О новых переводах

 

Российского Библейского Общества 

 

рассказывает

 

Андрей  Графов

 

 

Ю.Д.: Расскажите, пожалуйста, о проекте перевода книг Библии на русский язык. Кто его готовит?

А.Г.: Это проект Российского Библейского Общества. Я тоже работаю над этим проектом, над той его частью, что связана с Ветхим Заветом. У нас уже вышли книги Бытия, Исхода, Притчей, Экклезиаста, Иова, Даниила и Иисуса Навина. Скоро появятся Эсфирь и Судьи. В течение нескольких лет планируется закончить Ветхий Завет. Новый Завет уже вышел в переводе Валентины Кузнецовой.

Ю.Д.: А кто участники?

А.Г.: Ну, прежде всего наш главный редактор, Михаил Селезнев. И конечно, ряд переводчиков. Я редактирую большую часть переводов, выходящих в свет. Кроме того, я перевел Экклезиаста и пророков Иоиля и Исайю.

Ю.Д.: А между Синодальным переводом книги Экклезиаста и вашим есть что-то общее?

А.Г.: Существует целый ряд переводов Экклезиаста. Какие Библии у нас есть? Во-первых, есть Синодальная Библия. Существует еще одна Библия из двух Заветов на русском языке, подписанная загадочной организацией «Всемирный Библейский Переводческий Центр». Варварское издание, но следует упомянуть и его.

Теперь о Танахе. Есть Венская Библия – два тома, параллельный текст (иврит и русский). Она вышла в 1898 году в Вене, ее стиль схож со стилем Синодальной Библии. Далее. Имеется вышедший в Израиле перевод Танаха под редакцией Иосифона. Все названные переводы нельзя признать художественными уже потому, что они передают весь Танах прозой, хотя как минимум половина танахических текстов – это стихи.

Что касается Экклезиаста, то есть еще замечательный перевод Дьяконова в томе «Библиотеки Всемирной Литературы». Дьяконов, крупнейший русский гебраист ХХ века, был к тому же и талантливым переводчиком. Наконец, мой перевод. Я особенно стремился к лаконизму, стремился передать смысл оригинала минимальным количеством русского текста.

Книгу Экклезиаста перевел и Вардван Варжапетян, в свое время выпускавший еврейско-армянский вестник «Ной». Кстати, очень хороший был журнал.

Ю.Д.: А существуют какие-либо теории перевода?

А.Г.: Называть это «теориями» я не люблю. Вообще в отношении перевода слово «теория» – своего рода оксюморон. Трудно себе представить более практическое занятие, чем перевод. Разумеется, есть различные подходы к переводу текстов Священного Писания, различные проблемы. Первая – это, конечно, проблема буквализма. Существует традиция библейских переводов, кстати, древнейшая из переводческих традиций вообще. У ее истоков стоит Септуагинта – перевод Танаха на древнегреческий. Роль Септуагинты в истории мировой литературы, в истории перевода трудно переоценить. Это, может быть, первый художественный перевод. До того как в III веке до н. э. в птолемеевском Египте, согласно преданию, семьдесят два старца перевели Тору, художественного перевода не существовало. Аккадский «Гильгамеш» – не перевод с шумерского, а самостоятельный текст.

Итак, перевод вообще, не только библейский, начинается с Септуагинты. Септуагинта – бесценный памятник. Это достаточно буквальный перевод. В принципе, буквалистский подход – наиболее естественный. Начинающий переводчик неизбежно калькирует. Если это плохой переводчик, то калькирование продолжается всю жизнь, если хороший – он обретает бо€льшую свободу по отношению к переводимому тексту. Так что вопрос перевода вообще – это вопрос свободы. С одной стороны, переводить – это значит уважать и любить иноязычный текст. С другой стороны, мы должны также любить родной язык и создавать на нем хорошие переводные тексты. В крайнем случае я делаю выбор в пользу своего языка, в какой-то степени жертвую смыслом оригинала.

Та же проблема стоит и перед переводчиками Библии. Как ее решили семьдесят толковников? Септуагинта – это неплохой греческий язык, довольно разумный перевод, который заложил традиции. Затем были другие переводы, арамейские Таргумы. Высокую художественную ценность имеет Вульгата, латинский перевод, который появился на рубеже IV – V веков н. э. Вульгате суждено было на долгие века стать главной книгой Европы.

Если говорить о еврейских переводах Танаха, то во II веке новой эры были созданы еще несколько переводов Торы на греческий, например перевод Аквилы. Аквила, ученик рабби Акивы, достиг такого буквализма в переводе, который мало кому удавался. К примеру, в Септуагинте первое слово Торы – «Берешит» («В начале») – переведено на хороший греческий («Эн архэ»). Аквиле этого кажется мало. Поскольку корень «Берешит» – «рош», то есть «голова», Аквила пишет: «эн кефалайо» («в заглавии»). Такой буквализм вполне объясним. Степень обожествления текста возрастала, а стало быть, возрастало и стремление передавать священный текст точно, вплоть до семантики корней.

Очень важен перевод Лютера. Это крайне интересный и осмысленный текст, хорошо сочетающий свободу перевода с научностью. На основе этой немецкой Библии были созданы последующие протестантские Библии, включая английскую Библию короля Иакова.

Синодальная Библия, созданная в середине ХIX века, весьма буквальна. Она не соответствует уровню, достигнутому библейской наукой к середине ХIX века, и содержит много ошибок. Это не ошибки, связанные с непониманием текста. Во всяком случае, понимали ли составители перевода, Даниил Хвольсон и другие, библейский текст или не понимали, мы установить не можем. Их принцип – калька, то есть стремление посредством лексики и морфологии русского языка передать древнееврейский текст.

Ю.Д.: Связано ли это с цензурой?

А.Г.: Это связано с двухтысячелетней традицией библейского перевода. И такая традиция преобладала до начала ХХ века. Синодальная Библия написана на ужасном русском языке, на котором никто никогда не говорил. И 120 лет назад так не говорили – почитайте Толстого. У синодальных переводчиков была установка – калькировать; я думаю, они это делали сознательно и добровольно. Такой подход вполне достоин уважения, он основан на почтении к сакральному тексту. Но вот результат: Синодальная Библия не отвечает требованиям научной точности, и ее язык никоим образом не может быть признан хорошим русским языком. Самое главное – оценить синодальный перевод мы не в состоянии. Начнем с того, что люди просто путают церковнославянскую и Синодальную Библии. И еще – то, что существующая русская Библия вошла в нашу кровь. Это суть нашей культуры. И оценить, хороша она или плоха, мы не можем. Так же мы не можем оценить и новые переводы. Я априори не признаю хорошими ни свои, ни другие библейские переводы. Тут, как минимум, нужно ставить два вопроса: соответствие оригиналу и русский язык. Принцип нашего проекта – это ориентация и на научность, и на хороший русский язык. Хотим мы того или нет, наш перевод – это реакция на Синодальную Библию. У нас получается перевод, в высокой степени свободный в сравнении с существующей традицией. Переходить пределы современного русского языка мы себе не позволяем. Мы передаем семантику оригинала, как мы ее понимаем в свете современной науки. Наш перевод очень свободен, и меня это не радует. Как редактор книг, выходящих в этой серии, я стараюсь, чтобы коллеги и я были поближе к оригиналу.

Ю.Д.: Существует ли проблема адекватности при переводе библейского текста? Как правильно передать то, что думали, ощущали танахические люди две с половиной тысячи лет назад?

А.Г.: Естественно, это огромная проблема – понять, что думали люди Танаха. По сути, это и есть научное понимание текста. Нас часто просят передавать те или иные места в Библии в свете христианской или еврейской традиции, то есть так, как воспринимали Писание спустя много веков, в эпоху поздней античности, христианские или еврейские авторитеты. Но моя цель – отразить текст так, как его мог понимать сам автор и его первые слушатели.

Многие важнейшие, главенствующие для христиан и евреев понятия сформировались в загадочную эпоху между Заветами, в два века (II и I вв. до н. э), отделяющие последние книги Танаха от Нового Завета и талмудической литературы. Теологемы, появившиеся в эти два века, подспудно формировались в еврействе в предыдущие века, но слабо отражены в Танахе.

Например, идея мученичества. В Танахе ее нет. В Танахе, если погибают евреи, скажем, при взятии Иерусалима Навуходоносором, то это лишь повод для оплакивания. В Плаче Иеремии нет восхищения страданием. Идея, что если люди страдают за веру, то этим нужно восхищаться, возникает в книгах Маккавеев, Юдифи. Интересно, кстати, что эти глубоко национальные иудейские книги дошли до нас по-гречески и сохранились в православной традиции и у католиков.

 

Беседу вела Юлия Данилкова