[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2004 ИЯР 5764 – 5 (145)
ПОИСКИ СОБЕСЕДНИКА
Йоханан Петровский-Штерн.
Евреи в русской армии: 1827–1914.
М. : Новое литературное обозрение,
2003. — 556 с.
Книга американского исследователя Й. Петровского-Штерна посвящена военной службе евреев в российской армии и охватывает период в несколько десятилетий: со времени первого рекрутского набора в 1827 г. и до начала мировой войны в 1914 г. Как принято сейчас говорить, речь идет о встрече традиционной еврейской общины и русской армии, об обстоятельствах этой встречи и ее последствиях. Автор исследования утверждает, что рассматривает один «из особенно болезненных вопросов русско-еврейской истории ХIХ столетия». К этому можно добавить что таковым сей вопрос оставался вплоть до крушения старого миропорядка в феврале 1917 г. Cвоим исследованием Петровский-Штерн, по его собственным словам, решительно порывает с однобокостью, свойственной русскому военно-государственному взгляду и основанной на том, что евреи разлагают отечественную армию. Он заявляет также, что порывает и с изоляционистской еврейской историографией, с еврейской коллективной исторической памятью, воспринимавшей русскую армию как бедствие для еврейского народа, как место унижения и насильственного крещения. Напротив, считает историк, именно русская армия (в отличие от всех иных форм и способов преобразования евреев Российской империи) «последовательно воплотила в жизнь идею слияния (сближения) евреев и русского общества». Другими словами, именно царская армия была тем институтом, который, «исправляя» фанатичных евреев, выполнял цивилизаторскую миссию.
В первой главе книги изображена трансформация отношения евреев к службе в русской армии – от страха и ненависти в первые десятилетия после введения рекрутского набора до восприятия («даже самым традиционным из евреев») службы в армии как патриотического долга перед отечеством. С другой стороны, отношение к самим евреям во второй половине ХIХ в. в армии стало значительно более толерантным, считает автор. Петровский-Штерн опирается, в частности, на тот факт, что армия не принимала никакого участия в еврейских погромах 1881–1884 гг. Однако факт этот меньше всего может служить доказательством подобного заключения и скорее всего лежит за пределами рассматриваемого контекста. Из того, что воинские подразделения не принимали участия, например, в антиеврейских беспорядках в Одессе в 1821, 1859 или 1871 гг., никак не следует вывод о юдофильских настроениях местного воинского гарнизона. Сам же автор пишет о погромах, устроенных войсками в 1896 г. в Меджибоже и в 1897 г. – в Минске. Не говоря уже о массовом участии войск в насилиях над евреями в период первой русской революции и во время первой мировой войны.
Тем не менее, одна из несомненных заслуг монографии Петровского-Штерна – обращение к сюжету, крайне редко привлекающему внимание историков, – к еврейской традиционной жизни в русской армии: солдатским общинам, раввинам-капелланам, обществам самоуправления и к еврейскому образованию солдатских детей. Вслед за М. Станиславским опубликовавший и проанализировавший единственный прежде известный армейский пинкас (книгу записей общины) Петровский-Штерн ввел в научный обиход обнаруженный в знаменитой коллекции рукописей Ан-ского (хранится в Российском государственном музее этнографии в Санкт-Петербурге) пинкас общества «Шомрей Эмуна» («Хранители веры») Брянского полка, просуществовавшего не менее полувека (1843–1893). Проницательный текстолог, автор отмечает, что пинкас «обнаруживает два удивительных качества еврейских солдат: их традиционалистское упорство... и в то же время удивительную гибкость и умение адаптироваться к негостеприимной среде. Не обошел вниманием исследователь и вопрос о кантонистах – один из самых традиционных в историографии российского еврейства. Впрочем, он стремится по-новому осмыслить проблему, полагая, будто Николай I «намеревался частично решить еврейский вопрос посредством насильственного крещения кантонистов». Массовые крещения Петровский-Штерн относит ко времени, которое именует «решительным поворотом николаевской “еврейской политики” в сторону ассимиляции», ко времени учреждения властями казенных училищ, уничтожения кагалов и иных мер, т.е. к периоду второй половины 1840-х годов. Однако и приводимые самим автором некоторые сведения, и корпус документов в фонде 111 отделения в ГАРФе заставляют с сомнением отнестись к подобному утверждению.
«Сего Августа 21-го числа накануне высокоторжественного праздника Коронования в церкви Воздвижения пресвятой Богородицы совершен обряд крещения, 20 отроков Еврейских из 280 поступивших из Киевской губернии в Казанские Батальоны военных кантонистов, тронутые старанием и хорошим с ними обращением командира Батальонов г-на подполковника Колтовского, пожелали принять православную христианскую веру и в короткое время наученные пастырем их Церкви священником Симеоном Смирновым и убеждены толкованием Евангелия, с пламенным желанием стремились к достижению названия Христианина. В глазах всех предстоящих блистали слезы умиления и радости, когда священник читал Молитвы и поучения, и когда сии новые сыны церкви и отечества, простирая руки, отрекались от их неверия и клялись (быть. – А.Л.) до Гроба верными исповедниками Христа и верноподданными Его Императорского Величества, все молились о сих новоприобретенных Братьях наших».
Вообще отношение имперской администрации и русского общества к присутствию евреев в армии – одна из важных проблем. Она подробно рассмотрена в монографии. Особенно это касается периода конца ХIХ – начала ХХ вв., когда еврейский вопрос превратился в один из самых насущных для Российской империи. Автор смог показать, что несмотря на сильное давление со стороны ультпраправых сил и правящей бюрократии с их требованием «убрать евреев из армии» в военном ведомстве все же возобладал прагматический курс: «вопросы государственной обороны в большей степени повлияли на политику Военного министерства, чем государственная идеология». В книге представлены интересные свидетельства о стремлении некоторых командиров в русской армии поддерживать нормальные отношения с евреями – солдатами своих полков. Это – результат благожелательного интереса к иудейской традиции в 1880-х и в начале 1900-х годов. Однако даже уникальность приводимых данных вряд ли позволяет прийти к заключению, которое делает Петровский-Штерн еще в первой главе своей книги: о толерантном отношении к евреям среднего военного сословия.
Для понимания многих психологических проблем историк вводит в свое исследование целый ряд литературных источников. Подобные материалы, к сожалению, лишь в самые последние годы стали появляться в текстах отечественной историографии. Петровский-Штерн показал, что образы евреев, запечатленные в антисемитских сочинениях бульварного писателя Всеволода Крестовского, сыграли ключевую роль в формировании антиеврейской идеологии среди его читателей – военных высшего и среднего уровней, что благодаря им они укоренились в мышлении военной бюрократии. Эти сведения – еще одно свидетельство против сомнительного вывода о трансформации в пользу толерантного отношения к евреям в армии.
Пожалуй, наиболее интересная глава книги – последняя, блестяще написанная и названная «Происхождение легенды: образ еврейского солдата в русской литературе». Впрочем, название требует уточнения, ибо Петровский-Штерн основное внимание уделяет образу, нашедшему отражение прежде всего в русско-еврейской литературе. А это иное дело. Не ограничиваясь беллетристикой, Петровский-Штерн обращается и к воспоминаниям бывших еврейских солдат и кантонистов – классическому источнику еврейской историографии. В общем, проведя анализ литературных и мемуарных произведений, исследователь приходит к парадоксальному выводу: все они не имеют ничего общего с процессом интеграции еврея в русскую армию. Литература и мемуаристика, по убеждению исследователя, были не более чем литературным манифестом, рупором русской либеральной и русско-еврейской общественно-политической мысли; они оставались на большом удалении от исторических реалий. Вся русская, русско-еврейская литература и мемуаристика – всего лишь «литературный миф». Автор книги убежден: художественная литература и мемуаристика на тему «еврей и русская армия» лишь отражала либеральные общественно-политические взгляды на положение евреев в России.
Такая точка зрения представляется чрезмерно прямолинейной и ортодоксальной. Рассматривая, например, еврейскую мемуаристику прежде всего как «реплику» в дискуссии о полной эмансипации евреев, автор лишает ее ценности как исторического источника, обращая в некую разновидность публицистического жанра. В другом месте он еще в более резкой форме характеризует мемуары бывших кантонистов как «идеологизированную стилизацию романтической мемуаристики сомнительной ценности». Подчас такая оценка противоречит даже наблюдениям автора. Так о воспоминаниях кантонистов Шпигеля и Ицковича Петровский-Штерн сам пишет, что «приведенные в них данные – как цифровые, так и исторические, – подтверждаются целым корпусом архивных документов...»
Конечно, армия сыграла значительную роль в превращении, говоря словами самого автора, «еврея России в русского еврея». Вряд ли именно о таком слиянии, результатом которого стало появление отставных николаевских солдат – людей как правило, малообразованных, «грубых, мужественных, недюжинной физической силы и душевного здоровья», мечтали еврейские просветители – маскилы. Более того, уж совсем неправомерно считать, что именно служба в царской армии «в отличие от всех других попыток преобразования еврейского населения империи наиболее последовательно» воплотила идею сближении еврея и русского общества и «сыграла решающую роль в модернизации евреев России». Куда более значительную и позитивную роль в этом процессе играла русская школа – как средняя, так и высшая. Институт русской школы – важнейшее место, где происходила встреча евреев с Россией, Петровский-Штерн даже не упоминает. Для русско-еврейской встречи были значимы и экономические, и миграционные процессы в стране, участие евреев в русском освободительном движении. Встреча еврея с имперской Россией, (а для абсолютного большинства евреев в первой половине ХIХ столетия Россию представляла феодально-крепостническая армия), напротив, была достаточно болезненной и тяжелой. Очевидно, только тюрьма и каторга занимали менее почетное место в иерархии встреч.
И совсем уж странно представлять сцену из знаменитых «Былого и дум» – сцену встречи с малолетними евреями-кантонистами по дороге в cсылку как «печально известный герценовский пассаж». Или автор считает и эти воспоминания не более чем «литературным мифом»? «C первых лет введения рекрутской повинности – под нажимом местных еврейских общин – высшая военная бюрократия, – пишет в заключение Петровский-Штерн, – приняла ряд существенных мер для того, чтобы наладить быт еврейских рекрутов в армии согласно еврейской обрядности. Евреям в армии были дарованы основные права, которые сегодня мы назвали бы “свободой совести”». Так ли это? А ежели так, то цитируемый ниже документ, видимо, уникален, исключителен и общей картины не отражает…
«5 апреля (1829)
Список с Рапорта Командира Смоленского Батальона Военных кантонистов майора Винокурова
Смоленскому Коменданту Господину Генерал Майору и Кавалеру Керну от 5 апреля.
В следствии предписания Вашего Превосходительства от 3-го числа сего апреля при коем приложена и просьба Могилевского Еврейского общества, на которое имею честь донести, чтобы принять их пищу употребляемую ими в праздник Опресноков на тех малолетних Евреев кои ныне находятся в числе кантонистов, не нахожу возможным. Есть ли сие им позволить, то надо их уволить ото всех обязанностей, которую они вместе должны несть с христианами и назначить другое место для их стола чего как же без воли вышнего начальства сделать не могу тем более, что и в приказе начальника Главного штаба Его Императорского Величества отданном от 31 октября 1827 года с № 111 между прочим сказано: что вступающие в число кантонистов малолетние Евреи должны содержаться наравне с христианами, образуя сих Евреев в классах и мастерских, и фронтовому учению. Следовательно, дозволить им исполнить сей праздник, надо предоставить им и увольнение от всех занятий, которые кантонисты из христиан ныне занимаются. По наступлении же христианского праздника, они так же уже ничем не будут заниматься потому что кантонисты из христиан будут уже уволены ото всех занятиев, таковое двойное увольнение малолетних Евреев не будет иметь желательного успеха как в науках, так и по всем мастерствам и во фронтовом ученьи…»
Чем же объяснить тогда возвращение к иудаизму немалого числа евреев после окончания службы или после судебных процессов в пореформенное время, в которых новообращенные христиане доказывали, что были насильственно крещены?
…И все же Петровский-Штерн написал яркую, талантливую, пусть в чем то и спорную, заставляющую думать книгу, без которой трудно уже представить современную историографию российского еврейства.
Aлександр Локшин
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru