - это суть, которую надо ос­вободить. Когда мы желаем - мы гонимся за желаемым. Мы гонимся, а когда дости­гаем, то оно - совсем не то, чего мы хоте­ли. Потому что мы все в грязи и не видим, не знаем, чего хотим, не знаем зачем...

Его ступни, видимо, сгорели, поэтому он как-то весь накренился и упал на коле­ни, не надолго остановившись, а затем продолжил, не закончив предыдущую фразу:

-           Очищение от грязи - освобождение. Сожжение - очищение. Если имеешь суть, то зачем грязь? Грязь - это старое, кото­рое накапливается. Суть - новое,которое выделилось из грязи и уничтожило грязь. Что - чистая основа? Пепел. Его нельзя сжечь, потому что он уже сожжен, его нельзя уничтожить, он вездесущ и разве не легче он всего? На нем все построено, значит, через него все должно обновить­ся, когда он станет свободным. Он станет свободным.

Пламя полностью скрывало его лицо, поэтому было еще не ясно, сгорел ли он окончательно, но он замолчал. Плавий выключил телевизор.

Ему захотелось было спать, но он не смог уснуть. Беспокойство превращалось в какое-то навязчивое ощущение, состо­яние мыслей, хотелось уже довести его до крайней, последней черты и, наконец, избавиться. Плавий отогнал наваждение. Нужно было заняться чем-нибудь. Плавий встал, подошел к телефону и набрал номер.

-          Алло, Риона. Как у тебя дела? У меня все в порядке. Да. Сейчас, подожди...

Он прижал трубку плечом и подошел к двери.

-             Кто там? Да, это Ния с Халомом. Так ты собираешься? Ааа... Ну хорошо. Нет, не приходил. Я думаю, будет ждать тебя возле театра. Когда ты закончишь? Хоро­шо, хорошо... Пока!

-             Привет, папа!

-          Добрый день!

-             Привет. Добрый день, Халом, доб­рый день.

-             Мама! - Ния прошла на кухню. Плавий вернулся в зал и сел на диван.

Халом сел напротив в кресло. Плавий по­морщился и облокотился на спинку.

-            Я что-то весь день сегодня неважно чувствую себя...

-           От этой погоды у меня тоже посто­янно раскалывается голова. И вы понима­ете, это уже тянется несколько недель, может, действительно что-то взрывают...

-             Как у тебя на работе?

-             Все хорошо. Вчера закончил еще две статьи по мифологии, хотя, в общем... не самые удачные, наверное. Я не включу их в «Соляной Столп».

-            «Соляной Столп»?

-           Ах да, я же вам еще ничего не гово­рил. У меня совсем недавно эта идея возникла... Проследить как бы нить по­следовательных культурных перевопло­щений, провести параллели между древ­нейшей мифологией и самыми совре­менными течениями в эсдомовском ис­кусстве... То есть не просто найти какие-то точки пересечения, общую проблема­тику, а показать, что одно вытекает из другого, что если хотя бы мелкую деталь мы уберем или позабудем, то все ос­тальное тут же разрушится, потеряет свою истинную красоту и ценность. Так вот, один из главных мотивов в нашей культуре, который я собираюсь рассмат­ривать, - мотив столпа. Нечто фунда­ментальное, основное, как бы стержень мира. Очень часто встречается и в живо­писи, и в литературе, даже в музыке, по­мните, как там у Юваля... Так вот, получа­ется, что я провожу параллель... Этот «столп» представляется мне символом всего нашего культурного богатства. По­полняя его, мы постепенно наращиваем тот самый столп, о котором говорят все древние учения. Наращивая столп, мы упрочняем основу народа, человечества. Получается связь поколений, можно ска­зать преемственность, нить... Не знаю, как еще все получится, но у меня уже на­бралось прилично заготовок для серьез­ного труда, и я уже давно думал о чем-нибудь таком, но не знаю...

-             Интересно. А почему «соляной»?

-           Это я взял уже из современной фи­лософии. Для многих приверженцев так называемой «философии огня» слова «соль» и «пепел» звучат как синонимы. Понимаете, соль придает пище вкус. Не­обходимый универсальный атрибут пищи, который добавляется повсюду, а пепел...

-          Да-да, я знаю.

Плавий впал в задумчивость.

-          Халом, может, ты хочешь кушать?

-            Нет, мы из дома. Только пообедали.

-            Соль... Ты видел последнее Собы­тие?

Халом не успел ответить.

-            Здравствуйте!

-          Хатан! Риона только что мне звонила и спрашивала, заходил ли ты.

-         А где она?

-          У них опять репетиция! Я ее вообще не вижу дома в последнее время.

-             Ее можно понять. В среду премьера. Привет, Халом!

Они пожали руки.

-            Я тогда пойду. Встречу ее у театра. Кстати, вы опять забыли закрыть дверь...

-             Вы разминетесь! Лучше подожди здесь, она должна скоро прийти.

Хатан прошел и сел на диван. Рассеянность Плавия вдруг исчезла, он оживился.

-            Я тут спрашивал у Холома, - обра­тился он к Хатану, - по поводу последнего События. На меня очень подействовало... Вообще вся эта ситуация! Такие движения - очень опасная вещь.

-          А что такого было в последнем Со­бытии? - Хатан наморщил лоб, как будто припоминая. - Я, кажется, смотрел вчера вечером, только поздно было, я ничего не запомнил...

-          Да не только последнее! Если они готовы сжечь себя, значит, готовы и дру­гих! Это не нормально, такой фанатизм -явление, которое может возникнуть толь­ко в нездоровом обществе. Я говорю про единичный случай, но тут же массовое... Это же опасно, это хуже чем симптом! Но не хотят, не хотят даже думать!.. Ты не со­гласен, Хатан?

Хатан быстро сменил выражение ли­ца, а потом немного помолчал.

-             Если честно, не согласен. Мне ка­жется все сложней и проще, чем вам ка­жется. Надо просто внимательней, что ли, ко всему этому приглядеться... Конечно, это массовое молодежное движение, весьма влиятельное, но в этом же нет ни-

чего страшного! Влиятельность и распро­страненность - не повод для беспокойст­ва, потому что это как стиль жизни, как язык, как хобби... События выглядят дико. Но они только дико и могут и должны вы­глядеть!

-            Может, я чего-то не понимаю? Ты так говоришь, будто если завтра они вый­дут на улицы и начнут резать всех подряд, ты сразу же объявишь это новым модным хобби.

-             Ну, хорошо. Давайте я постараюсь объяснить. После Великой Народной все было разрушено, вся экономика страны подорвана. Нужно было восстановить. Эта была идея. Мы должны были восста­новить свою страну, и мы сделали это, по­тому что все не хотели жить бедно, а хо­тели жить богато, и все хотели, чтобы их дети жили еще богаче. Теперь S-dom city и На Mora city - мощнейшие в мире мега­полисы, а мы - мощнейшая держава. И теперь приходят новые молодые, для ко­торых все это делалось, которые и долж­ны теперь жить богато и счастливо. Но в том-то вся и штука: их так научили, что они тоже не могут жить без единой стерж­невой идеи, какого-то столпа. Они пере­полняются энергией, и если ее сейчас не выпустить - будет взрыв. А наша идея им уже не подходит - она в прошлом, она осуществилась.

Хатан замолчал.

-             И что?

-             Исторически я из такой ситуации вижу два выхода. Либо они находят «идею» в своих самых грубых и массовых инстинктах. Такой путь ведет к наркоти­кам, сексуальным извращениям, а в кон­це концов - к полной деградации. Либо выбирают себе новую, настоящую идею. Она должна быть шокирующей, пугаю­щей, она должна казаться противоесте­ственной, то есть перечеркивать все предыдущие моральные законы, всё, что связано со старой, изжившей себя иде­ей. Так должно быть - иначе за ней не пойдут. Но это будет идея, которая хоть как-то, но поведет нас вперед, а не на­зад. Поможет развиваться, а не распа­даться, как все предыдущие мировые цивилизации, достигшие военной мощи и материального благополучия.

-             Но саму-то эту «идею» ты понима­ешь? Они говорят об огне как об «очище­нии», как о выделении лучшего. Ведь ты должен понимать, к чему это ведет. Поче­му бы им не взять эту функцию выделения (точнее, разделения) на себя? Почему ты думаешь, что они не возьмутся решать, кто пепел, а кто - только грязь...

-             По-моему, Плеавр, вы просто невер­но понимаете суть... - В разговор вме­шался Халом. - Ведь эти люди, которые так шокируют вас на Событиях... Они же идут на это сознательно, более того, они готовятся годами, это же великая честь и далеко не каждого допускают к такому... К тому же все это - только с согласия род-

ственников. И вообще у них главный принцип - добровольность. Во всем, да­же в пустяках. Никакого насилия - это же у них основа, первейшее положение. И к тому же вы забываете о вечерних костри­щах, этой уникальной групповой психоте­рапии. Ведь это - лечение души, даже не­возможно представить, какую огромную пользу это приносит. Заметьте, как сокра­тилось за последнее время число само­убийств в городе! И если уж подходить так сухо, арифметически, то, я думаю, людей, удержанных философией огня от самоубийства значительно больше, чем тех, что сгорают в кострах.

Цивия с кухонным полотенцем уже стояла в дверях.

-             Пошли чай пить, - сказала она. -Чай с завитками, Ния принесла.

Они сидели на кухне.

-            Замечательные завитки! Почему Ри­она их никогда не покупает? Спасибо!

Хатан встал.

-         Ты уже идешь?

-             Видимо, Риона все-таки задержит­ся. Я ее встречу.

Он ушел.

-            Что ты говорил, Халом?

-            Я говорил, что мы постоянно слы­шим: «Настоящий роман навсегда ушел в прошлое», но ведь это всегда было так...

Новый приступ беспокойства стал да­вить Плавия.

-             ...И вдруг лет через двадцать обна­руживается, что в то самое время, как они кричали о гибели литературы, творились такие гениальные произведения...

-             Плав, выпей! - Цивия протянула Плавию таблетку и стакан воды. Халом за­молчал.

-Что?

-         Ты уже весь день сам на себя не по­хож! Выпей.

Плавий взял стакан воды, таблетку и встал.

-           Я пойду в комнату, прилягу.

Он вышел из кухни. Ему было душно, очень хотелось воздуха и простора, гла­зам было больно натыкаться на близкие предметы. Он вышел на крыльцо дома, по-прежнему сжимая в руке стакан и те­ребя таблетку. Плавий прошел чуть-чуть по дороге и остановился у замысловатой арки в стиле пост модерн, на которой вверху узкими прорезями было написано «Добро пожаловать в S-dom city!» Он оперся на арку руками, потом облоко­тился всем телом. Легче. Он успокоился. Плавий хотел положить таблетку на язык и уже поднес стакан, когда по нему уда­рила новая волна. Бессильно и резко он уронил руки, и вода выплеснулась на дорогу.

Снова все прошло. Легкая усталость разлилась по телу, а мозг заработал неес­тественно ясно. «Так и с ума недолго сой­ти», - подумал Плавий. Он все держал стакан в правой руке, а таблетку - в кулаке левой. Он отдышался и еще раз поду­мал, что надо быть готовым к следующе­му приступу. Но тот все не наступал. Пла-вий расслабил тело и стал смотреть вдаль. Дорога пуста.

Появились две мелкие фигуры. Они шли в город. Плавий подумал, что это па­ломники, их в последнее время он встре­чал все больше и больше: все они идут пешком и верят, что здесь их научат сго­рать на кострах.

Плавий не определил бы потом, в ка­кой момент он узнал одного из них. Во всяком случае, это было на расстоянии, когда еще невозможно разглядеть лица. Плавий увидел не лицо, а взгляд. Три дня взгляд мучил его. Три дня он пытался за­быть взгляд. Три дня он постоянно по­мнил взгляд, во всех подробностях по­мнил. И, наконец, он увидел взгляд. Пла­вий не мог больше терпеть. В этом взгляде - разгадка, разрешение. Надо все решить, нет сил терпеть. Всё - во взгляде. Плавий оторвался от арки, пошел (ему показалось, побежал) и мгновенно оказался возле путников, как будто не было между ними никакого рас­стояния.

Их было двое. Тот, которому принад­лежал взгляд, сейчас не излучал никакого света, выглядел как самый обычный че­ловек, в его походке было много мелан­холии, безразличия, отрешенности. Это был самый распространенный тип совре­менных паломников, самый (даже до странности) стандартный. Одежда пыль­ная, истертая после долгой дороги пеш­ком. Он и мельком не взглянул на Плавия, хотя Плавий откуда-то твердо знал, что этот человек видел его тогда на скамейке и сейчас узнал.

А вот второй... Совершенная противо­положность. Такие никак и никогда не бы­вают паломниками, потому что если они и принимают какую-нибудь новую прогрес­сивную философию, то тут же неуловимо меняются и становятся совсем другими людьми. Ко всему они могут относиться с некоторой долей добродушия, юмора и сочувствия. Но только очень сильное потрясение заставит их отказаться от теплого уютного и своего ради любой хо­лодной идеи.

Он был ниже первого, плотный, но не толстый, в запыленной, но хорошей доро­гой одежде. Увидев Плавия, сразу ожи­вился, выражение легкого добродушия с некоторой хитростью в глазах появилось на его лице.

-             Простите, - заговорил Плавий зады­хаясь. Язык раздувало. - Я прошу вас. Я прошу вас. Я прошу...

-            Что-нибудь случилось? Вам помочь? Выражение добродушия мгновенно

исчезло с лица второго, и на нем по­явились страх и озабоченность. Первый же не реагировал никак.

-             Вы ведь знаете, вы можете объяс­нить... Что-то происходит, что-то... Это вы, вы...

-             Вам помочь? Вам что-то нужно? -бормотал второй, убеждаясь в своем предположении и отшатываясь.

«Что мне нужно? - подумал Плавий. -Неужели я ошибся? Неужели не то? Не может быть, взгляд, взгляд, все дело во взгляде...»

-            Я видел вас, - он обращался к пер­вому. - Я видел вас у костра. Вы знаете, знаете! Это точно!.. Почему ваш взгляд преследует меня? Что происходит? ...С Дядей? Это связано с Дядей? Объясните мне, что-то происходит, я не могу понять, объясните...

Первый продолжал идти не останав­ливаясь.

-             Пожалуйста, пойдемте ко мне в дом... Только не уходите...

Первый даже не повернулся в сторону Плавия, как будто его и не существовало.

-             Мы не можем пойти к вам в дом, вы же видите - мы паломники, мы не можем ступать ни под какую крышу... - говорил второй настойчиво, как бы пытаясь убе­дить Плавия. Взывать к благоразумию явного сумасшедшего было глупо, но примерно так глупо и должны поступать люди, подобные второму, в такой ситуа­ции. И все же Плавию казалось, что он уловил, нашел неестественность то ли в манере речи второго, то ли просто в том, что этот человек идет здесь по пыльной дороге, а не пробует дорогие вина в рес­торане для гурманов. «Я не ошибся, -подумал Лотт. - Они притворяются». Мо­жет, если бы путники просто отстрани­лись от Плавия и не ответили на его по­лубредовое бормотанье, он отстал бы от них, но теперь Плавий ухватился, теперь он все дальше увлекался своим странным порывом. «Пригласить их в дом -это ключ. Они подсказывают мне», - про­неслось в голове Плавия.

-            Я прошу вас, пойдемте ко мне в дом! Я прошу вас...

-             Нет, вы же видите - мы паломники, как мы можем... Это против всех правил. Мы должны ночевать под открытым не­бом... - разъяснял второй с интонацией взрослого - маленькому ребенку.

-             Вы не будете ночевать... Просто, просто нужна ваша помощь, совет... Ведь ничего такого, если вы просто зайдете?

-            Нет, нет, нет!

-            Я прошу вас!

-             Нет, нет. Хотя, если... - в глазаху второго что-то пронеслось, он окинул Плавия строгим взглядом и произнес медленно, уже другим голосом:

-             Мы, вообще-то, действительно уста­ли, и если у вас есть, например, немнож­ко хорошего вина... Мы ведь никуда не то­ропимся? - обратился второй к первому.

И снова они все вместе как-то неза­метно для Плавия переместились в про­странстве и оказались у самых дверей его дома. Мгновенье - и второй уже взбегал по ступенькам (как они поняли, что имен­но это дом Плавия?), первый остановился и направил свой взгляд вдаль.

Плавий почувствовал, что волнуется, даже хуже - он не хочет входить вместе с ними в дом. Он боится.

Беспокойство, костер, взгляд, эти двое - все связано. Все эти дни, все эти годы таили в себе нечто, и он никак не мог понять что, он не чувствовал и не по­нимал. Из жизни торчали мелкие ниточки, но он ни разу не сумел проследить, куда они тянутся. А сейчас он узнает. Сейчас он узнает решение. И вдруг он - боится!

Зачем он только что так хотел объяс­нений от этих двоих, если сейчас готов отказаться от всего, заткнуть обратно, вернуть и не заметить?

«Может, такое же чувство испытывают эти, когда под их ногами разжигают сухие ветки?» - пронеслось на дальнем фоне Плавьевых мыслей.

А дверь уже закрывалась за ними. Они были дома.

-             Послушай меня, Плеавр Лотт! - за­говорил второй резко, совсем не так, как на улице. А лицо его застыло в том стран­ном выражении, которое может лишь мельком, на один миг возникнуть у чело­века, а потом тут же сменяется другим, и только неудачные фотографии способны удержать его. - Уходи отсюда и бери с со­бой всех, кто согласится уйти. Уходи сей­час, немедленно.

-             Почему? - прошептал Плавий.

-             Конец, - произнес второй, и Плавий понял его.

Дверь распахнулась, и Халом вбежал в дом.

-             Плавий! Вы нас так перепугали! Он вдруг глянул на двух спутников

Плавия и по инерции договорил:

-             Цивия с Нией убежали вас искать...

-            Со мной все в порядке, Халом, - за­говорил Плавий. - Это мои прежние зна­комые, они теперь паломники.

Халом убрал озадаченность с лица и неуверенно улыбнулся.

-             Куда ушла Цивия?

-            Я же говорю, вас искать, мы ужасно испугались, я скорую вызвал...

-          А куда именно?

-            Я не знаю, искать вас...

-            Сколько времени у нас есть? - спро­сил Плавий у второго.

-          У тебя есть сейчас. Не бойся, я ска­жу, когда время кончится.

-          Хорошо. Халом, Ния точно ушла вместе с Цивией, или они разделились?

-            Я не знаю... Плавий задумался.

-             Позвони Хатану на сотовый, пусть немедленно забирает Риону с репетиции и приезжает сюда. Скажи ему, что это очень срочно. А я... - Плавий посмотрел на второго, в его глазах были и вопрос, и надежда. Тот кивнул. - Мы с друзьями пойдем встречать Цивию с Нией.

Плавий уверенно распахнул дверь и шагнул. Но остался на месте. Сила, кото­рую он даже не почувствовал, остановила его.

Неожиданно близко и громко зазвуча­ла сирена.

-           Это Скорая помощь! - сказал Халом. - Они, наконец, приехали...

Плавий не заметил, как дверь перед ним закрылась сама собой. Он посмотрел в окно. Одна за другой к дому подлетали полицейские машины и тормозили с виз­гом. Из машин выпрыгивали полицейские и направляли оружие на вход. Один уже доставал громкоговоритель и начинал скандировать:

-             ...Повторяю: из дома выходить по одному с поднятыми руками. При попытке бежать стреляем без предупреждения. Все выходы из дома контролируются, со­противление бес-по-лез-но!

Халом подбежала к окну и замер, хва­тая воздух ртом.

-            Что делать? - спросил Плавий.

Первый вышел из дальнего угла ком­наты и открыл дверь. Он переступил по­рог, и все стволы повернулись в его сто­рону. Он быстро сорвал с дерева лист и подкинул его вверх.

Разрастался зеленый лист медленно. Он то замирал над толпой, то накатывал­ся, и его гладкие прожилки, как канаты, давили и резали глаза полицейских. Сол­нечный свет легко проникал сквозь волок­на листа, освещая мелкие неровные кле­точки, которые назойливо проносились, напоминая бесконечное шоссе. Лист ме­нял ракурсы, иногда резко переворачи­вался, иногда замирал, неестественно свернувшись. Полицейские собрались все в кучу и прижимались друг к другу, ежились, приседали, но не могли оторвать глаз от зеленого листа. Лист посте­пенно осушал их...

Второй коснулся руки Плавия. Тот оч­нулся и понял, что уже неизвестно сколь­ко времени стоит на асфальте рядом с за­стывшими людьми.

-             Пойдем быстрее! - сказал второй. Он был один - первого уже не было.

-             Куда? - спросил Плавий.

-          Ты, кажется, хотел увести жену и до­черей.

Плавий побежал к гаражу. «Где Ха­лом?» - подумал Плавий уже у самой ма­шины.

-           Он убежал.

-             Как убежал?

-           Он очень испугался и убежал.

-            Что делать?

Только сейчас Плавия охватила пани­ка. Он был абсолютно спокоен до этого момента, видимо потому, что заранее ждал худшего. И только сейчас он понял, что не знает, сколько осталось у него вре­мени, а главное - не знает, что нужно сде­лать ему за это время. Плавий вдруг по­нял: он не успеет ничего сделать...

Но это было лишь несколько секунд. Они прошли.

Плавий сел в машину и быстро выехал на пустынную Bera str. Второй был на со­седнем сидении; он включил радио.

«...удалось бежать при задержании. По данным спецслужб, Плеавр Лотт уже много лет осуществляет шпионаж в пользу Ur Kasdim city. Есть основания предполагать, что он начал свою деятельность еще во время Великой Народной и в течение всей войны сотрудничал одновременно с не­сколькими вражескими разведками, был лично знаком с Амрафелем. Официальные источники отмечают, что г-н Лотт всегда отличался гениальным профессионализ­мом, за все время своей работы он не до­пустил ни одной ошибки, позволившей бы нашей контрразведке выйти на него. Спец­службам понадобилось...»

Подъезжая к перекрестку, Плавий по­пытался сбросить скорость. Однако ма­шина никак не отреагировала на нажатие педали тормоза. Из-за поворота выско­чил грузовик, и они неслись на него на всем ходу. После столкновения сплющен­ный и изуродованный автомобиль еще несколько раз перевернулся, а грузовик съехал в кювет и уперся в светофор. Гро­хот, наконец, прекратился.

Плавий наблюдал за всем этим уже с тротуара в двадцати метрах от аварии.

-             Кто-то, кажется, испортил тебе тор­моза? - сказал второй. - Что ж, придется идти пешком.

-             Постой! - попросил Плавий. - Куда ты ведешь меня? Я не позвонил Хатану... Где Ния, где Цивия? Я все равно не знаю, что мне сказать им, потому что сам ниче­го не понимаю... Они же примут меня за сумасшедшего! Прошу тебя, помоги мне! Помоги или оставь здесь: пусть все будет так, как будет!

Второй на секунду задумался.

-         Хорошо. Я помогу тебе, когда от ме­ня будет что-нибудь зависеть.

Он исчез.

Плавий стоял на тротуаре. Он не знал, что делать. Не было сил. С визгом остановился проезжавший мимо красный автомобиль.

-             Плавий!

Цивия быстро открыла дверь и подбе­жала к нему. Плавий только сейчас понял, что это машина Хатана.

-            Ну разве так можно? Куда ты про­пал!

-             Папа! - Риона и Ния уже стояли ря­дом.

-             Мы еле нашли тебя. Как ты себя чув­ствуешь?

-             Нормально, нормально... Все хоро­шо. Я все сейчас расскажу...

Несколько минут он сидел в машине и на вопросы бормотал что-то невнятное. Наконец, он понял, что нужно делать.

-          Хатан, куда мы едем?

-             Ко мне.

-             Мы должны уехать из города. -Что?

-             Мы должны немедленно уехать из города.

-             Почему?

-         Ты что, не слушаешь радио? Меня обвиняют в шпионаже! Они же не будут разбираться, им все равно, им лишь бы кого-нибудь...

Плавий пытался говорить как можно естественней, но он слишком устал, не получалось.

-           Это просто ошибка, - уверенно ска­зал Хатан. - Вы же знаете всех этих сочи­нителей из спецслужб, у них каждую не­делю новый шпион...

-          А чем мне легче от этого? Они же не будут разбираться...

-             Плавий, вы зря паникуете. Не бе­жать же, в конце концов! Можно нанять хорошего адвоката, и всё разъяснится.

-             Плав! Успокойся, ты очень устал, -сказала Цивия.

-          Хотя бы на сегодня. Нужно непре­менно уехать из города...

Он обернулся к жене.

-             Мы же давно хотели устроить пик­ник.

-             Но куда? В На Mora city? - говорил Хатан.

-            Нет, только не туда! В какой-нибудь маленький городок, хотя бы в Белу... А лучше вообще куда-нибудь в горы! Давай­те поедем в горы!

Хатан затормозил у заправки, провел по лицу ладонями и покачал головой.

-            Зачем это? Ладно, надо заправить­ся. Только до перевала ехать шесть часов.

Плавий откинулся на спинку сиденья. Сейчас они уедут из города. Это было важнее всего. И он расслабился.

Вдруг Цивия обернулась. И присталь­но, с беспокойством во взгляде посмотрела в заднее стекло. Она открыла дверцу и вышла из машины.

-          Ты куда, мам? - спросила Ния. Цивия замахала рукой в пустоту, как будто давала кому-то знак.

Люди стали появляться из-за поворо­та, выходили из соседних домов, шли прямо по проспекту, перегораживая путь машинам. Все были нарядно одеты и улы­бались, оживленно о чем-то беседовали. Все несли с собой стопки книг.

Хатан вышел и стал смотреть на эту процессию.

Люди прибывали, и шум становился все громче и громче. Воздух начинал пульсировать.

Плавий быстро вылез из машины. Лю­ди были везде. Плавий чувствовал, как приближалась и обступала тоска.

-          Хатан! Нам нужно уезжать! Цивия! Но Хатана уже не было, он смешался с потоком людей и исчез.

Цивия по-прежнему стояла рядом и кому-то махала рукой.

-             Цивия!

-             Плав, подожди...

-             Нам надо немедленно уезжать. Кто эти люди, что это? Опять Событие? Нам нужно ехать!

-             Нам не нужно ехать.

Плавий посмотрел ей в глаза и не в силах удержаться на ногах, оперся на ма­шину. Цивия пропала в толпе.

-             Папа, в чем дело? - спросила Риона, и они с Нией вылезли из машины. - Куда ушла мама?

Людей становилось все больше и больше. Теперь их движение стало упоря­дочиваться. Они начали выстраиваться, меняться местами, раздвигаться. Внутри их колышущегося моря возникали тече­ния, закручивались воронки.

Вдруг вокруг машины, где стояли Пла­вий и его дочери, возникло пустое прост­ранство. Толпа стала огибать их.

Прошло еще несколько минут, прежде чем все затихло. Свободная площадка во­круг Плавия расширилась еще сильней. Рядом уже стояло телевидение.

Плавий посмотрел вокруг. Поток лю­дей не кончался, они двигались сюда со всех концов города, выворачивали из всех улочек.

Мальчишка лет двенадцати протис­нулся через плотно сжатые ряды и вско­чил на машину, так что Плавий едва успел отшатнуться. За ним следом четыре ог­ромных парня вынесли колонки и устано­вили их по краям площадки. Мальчишка взял микрофон из рук одного из парней. Восторженным гулом толпа встретила его звонкий и тонкий голос.

-            Сегодня мы будем праздновать! Весь этот год мы готовились и ждали, ког­да наступит СЕГОДНЯ - самый важный день в жизни S-dom city! Первый день в НОВОЙ жизни S-dom city!

Гул достиг своей высшей точки.

-            Главный праздник ОГНЯ!

Мальчишка ходил по крыше автомо­биля и делал резкие, свободные движе­ния. Колонки усиливали голос до оглуши­тельности, но Плавий почти ничего не слышал.

-             ...И только сегодня мы все узнаем человека, который открыл нам ОГОНЬ! Мы узнаем первого человека! Он научил нас ОЧИЩЕНИЮ! Создал НАС! Создал наше движение. Этот человек оставался неизвестным. Сегодня он откроется нам! В день нашей новой жизни! Этот человек!

Очень долго, несколько минут толпа гудела, прыгала, грохотала.

-ЦИВИЯ ЛОТТ!!!

И толпа затихла.

В этот же момент Цивия оказалась на площадке. Она быстро подошла к маши­не, взяла микрофон, один из парней по­мог ей подняться.

-             Все, что происходит сейчас, - сюр­приз не только для вас, но и для всей мо­ей семьи. Поэтому я приготовила специ­альный подарок. Но это будет подарком и для вас всех, потому что сегодня будет нечто особенное!.. Сегодня будет ГЛАВ­НЫЙ КОСТЕР!

СЕГОДНЯ МЫ СТАНЕМ СОЛЬЮ!

Толпа ожила. С этого момента ее гул пульсировал уже непрерывно. Толпа за­шевелилась. К ма­шине начали кидать пачки книг и журна­лов. Передние ряды менялись с дальними, течения людей обра­зовывали потоки,и вдруг Плавий понял, что его окружает ог­ромный, многослойный хоровод. Бумажная го­ра росла, скоро книги заполнили уже всю свободную площадку, слой их быстро утол­щался.

Лица мелькали перед Плавием.

Вдруг он увидел Хата­на, их взгляды встрети­лись. Хатан вырвался из хоровода и закричал(за гулом толпы почти ничего не было слышно):

-             Вот видите! А вы пере­живали. Теперь, когда всем стало известно, какой вели

 

кий человек наша Цивия, никто не посме­ет вас ни в чем обвинить!.. - Хатан засме­ялся. - Подумать только, Цивия... А вы волновались!

-          Хатан, нас сейчас сожгут!

-          Да это же только обряд, не беспо­койтесь! Это только обряд, ничего серь­езного!

И Хатан унесся вместе с общим хоро­водом.

-             Цива! - закричал Плавий. - Остано­ви это! Зачем ты все это делаешь? Зачем ты вызвала полицию, зачем сломала тор­моза машины? Зачем все это? Почему?

-             Плав, неужели ты совсем ничего не понимаешь? Ты все поймешь, ты скоро все поймешь!

Но и машина, и все они уже были за­валены книгами. Бумага быстро разгора­лась. Плавий не заметил, кто зажег ее. Огонь распространялся легкими броска­ми. Плавий схватил за руки Нию и Риону. Жар обдавал их.

Второй возник прямо перед ними и крикнул:

-            За мной!

Плавий побежал и потянул за собой дочерей.

-            Стойте! Стойте! - закричала Цивия, но пламя разделило их.

Они бежали сквозь людей, и те не замечали их, а пламя быстро разгоралось за их спинами. Оно поглощало уже первый круг хоровода, второй...

Они бежа­ли втроем и видели огром­ной, невообра­зимой высоты огненный столп над уда­ляющимся и исчезающим городом. И не было по­нятно: то ли он подни­мался с земли, то ли ниспа­дал с неба.

 

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru