[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  АВГУСТ 2005 ТАМУЗ 5765 – 8 (160)     

 

СЛОВО О ГРИГОРИИ БЕРЕЗКИНЕ

В. Кардин

Начав печататься в 1935 году, Григорий Соломонович Березкин выпустил сборник статей о белорусской поэзии лишь в 1958-м. А ведь относился к тем считанным критикам, чье слово немало значило для поэтов и прозаиков, для читателей. Вскоре, однако, выяснилось, что его жаждут слышать также и следователи НКВД. И не на шумных публичных встречах с талантливым литератором, а в своих укромных кабинетах.

Человек природно-смелый, решительный, Березкин не считал возможным таиться и, приглашенный в следовательский кабинет, продолжал резать правду-матку. Как резал ее в своих статьях.

Критик получил срок. Но неожиданно лишился возможности его отбыть. Разразилась война, и минские чекисты, торопливо уложив вещички, устремились на восток, норовя опередить танки, меченные черно-белым крестом.

На данном этапе их стремления не расходились со стремлениями зэка: внезапно обретя свободу, Березкин направился в ту же сторону. Его путь совпадал с движением вражеских танков, опережавших толпы минчан, среди которых затерялись притихшие следователи.

На армейском языке это называется ретирадой, на общенародном – драпом. Что подтверждено еще В. Шульгиным, познавшим опыт Гражданской войны.

Однако на этой стадии человек может оставаться самим собой, то есть человеком. Итак, освободившись от разбежавшихся конвоиров, Григорий Березкин в первом же населенном пункте записался добровольцем, получил оружие и не выпускал его из рук до самого Берлина, куда прибыл уже военным переводчиком. Благо в совершенстве владел немецким.

Славные чекисты тоже не отсиживались в тылу без дела. Освоившись, они воздали должное отважному добровольцу и указали ему место. Правда, теперь у них уже не всё прошло гладко. Письма А. Твардовского и А. Кулешова в защиту «врага народа» Г. С. Березкина, как оказалось, кое-что значили.

Назвать наступившие дни нормальными для Григория Соломоновича было бы натяжкой. Но он и сам оказался не из тех, кто сдается, платочком утирая слезы. Березкин без устали трудился. Его превосходные статьи составляли два сборника. Появилась книга об Аркадии Кулешове. Обращаясь к тем, кого при жизни зачислили в классики, он никогда не робел. Тональность не менялась, голос не вибрировал.

Мнение Березкина – я тому свидетель – стоило многого для белорусских стихотворцев, немало весило при оценке отечественной поэзии в целом.

Он же оставался прежним – умным, ироничным, неуступчивым.

И добрым тоже.

Вот шествует стихотворец. Сосредоточен, мрачен. Дума на челе. А пишет дребедень – курам на смех. Ждет одобрения, но смиренно выслушивает замечания. «А как лично вам, Григорий Соломонович?» Он бы ему выдал… Да стар тот уже, войну прошел. Тяжело ранен. Когда-то лишился отца – «врага народа». Ни от чего не отмахнешься…

Он из критиков, для которых автор – не отвлеченное понятие, но живой человек. Живой и тогда, когда своими творениями ставит критика в щекотливое положение. Особенно такого, как Гриша Березкин. То есть видящего в авторе личность с непростой судьбой. Далекую от благополучия и душевного комфорта…

Отведавший тюремной баланды, слышавший рык надзирателей, знакомый с армейским беспределом, с самодурами-старшинами, офицерами-тиранами, он сознавал, что круг литераторов не слишком отличен от круга, в котором когда-то протекали его собственные горькие дни.

Широта, точность вкуса, но одновременно и терпимость к странностям поэтов и прозаиков, становившихся объектом его исследований, сочеталась в нем с редкой естественностью. Такая позиция тоже может ставиться в вину. Скольким он «вмазал» беспощадно, скольких ободрил, даже благословил…

Григорий Березкин еще и из тех редких собеседников, отсутствие которых особенно досадно, горько…

Эти мои беглые заметки – всего лишь дань уважения и благодарности.

Жаль, я не успел сказать ему всё это при жизни. Такие вещи нельзя откладывать.

Мне довелось с короткой дистанции наблюдать первые шаги самых разных критиков: Марка Щеглова, Исаака Крамова, Владимира Лакшина, Андрея Туркова, Якова Гордина, Александра Лебедева. При несомненном внутреннем родстве каждый из молодых оставался самим собой.

Минчанин Березкин, вне всякого сомнения, был близок к названным мной писателям. И они это сознавали, ценили. «Мы одной крови», – мог бы каждый сказать ему, процитировав незабвенного Киплинга. И он бы улыбнулся в ответ – радостно и понимающе.


<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru