[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  АПРЕЛЬ 2004 НИСАН 5764 – 4 (144)

 

В ПОИСКАХ НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО ВРЕМЕНИ

 

Давид Шахар.

Путешествие в Ур Халдейский.

М. : Мосты культуры; Jerusalem: Gesharim, 2003. – 288 с.

 

Давид Шахар (1926 – 1997) – лучший израильский прозаик. Лучше Агнона. Да, Агнон – гений, Нобелевскую премию по литературе получил вполне заслуженно, но он скорее «еврейский», чем «израильский» писатель. Его иврит – еще немного «доизраильский», язык того блестящего последнего поколения «еврейского просвещения», которое дало Бялика и Черниховского, Бердичевского, И.-Л. Переца и Гнесина. Поэтому и переводить Агнона безумно трудно – в лучшем случае получается пересказ (как, например, у Исраэля Шамира, сделавшего из Агнона Франсуа Рабле). Шахар – прозаик абсолютно израильский, плоть от плоти страны, в которой он родился и провел безвыездно всю жизнь. Может быть, именно поэтому израильский культурный истеблишмент так до самой смерти его и не признал. Нет пророка в своем отечестве…

Кстати, ивритский оригинал поговорки в данном случае более точен – «нет пророка в своем городе». Шахар – писатель Иерусалима, города пророков и пророчеств. «Путешествие в Ур Халдейский» – второй из восьми романов его «иерусалимской саги» под общим названием «Чертог разбитых сосудов». Это название взято из кабалы: «разбиение сосудов» – космическая катастрофа, последовавшая за актом Б-жественного Творения. Нынешний мир, согласно учению святого кабалиста XVI века Ицхака Лурии (АРИ), есть результат процесса «уменьшения» – выделения некоторой части пространства в Б-ге, свободного от явной Б-жественности, и создания в нем системы сообщающихся сосудов, «сефирот», наполненных Б-жественным светом. Нынешнему миру предшествовал мир сосудов самодостаточных, каждый из которых стремился вместить всю полноту бесконечного Б-жественного света, что и привело к катастрофе – «разбиению сосудов», распаду творения и деградации Света, аналогу господствующей ныне космогонической теории Большого Взрыва.

Соответственно, Иерусалим – центр мира – изначально является городом взрывоопасным. Этот тон задается первыми же страницами романа. Из дома д-ра Ландау доносятся звуки Шопена, из арабского ресторана по соседству – мелодии египетского певца Фарида аль-Атраша: «Стаккато западных ритмов не смешивалось с восточными напевами, дабы создать сбалансированную благозвучную смесь, как это нередко случается с музыкой, впитывающей мотив чужой культуры и способной поглотить и переварить его, но, просачиваясь в чуждый ритм, приводило к образованию горючей смеси, готовой взорваться от малейшей искры». На улице – 30-е годы, британский мандат, о «шахидах» никто и не слыхивал…

Соответственно, все действующие лица романа суть «шиврей келим», осколки разбившихся сосудов. На современном иврите «шиврей келим» – это рухлядь, нечто ничтожное, лишенное самостоятельной ценности. И действительно, уже в первой главе мы знакомимся с:

– человеком с книжной полкой, висящей на груди, чтобы удобнее было читать на ходу;

– человеком, передающим знаки и знамения в молоке и беседующим через электрическую лампочку;

– старушками, одетыми в девичьи американские платьица (правда, никогда не ведавшие утюга) и озабоченными защитой мира от «всяческих залманов» и их пособников – политических деятелей;

– мертвыми читателями, проводящими дни в библиотеке и читающими мертвые книги, которые наделяют их дополнительной смертью;

– наконец, главным героем, Сруликом, читающим лекцию о таинстве Пресвятой Троицы семинару католических прелатов,

и еще многими, не менее экзотическими действующими (и бездействующими) лицами.

Однако кабалистический субстрат романа, как  и всей  «иерусалимской  саги»  Шахара,  побуждает  нас  относиться  к  странным  персонажам  и их городу  без  предубеждений  и  высокомерия.  В каждом  «осколке  сосудов»  скрыты  искры Света.  Задачей  человечества – героев  «Путешествия в Ур Халдейский», а более того, самого автора – является «тикун», «исправление», то есть собирание осколков древних сосудов и возвращения их к первоисточнику, к целостности «предвечного человека» Б-жественной эманации. К восстановлению разрушенного Храма.

Путь к этому лежит через видeния – через видение мира не таким, каков он «есть на самом деле», а как бы изначальным, неиспорченным. Возможно, это взгляд ребенка – как в воспоминаниях главного героя, Срулика Шошана, «через лиловую конфетную обертку». Возможно, это взгляд сквозь время, как у одного из эпизодических персонажей – «взгляд, напоминающий взгляд арестанта, вышедшего на улицу после долгих лет заключения и видящего, что улица, оставаясь такой же, какой была из года в год, пребывает  уже  в  ином  времени,  а  потому  принадлежит  иному миру».

Тут все без исключения литературоведы вспоминают знаменитую сагу Марселя Пруста и начинают проводить параллели. Однако сходство обманчиво, как очередные кабалистические «клипот», «скорлупы» внешнего проявления. Потому что главная обманка шахаровского Иерусалима – это предубеждение о том, что время существует. Писатель сплетает нарочито сложную структуру, словно нарочно (возможно, так оно и есть) заставляя читателя вновь и вновь терять нить времени, покуда тот не отчается и не поплывет за прихотливым течением. Ведь все попытки человека упорядочить (организовать) время разобьются о всегда неожиданный, всегда «преждевременный звонок Библиотекаря: все, господа, закрываем. Так и сама смерть настигает того, кто любит жизнь и пребывает в ясном рассудке – внезапно, не вовремя и словно бы нежданно».

А если времени не существует, – по крайней мере в Иерусалиме, – тогда парадоксальным образом все события происходят «здесь и сейчас». На самом деле это истинно еврейский взгляд на мир. Недаром каждому поколению предписывается ощущать себя так, как если бы оно было свидетелем дарования Торы на горе Синай. Недаром в пасхальный сейдер чтение Агоды настойчиво напоминает каждому еврею, что это он вышел из рабства в земле Египетской… И вот Срулик Шошан видит стены Иерихона в мастерской своего отца; вот отец Срулика посвящает годы своей жизни построению макета Храма, а затем годы оставшейся жизни – путешествию по градам и весям с этой моделью; и вот повзрослевший (но и взросление – обманка) Срулик планирует путешествие из Иерусалима 30-х годов ХХ века прямиком в Ур Халдейский, к началу человеческого времени…

Хватит. Не буду я пересказывать роман Шахара, тем более что это и невозможно. Столько событий сразу, все вперемешку, «здесь и сейчас», а любая попытка упорядочить их грозит появлением грозного Бибиотекаря. Прочтите книгу сами. Уверяю вас, получите огромное удовольствие.

Дмитрий Прокофьев

 

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru