МОЯ СЕСТРА ФЕЙГА

Инна Мамина

 

...И писателей.

В Еврейском общинном центре открыто «Литературное кафе».

В первый и третий вторники каждого месяца собираются те, кто любит литературу,

а некоторые сами ее создают. Предлагаемая лирическая миниатюра оглашена автором на одном

из весенних (мартовских) заседаний.

 

Ей было три года и четыре месяца, когда мама сначала исчезла из дома, а потом возникла опять с орущим свертком

в руках. Мама обрадовала

Фейгу:

– Это твоя сестренка. Люби ее.

Как же – «люби»! А меня, значит, уже не любят? Я, значит, побоку...

Мама вышла в магазин, а Фейга по-быстрому все рассмотрела и устроила. Мама вернулась, завертелась по хозяйству, но вдруг остановилась, как вкопанная: где ребенок?

И под стулом нет, и под кроватью нет. Ни в шкафу, ни на полу... А что там, за шкафом? Насилу нашла... Вытащила и, радостная, положила в ванночку...

В девятиметровой комнате теперь жили: папа, мама, бабушка и новый сверток. Так у Фейги образовалась сестренка – я.

Мы почти что не ссорились. Дружно играли в кукольный театр, сами шили куклы: шарик обматывали чулком и наряжали в тряпки. Была у нас сцена, занавес, зрители – дети многочисленных соседей.  

Папа ушел воевать добровольцем. («Отдохну от семьи, тесноты. Живо с ними расправимся и по домам!»). Бабушка уехала на Украину, в Нежин. Оказалось – навсегда.

Мы ждали папу. Самый главный голос был в черной тарелке. Мама таскала нас в бомбоубежище. Бомбы падали еще как! Стекла вылетали, а дом стоял.

Много раз маму хотели выбросить из этого дома, но военком отстаивал нас – семью защитника Родины.

Мама работала в энергоцехе. Дежурила по ночам. Почтальоншу встречала, как самого дорогого друга. Отсыпала крупы и разных продуктов.

Как-то ночью прибежала с работы. Трясет нас:

– Девочки, вставайте, просыпайтесь! Война кончилась! Папа приедет!.. Вот слушайте, что Левитан говорит: «Граждане! Войне конец! Подписан акт о капитуляции!»

Уже не «Граждане, воздушная тревога», а – «Победа!»

Фейга помчалась за мной в детский сад:

– Папа приехал! Папа приехал!

Как мы бежали!.. Дух захватило, а Фейга все тащит, тащит – быстрее, быстрее!.. А куда быстрее? Если уж приехал, то ведь теперь не уедет. Войны же нет...

Войны-то нет, но есть другие женщины – это похуже любой войны.

Отец был очень красивый. Майор. Высокий, статный. Когда поступил в военную академию, это был уже далекий от нас человек. Не нам его судить...

Жили мы трудно. Фейга работала и училась на фельдшера, а меня заставила кончить десять классов. Я пошла работать после техникума.

Отдыхали всегда вместе. В компаниях называли нас «сестры».

Слух у Фейги замечательный, голос прекрасный, чистый, звонкий – сопрано. Танцевала она зажигательно... Да и вообще во многом разбиралась. А уж в медицине, в своем деле...

Как-то на работе дали мне путевку в Карпаты. Собрала рюкзак, понесла к двери... Фейга говорит:

– Накрылись твои Карпаты – у тебя походка кривая.

– Какая, какая?

– Кривая, кривая... У тебя – аппендицит. Ложись-ка на спину, левую ногу вытяни, правую согни в колене. – И правое мое колено как толканет влево!

– Ой! – закричала я.

– Иди в больницу! Сдай анализы на лейкоциты – их больше десяти тысяч!

Ни свет ни заря плетусь в приемный покой. Уролог, гинеколог, терапевт, кардиолог...

– Не мучайте меня! Сделайте, пожалуйста, анализ на лейкоциты... У меня – аппендицит!

А они отвечают стихами:

– Не учи, мы врачи!

Сделали анализ. Лейкоцитов – одиннадцать с половиной тысяч. Позвали хирурга.

– На стол! – И разрезали.

До перитонита оставалось... пол

часа!..

Профессор спрашивает:

– Кто же вам сказал про аппендицит?

– Моя сестра.

А Фейга уже в дверях. В белом халате. Профессор – к ней:

– Как вы определили? С такой точностью диагноз поставили...

– По походке. У нее походка кривая...

– Ну, молодец!

– Не горюй, – говорит Фейга. – Мы с тобой, сестренка, в Пицунду поедем. В ущелье. В студенческий спортивный лагерь. Это тебе не Карпаты.

...До спортбазы добирались автобусом. Ой, какая страшная дорога! Сплошной адреналин! Едешь с закрытыми глазами... 

Бах! – сверху упал камень. Пробил крышу – и в голову. Соседке...

Шишка росла на глазах, как колпак. Фейга прикладывала к голове холодные мокрые шарфы, холодную гальку. И...

О чудо! Шишка ушла!

Пицунда – земной рай. Жили в палатках на берегу моря. Ящики из-под консервов – взамен тумбочек.

Утром проснулась, схватила резиновую шапочку – и вниз с горы,

в море!

Оно прохладное, синее. Вокруг – медузы. Снизу подхватишь – белое желе. Опустишь в воду – звезда. И не жалит...

Прямо библейская страна!

На холме – смоковница. Мы думали – ничья. Залезли – она такая разлапистая – и давай рвать инжир! А он весь течет белым, сладким соком-медом... Вдруг издалека показались конники. Что-то кричат, плетьми размахивают... Еле скатились с дерева – и дёру!..

Ух! Виноград, дыни, груши. Все, что душе угодно...

А ночью купались в бухте. Это какое-то чудо. Может, где-то еще есть? Не знаю. Входишь в воду, и вся – в светящихся блестках. Нырнешь – как сирена-русалка в серебре. Волосы мерцают, губы сияют, глаза горят...

На горизонте – корабль. Палубы освещены. Музыка. И днище из-под воды блестит, сверкает, переливается... Вода чистейшая – складками, шлейфом серебряным... Красота!

Чего-то нам в Пицунде не хватало. Поехали в Хосту, в Сочи. Нет, все не то... Вернулись обратно. Что за прелесть – Пицунда!

Что за прелесть – моя сестра Фейга! Спасибо ей за все!

 

Воображаемый перевод с идиша

Хаины Шпицберг

 

Что означает – воображаемый перевод?

А то и значит, что сестра моя Фейга всю свою жизнь откликалась на Фаню. А я, Хая Шпицберг, опять же всю жизнь (творческую), выступаю под псевдонимом – Инна Мамина. И внезапно, среди ночи, представила, что ко мне вернулся, пускай на минуту, как сон, – вернулся утраченный мною язык моей нежинской местечковой бабушки и ворочается, точно ребенок, лопочет-лепечет, выражая себя на обретенном нами, уже соприродном, акающем и вякающем московском наречии.