В РЕЖИМЕ ДИАЛОГА    

Арье-Лейб и Пинхас Коц

П.К. 19 июля 1893 года родился Владимир Маяковский...

А-Л. Извините, дорогой Пинхас, но мы-то при чем?

П.К. Если уважаемый Арье-Лейб так ставит вопрос, мы, конечно же, ни при чем.

А-Л. А на самом деле?

П.К. На самом деле, Владимир Владимирович Маяковский – крупнейший поэт иудео-христианской традиции.

А-Л. Вы, кажется, писали об этом в «Лехаиме»...

П.К. Да, статья «Великий симбиоз»... Почему, в частности, Октябрьская поэма озаглавлена «Хорошо»?

А-Л. И почему же?

П.К. Потому что потому!.. Цитирую:

И сказал Б-г: да будет свет. И стал свет. И увидел Б-г, что это хорошо. /.../ И назвал Б-г сушу землею, а собрание вод – морями. И увидел Б-г, что это хорошо. /.../ И произвела земля зелень, траву, сеющую семя, и дерево плодовитое... И увидел Б-г, что это хорошо.

А-Л. Иудео-христианская традиция – вещь достаточно древняя...

П.К. Но утвердилась аккурат в прошлом веке... во второй его половине.

А-Л. Как вывод из первой?

П.К. Несомненно. Долгожданная эпоха войн и революций обернулась тотальным уничтожением – классовой борьбой и расовой ненавистью. Люди поверили, что насилие – локомотив истории, и помчались на всех парах в светлое будущее – к идолопоклонству и новому язычеству.

А-Л. Как Энгельс восхищался первобытным коммунизмом, так Гитлер – Древним Римом и Грецией.

П.К. Ленин тоже увлекался латынью. Есть специальная работа, в которой прослежено, какие именно латинские обороты его вдохновляли.

А-Л. А Сталин до самой смерти не забывал греческий, затверженный в семинарии.

П.К. Вот-вот! Римская империя прокладывала каналы посредством преступников, а советская власть – руками заключенных. Это совпадение (соответствие) бросалось в глаза. Особенно тем, кто имел счастье (или несчастье) окончить классическую гимназию с золотой медалью.

А-Л. Позвольте я процитирую:

Дороги римлян, кто их строил? – вопрошал одесский золотой медалист. – Рабы? В чем жили? Бараки? Под открытым небом?.. А если дождь?

Можно представить себе множество рабов, которые скребут чуть ли не руками. А чем же? Хватит ли на всех орудий?.. Потеют, хотят есть, кричат, дерутся, мочатся, испражняются, умирают.

Кто конвоирует и стережет? Где кормится конвой? На чем спят?

П.К. Филолог классифицирует данный отрывок как пример негативного описания, которое (описание) рассказывает, в сущности, ни о чем и доведено до комического абсурда.

А-Л. Между тем бывший золотой медалист (Юрий Олеша) делится с нами жизненным опытом – на древнеримском материале отражает окружающую действительность.

П.К. Советскую реальность тридцатых, сороковых, пятидесятых годов. Ведь тоталитарные вожди – сознательно-неосознанно – находились под обаянием античного мира.

А-Л. Вплоть до мелочей. До той древнеримской хозяйственной инструкции, что следует повышать производительность через латинское certamine – трудовое соперничество среди рабов.

П.К. Отсюда вытекает: (а) что социалистическое соревнование + «великий почин» придумал Катон-старший (234 – 149 до нашей эры) и (б) кто такие мы с вами? Прежние передовики, стахановцы, ударники какого-то там труда...

А-Л. Даже девиз юных пионеров – древнеримская пословица: «Semper paratus. – Всегда готов».

П.К. Товарищ Сталин, уже не шибко здоровый, не в кителе и не во френче, а в какой-то вельветовой курточке, что при его строгости – почти халат, и вот проворчал будто бы по поводу отсутствия на заседании отдельных начальственных лиц: «В Риме, – говорит, – времен упадка многие сенаторы не занимались государственными делами, а посылали взамен себя вольноотпущенников».

А-Л. Дорогой Пинхас! Не только вожди слепнут от блеска язычества. В 1908 году молодой музыкант – впоследствии крупный пианист и педагог – увидел помпейские фрески. «Это, – воскликнул, – нечто необыкновенное! Люди уже никогда не будут такими! Даже Ренессанс не вдохновляет...»

П.К. А современный философ Ханна Арендт (еврейка по происхождению) укоряет иудео-христианскую традицию, что «настаивая на священном характере самой жизни, она наносит непоправимый урон общественному служению, идеал которого столь присущ античному миру».

А-Л. Философ-антифашист смыкается здесь с Гитлером. «Античность, – провозглашал тот, – лучше современности!» И призывал массы к «праведному фанатизму», поскольку «совесть, – обронил ненароком, – еврейское измышление, предназначенное для порабощения других рас».

П.К. Совесть, по Гитлеру, выдумали евреи. И стало быть, люди делятся на две категории: на тех (а), что внедрили это изобретение, и на тех (б)... иных... не внедривших... оставшихся вне иудео-христианской традиции.

А-Л. Они-то и приколотили к воротам концлагеря латинское изречение: Suum cuique. – Jedem das Seine. – Каждому – свое...

П.К. Композитор Феликс Мендельсон был выкрест во втором поколении. Но тетка его менять религию отказалась. Я, говорит, не хочу переезжать с первого этажа, на второй.

А.Л. Ну да, мы живем в общем доме: иудеи – на первом, христиане – на втором, мусульмане – на третьем. И если кто-то гадит соседу, он гадит себе, в своем доме. Нельзя взорвать первый этаж, чтобы не обрушить второй и третий.

П.К. Вернусь к Маяковскому. Пестрые «коротышки», которые вы подобрали, показывают нам, как взаимодействие культур оборачивается взаимодействием людей.

Владимиру Маяковскому – век и Червонец

Арье-Лейб

1. Согласные

Один М (Маяковский) сказал:

Изводишь

                единого слова ради

тысячи тонн

                словесной руды.

А другой М (Мандельштам):

– Для четырех строк произносим четыреста. Это совершенно буквально.

2. Март – кривые дороги

Весной далекого года моя тетка была на поэтическом вечере, где М (в одной фразе) обрисовал двух будущих классиков – Ахматову и Цветаеву:

– Обе дамочки, – говорит, – не нашего поля ягодицы.

Зал взвыл от восторга... А тетя Бася узнала, что есть за рубежами такой поэт – Марина Цветаева.

3. Игра слов

На том вечере юная моя тетка крикнула:

– Почему женщины не участвуют в турнире поэтов?

– Какой там турнир? – махнул М. – Сплошной турнюр!

4. Тезки

Владимир Владимирович М говорил современнику: ничто не приводит меня (Маяковского) в такое состояние возмущения, гнева и ненависти, как юдофобство.

А Владимир Владимирович Н – Набоков (эпистолярный отзыв на роман Александры Толстой):

Почему, собственно, оной госпоже понадобилось вклеить аккурат в еврейскую семью (вот с такими носами, то есть прямо с кудрявых страниц арийского «Путеводителя по жидам»)... втиснуть на свои страницы этих, ах, каких невинных, ах, каких трепетных, ах, каких русских женщин.

5. Рыбку из пруда

М справлялся о Пастернаке: чем, дескать, занят?

– Стихи пишет. Все больше короткие.

– Это хорошо, что короткие.

– Почему же хорошо?

М усмехнулся:

– Короткие писать легче: пять минут – и готово. А с длинными – такая морока! Надобно присесть хоть на четверть часика.

6.При всем нашем уважении

Маяковского не впускали в Испанию.

– Что с них возьмешь? – сказал М. – Свиньерос и кабаньерос!

7.Любимый анекдот

Какая разница между Сталиным и пророком Моисеем, известно: Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро.

Среди тех, кто лишился руководящей должности, был Григорий Яковлевич Сокольников (Бриллиант) – долголетний министр финансов (наркомфин).

А назначили некоего Брюханова.

– А как его настоящая фамилия – Bauch?

– Почему Баух?.. Брюханов!

– Он что же, русский?

– Ну да.

– Ох, эти русские – всюду пролезут!

Ох, эти русские! – грохотал М.

8. Сумма прописью

Осип Максимович Брик перечислял прозаиков лапидарного слога: Дорошевич, Эренбург, Шкловский... Хотя короткую фразу придумали не они, а древнеримский рубака Цезарь: veni, vidi, vici –

Пришел, увидел, победил.

– Телеграфный стиль... – задумчиво сказал М. – Когда уж его освоят редакторы? Сдал рукопись, и сразу тебе резолюция:

Принять, посчитать, заплатить.

9. Милом з водой

«Тихий еврей» Павел Ильич Лавут, устроитель концертов Маяковского, рассказывал про местечкового жителя, что не в силах отмыть руки – ни спиртом, ни щелочью, ни керосином... уж и наждачной бумагой тер!

– А мылом с водой пробовал?

– Милом з водой?.. Ви знаете, не догадался!

Товарищи,

                мылом и водой

мойте руки

                перед едой.

10. О разнице вкусов

Лошадь

                сказала,

                взглянув на верблюда:

«Какая

                гигантская

                лошадь-ублюдок».

Верблюд вскричал:

                «Да лошадь разве ты?

Ты просто

верблюд недоразвитый!»

И знал лишь

                Б-г седобородый,

что это –

животные разной породы.

Старый Хаим идет по Лубянке. Из ГПУ (ЧК, КГБ, НКВД...) выводят верблюда.

– Люди добрые, – говорит Хаим, – вы только посмотрите, что они сделали с лошадью!

11. Об что звук

Молодой критик Ю (будущий космополит Юзовский) напал на поэта. Кругом такое творится: разоряют деревню, кулаки убивают селькоров, промтовары исчезли, жрать нечего!.. А вы, Маяковский, на весь свет разоряетесь: «Хорошо!»

– Дорогой Ю! – сказал М. – Если коммунизм действительно победит, все будет оправдано. А если нет, то и толковать не о чем.

12. Автовладелец

Все запомнили шагающего Маяковского. Этакий «вечный путник», как памятник на Садово-Триумфальной...

Поэт действительно много ходил пешком – из страха что-ничто подцепить в общественном транспорте... Оттого и «реношку» во Франции приобрел, чтобы поменьше соприкасаться.

13. Так записал Ильф

На желтой свадебной машине ехал великий поэт.

14. М и С

Маяковский: «Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни».

Слуцкий:

Я только вернулся после

выигранной,

После великой второй

мировой

И к жизни, как листик,

из книги выдранный,

Липнул.

15. На каком языке

Ласкательная домашняя кличка Щен вгоняла в столбняк телеграфистов, которые запрашивали друг друга по линии:

– Счен – что за имя?

– Сам не знаю. Наверное, блин, не по-нашему...

На манер этих почтовых работников советский классик Федор Иванович Панферов, спустя тридцать пять лет, докладывал по начальству:

Неизвестно зачем опубликованы письма к Лиле Брик. Это весьма слащавые, сентиментальные, сугубо интимные штучки, под которыми Маяковский подписывается так: Щенок.

16. Комментарий

Примечания, – жмурился и причмокивал Чуковский, – примечания – самое чудесное! Это ведь кто с кем, где кому, что почем...

Тут, хочешь не хочешь, вспомнишь Фридунских (как в узких кругах контаминировали Фрида и Дунского) – соавторов-сценаристов – с их еще лагерной (до реабилитации) эпиграммой:

Чуковский мемуары пишет

снова.

Расскажет многоопытный

старик

Про файфоклок на кухне

у Толстого

И преферанс с мужьями

Лили Брик.

17. Признание

Лиля Юрьевна Б, взахлеб прочитавши «Кюхлю», увлеклась автором. И при встрече приветствовал М начинающего прозаика:

– А ну, поворотись-ка, сынку! Перемолвимся, Тынянов, як дэржава з дэржавою...

Я –

                дедом казак,

                               другим –

                               сечевик,

а по рожденью

                               грузин.

М гулял по Мясницкой. Вдруг вспыхнула вывеска «Сказочные материалы»... Улыбнулся, обрадовался, прибавил шагу...

Потом все-таки обернулся, и материалы, само собой, оказались смазочные...

– И зачем я оглядывался? – сказал поэт.

18. Первая встреча

Чуковский пришел в Литературно-художественный кружок, чтобы познакомиться с начинающим М. Тот играл на бильярде. Вышел нахмуренный, с кием в руке. Спросил неприязненно:

– Что надо?

Корней Иванович вытащил его книжку и произнес восторженные слова.

– Я занят, – прервал Маяковский. – Но если хотите похвалить... видите – крайний столик... старичок в белом галстуке... пойдите и расскажите ему.

– Крайний столик? – не понял Чуковский. – При чем здесь какой-то старичок?

– Я ухаживаю за его дочерью, – рокотал М. –

Она-то уже в курсе, что Маяковский – великий поэт. А папаша вот сомневается... Попробуйте убедить. – И кием, как пикой, указал направление.

Рабочая гипотеза:

Старичок в белом галстуке – присяжный поверенный Юрий Александрович Каган – отец Лили Брик и Эльзы Триоле, к которой (Эльзе) вроде бы сватался Маяковский.

19. Милый и дорогой Элик

5 февраля 1917 года Эльза Триоле (тогда еще Каган) получила открытку от «дяди Володи». Сердце, пронзенное стрелой, и рядом стихи:

Там дом в проулке, весь

в окошках,

Он Пятницкой направо от.

И гадость там на курьих

ножках

Живет и писем мне не шлет.

Внизу – росчерк и завитушка: А.С. Пушкин.

20. Билингва

Она же, Эльза Триоле, уже именитая французская романистка, любовь Маяковского и жена Арагона, обзавелась загородной усадьбой в четыре гектара.

Рада & счастлива. И поделилась с московской своей сестрицей Лилей Юрьевной Б:

В саду – грибы. Не очень-то

пригожие,

На сыроежков не похожие.

Только белые – несомненные,

Да сморчки – они

бессменные.

21. Переводчица

М не владел иностранными языками, разве что несколько слов по-грузински.

– За границей, – посмеивался, – болтаю исключительно на «триоле»... по-триолетски.

22. Поэт

В поздние тридцатые, подобно Михаилу Афанасьевичу Булгакову, стал оперным либреттистом Осип Максимович Брик. Лихо изготовлял арии, дуэты, народные хоры... И все – в рифму.

– Простите, – его спрашивают, – а раньше-то баловались стихами?

– Что вы! – отпрянул Брик. – Как я мог при Володе...

23. По Сергею Есенину

Вы думаете, что Ося Брик –

Исследователь русского

языка?

А на самом деле он шпик

И следователь ЧК.

24. Отбрыкался

22 февраля 1945 года, одолевая свою арбатскую спасопесковскую лестницу – пятый этаж без лифта, – вдруг пошатнулся и не дошел... упал на ступеньки...

Даже у тех, кто рыдать не

привык,

Слезы лились из глаз.

Умер Осип Максимович Брик –

Самый умный из нас.

Таким образом, дерзкий автор (Николай Глазков) сравнивал усопшего литведа с мировым гением и всемирным вождем:

Ужас

                из железа

                               выжал сто

н.

По большевикам

                прошло рыданье.

25. Поезда и баржи

Бывает – выбросят,

                не напечатав,

                               не издав.

Но слово мчится,

                подтянув подпруги.

Звенит века.

                И подползают поезда

лизать

                поэзии

                мозолистые руки.

Последнее произведение М – «Во весь голос» – очень любил П (Пастернак), что и сказалось в последнем его, Нобелевском романе:

Я в гроб сойду и в третий

день восстану,

И, как сплавляют по реке

плоты,

Ко мне на суд, как баржи

каравана,

Столетья поплывут

из темноты.

Его жизнь прервалась, – говорил П, – как рвется стихотворение: прямо на вдохе нажал спусковой крючок. Выстрел грохнул на лестнице… М лежал навзничь,

наискосок. Сизое облачко таяло и рассеивалось,

как выдох. Пахло

порохом...

Я знаю силу слов

                Глядится

                               пустяком

опавшим лепестком под

каблуками танца

но человек душой губами

костяком

………………………………………