[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ДЕКАБРЬ 2005 ХЕШВАН 5766 – 12 (164)     

 

СВЯТАЯ

Яков Шехтер

Окончание. Начало в № 11, 2005

Симона позвонила к ней на работу и взволнованным, задыхающимся голосом попросила немедленно прийти в синагогу.          – Что нибудь плохое? – встревоженно спросила Эстер.

– Да ты что! – Симона замахала свободной от телефона рукой так, что ее платье зашумело, будто крона пальмы под порывами грозового ветра. – Наоборот, самое лучшее. Тебе невероятно повезло! Удивительно, беспардонно! Приходи, приходи скорей, а то я лопну от восторга!

Заинтригованная, Эстер оказалась в синагоге через пятнадцать минут. Симона уже была там. Ее лицо сияло, словно субботний подсвечник.

– Давай присядем, – точно скрываясь от посторонних глаз и ушей, она отвела ее в самый дальний угол совершенно пустой женской половины и усадила в глубокое кресло, обитое пурпурным плюшем. В этом кресле по субботам и праздникам сиживала жена раввина, поэтому в будни оно всегда пустовало. Эстер недоумевающе посмотрела на подругу.

– Я предполагала, – начала Симона, придвигая к креслу обыкновенный стул и быстро присаживаясь на краешек. – Предполагала, но боялась даже думать об этом варианте.

Она сделала большие глаза и перешла на шепот.

– Два года назад умерла жена главы кабалистов Реховота. Это была святая, настоящая святая. Про нее до сих пор чудеса рассказывают. К ней приезжали женщины не только со всего Израиля, но даже из Америки и Европы. И для каждой у нее находилось доброе слово, хороший совет. Но особенно славилась она подбором псалмов. В голове у нее точно рентген какой стоял, посмотрит на женщину и говорит: для твоего тикуна – исправления души – надо читать такие и такие номера псалмов. Начинает бедняжка читать, и спустя пару месяцев жизнь у нее полностью меняется: бездетные беременеют, больные излечиваются, безработные мужья работу находят, беспутные дети становятся на правильную дорогу. Невозможные, немыслимые дела! – Симона всплеснула руками. – Она была моей дальней родственницей, мы иногда встречались на свадьбах. Красавица, умница, праведница! И умерла как праведница. Пекла халы на субботу, наклонилась к духовке, проверить, как подошло тесто, и упала. Умерла за секунду. Не смерть, а поцелуй Всевышнего.

Дети у нее уже все женаты, дома никого, только муж да его ученики. Муж, бедняга, год не мог в себя прийти. Жили они, как два голубка, душа в душу. Идеальная пара: он праведник, а она святая. Нужно было видеть, как они между собой разговаривали! Губы почти не шевелились, понимали друг друга с полувздоха, полунамека.

Симона на секунду смолкла. Потом положила руку на подлокотник кресла и несколько раз осторожно погладила запястье Эстер.

– Ну вот, год он даже слушать не хотел о втором браке. Но не может кабалист без жены, нельзя мужчине одному по этой дороге идти. Стали думать, кто ему подходит. А проблема вот в чем: он ведь коэн, из рода первосвященников. Ему по закону можно жениться только на девушке или вдове. Разведенная не годится. Но в его положении, – Симона многозначительно подняла глаза к потолку, – он должен вести себя как настоящий первосвященник. А первосвященнику вдова тоже запрещена, только девушка. Многие девушки были бы счастливы стать женой такого праведника, только он ни о ком даже слушать не хотел. Спрашивал только имя и дату рождения, что-то про себя подсчитывал и говорил: нет, не то. Не подходит. Мы уже бояться стали, что он специально так поступает, чтоб не жениться.

– Мы – это кто? – спросила Эстер.

Симона испытывающе посмотрела на нее.

– Ладно, скажу. Раз ты в такое дело ввязываешься… Кабалистов его уровня во всем мире меньше десятка. Все друг с другом связаны. Если спускается в мир откровение, то каждый из них знает не только, что нужно говорить или делать, но и кому это поручено. Ошибки быть не может. Один выполняет, а остальные проверяют, так ли. Мой муж один из них. Рав Бецалель Ифарган из Реховота – тоже.

Я ему про тебя просто так рассказала, на всякий случай. А он подумал, подумал и вдруг говорит: это она. Не просто говорит, а загорелся весь, засветился изнутри. Скрытая, говорит, праведница. Мир на таких держится.

Тогда я ему подробности начала рассказывать, жизнь твою, мол, не совсем праведница, заповеди только недавно начала соблюдать. Ну, – Симона перешла на извиняющийся тон, – чтоб он правду знал, понимал, с кем дело иметь хочет. А он: она сама про себя ничего не знает. Душа, говорит, такая высокая, что до определенного момента могла жить без заповедей. А сейчас наступает время раскрытия.

Симона заглянула в глаза Эстер.

– Он хочет тебя видеть. И как можно скорее.

Эстер несколько минут просидела в полной растерянности. Ее будущий муж представлялся ей совсем по-другому. Вдовец, с женатыми детьми… Старый, наверное, человек.

– А сколько ему лет? – наконец решилась она задать вопрос.

– Возраст, – назидательно произнесла Симона, мгновенно возвращаясь к привычному для нее тону, – это понятие духовное. Есть молодые старики и старые юноши. Мужа надо выбирать по праведности, а не по прыти.

– Ну а всё-таки?

– Я думаю, года пятьдесят три, максимум четыре. В крайнем случае, пятьдесят пять, но не больше.

– Симона, он для меня слишком стар!

– А ты знаешь, какая разница была между Ицхаком и Ривкой, Яаковом и Рахелью? Еще больше! И ничего, целый народ родили, чтоб не сглазить, кабалисты живут очень долго, до ста лет. И умирают бодрыми, полными сил, а не дряхлыми развалинами. Так что перед тобой минимум сорок лет супружества.

Сегодня, вспоминая тогдашние разговоры, Эстер не могла взять в толк, как поверила этим россказням, как легко и доверчиво пошла за малознакомой женщиной, изменив по ее слову всю свою жизнь. Почему не слушала увещеваний родителей, отмахивалась от предупреждений знакомых и родственников. Ее вело, тащило, точно на буксире, она чувствовала туго натянутую, подрагивающую бечеву и точно знала, как поступать.

Первая встреча состоялась на квартире у Симоны. Рав Бецалель произвел на Эстер очень приятное впечатление. Несмотря на седую бороду до пояса, у него оказались живые, блестящие глаза, добрая улыбка и, что совсем неожиданно для кабалиста, незаурядное чувство юмора. Через пять минут после начала разговора Эстер улыбнулась, а через десять рассмеялась во весь голос. С этим таинственным пожилым кабалистом ей было проще и приятнее, чем со сверстниками.

Спустя полчаса в комнату вошла Симона. Впрочем, отсутствовала она чисто символически, дверь была полуприкрыта и Эстер слышала, как она возится на кухне и вполголоса разговаривает с кем-то по телефону. Реб Бецалель распрощался и вышел, а Симона пригласила подругу отведать только что испеченный пирог.

– А почему ты Бецалелю не предложила? – спросила Эстер, внезапно почувствовав легкую тень обиды за кабалиста, обойденного лакомым кусочком. Тогда она не придала этому значения, но, вернувшись домой и припоминая подробности встречи, поняла, что переживает за него, воспринимая его обиды, точно свои. Ее душа уже начала переплетаться с душой практически чужого человека, и, поймав себя на чувстве обиды за Бецалеля, Эстер поняла, что попалась, и, если он попросит ее стать его женой, она ответит согласием.

– Он не ест в гостях, – ответила Симона. – Только приготовленное женой или дочерьми.

– Даже у тебя, у твоего мужа? – удивилась Эстер. – Ты ведь говорила, будто они из одной группы.

– Вообще нигде. Ни на свадьбах, ни у друзей, ни даже у раввинов. Только дома.

Она развела руками.

– Мой муж тоже нигде не ест. Каждую крошку, каждый глоток я должна приготовить своими руками. Тяжела и неказиста жизнь супруги кабалиста!

Она прыснула от смеха, и Эстер, не удержавшись, расхохоталась вслед за ней. Еще ничего не произошло, они с Бецалелем еще не произнесли ни одного слова о свадьбе, но Симона уже обращалась к ней, как к своей, стоящей по другую сторону занавеса, скрывающего от непосвященных внутреннюю жизнь изучающих тайное знание.

В конце второй встречи Бецалель попросил ее руки. Внезапно посерьезнев, он сказал:

– Наши души вместе спустились в этот мир. Я видел, я знаю. Ты согласна стать моей женой? Моим спутником, моей половиной?

И Эстер, словно отвечая на вполне заурядный вопрос, ответила:

– Да, согласна.

Она ждала, что Бецалель поцелует ее или обнимет, но он лишь улыбнулся.

– Все подробности я обсужу с Симоной. Тебе не придется ни о чем думать. До свидания. В следующий раз мы увидимся уже под хупой.

Он вышел, оставив Эстер в полнейшем замешательстве. Но через минуту в комнату вбежала Симона и принялась целовать ее с таким жаром и страстью, что замешательство тут же рассеялось.

– Счастливая! – смеялась Симона, стряхивая с ресниц непонятно откуда взявшиеся слезы. – Какая удача! Б-же милосердный, как тебе повезло! Ты просто не понимаешь, какая удача тебе подвалила.

Эстер действительно не понимала, так же как и ее родители. Узнав о предстоящем замужестве, они пришли в ужас. Несколько дней прошли под грозовой сенью непрестанных упреков, слез и причитаний. Но Эстер чувствовала упругое давление натянутой бечевы и стояла на своем. Она давно уже не девочка, взрослый, самостоятельный человек, ей и решать, с кем разделить свою жизнь.

В конце концов родители сдались.

– Поступай как знаешь, – сказала мать. – Мои слезы закончились. И я очень надеюсь, что тебе не придется воспользоваться твоими.

Она ошиблась, мать. Слезы понадобились Эстер очень скоро, гораздо скорее, чем она могла предположить.

Первое подозрение закралось еще во время предсвадебного инструктажа. Несколько дней подряд Симона объясняла ей законы и запреты супружеской жизни. Эстер только диву давалась, как могут люди усложнить такое относительно простое дело.

Но привычка быть хорошей ученицей оказалась сильнее возникающего неприятия, Эстер быстро освоила незамысловатые расчеты, запомнила правила и без малейшего труда отвечала на «каверзные» вопросы Симоны. Убедившись, что материал усвоен, она отложила в сторону книги и приступила к главному.

– Сейчас я кое-что тебе расскажу, – заговорщицким тоном предупредила она. – Написанное в книгах, – она дружески похлопала по золотому тиснению на переплете, – это для обыкновенных, нормальных людей.

– Ничего себе, нормальных! – возмутилась Эстер. – Мне от этих законов вообще расхотелось в постель с мужем ложиться.

– Для нормальных, обыкновенных людей, – строго повторила Симона. – У кабалистов же законы куда строже.

Она посмотрела на вытянувшееся лицо Эстер и улыбнулась.

– Не пугайся, не пугайся. На самом деле чем строже законы, тем легче женщине. Сейчас объясню.

И она пустилась в пространные объяснения. Цитаты из «Зогара» сменялись высказываниями Аризаля, примеры из жизни великих кабалистов перемежались рассказами из ее собственной, Симониной жизни.

К концу рассказа Эстер грустно посмотрела на подругу и спросила:

– Слушай, а зачем вообще нужна вся эта активность? С такими запретами я мужа смогу поцеловать один раз в месяц, и то не в каждый. Давай уж сразу – постояли под хупой и разошлись себе по разным комнатам.

Симона рассмеялась.

– Вот глупая! Как же без этого? А чем реже, тем дольше готовишься, острее чувствуешь. Мы же не кролики, чтобы спариваться каждый день. И вообще, ты максималистка: или всё, или ничего. Я обещаю, ты еще вспомнишь эти свои слова и посмеешься.

Но Симона ошиблась. В семейной жизни Эстер оказалось совсем не до смеха.

Хупа была очень скромной, родители Эстер, ближайшие родственники, несколько учеников Бецалеля, Симона с мужем, и всё. По закону детям присутствовать на свадьбе родителей не полагалось, поэтому его три взрослых сына и две дочери пришли только на праздничный ужин.

Столы накрыли в реховотском доме раввина Ифаргана – просторном, но довольно обветшалом строении посреди апельсинового сада. Дети, почти одного возраста с Эстер, смотрели на нее настороженно, хоть улыбались приветливо и всячески старались выказать свое расположение. Только глаза выдавали.

Вина не пили, вместо него поднимали бокалы с виноградным соком. Сок делали сыновья Бецалеля, а еду для ужина приготовили его дочери. За столом сидели отдельно – мужчины на одном краю, женщины на другом. Муж Симоны произнес небольшую речь, толкование одного запутанного места в Талмуде. После чая все разом поднялись и стали прощаться. Эстер осталась с мужем одна в пустом доме.

После Симониного инструктажа она ничего не ждала от первой ночи. Так и получилось. Вернее, формально всё произошло, они нежно и долго целовались, а после того, главного, что сделало их мужем и женой, Бецалель взволнованным голосом произнес благословение, которое говорят после соединения с девственницей, и как предписывают правила, сразу отдалился, пересел на другую постель, поговорил с ней немного и ушел в другую комнату, учиться. Она приняла душ, походила немного по комнате, рассматривая подарки, приготовила чай и, положив на блюдце кусочек пирога, постучалась к мужу.

Бецалель оторвался от книги и несколько секунд смотрел на нее недоумевающим взглядом, словно не понимая, кто стоит перед ним. Потом узнал, улыбнулся, поблагодарил за чай, но эти первые несколько секунд сказали ей больше, чем все последующие слова.

Она занимает в его жизни место где-то между холодильником и газовой плитой. Удобный, полезный и приятный для жизни предмет, который нужно содержать в порядке, улещая разговорами и улыбками. Впрочем, а на что она рассчитывала? Это ее выбор и теперь придется обживать новый дом, новое пространство.

В общем, на бытовом уровне жизнь с Бецалелем оказалась простой и легкой. Он никогда не повышал голос, всегда улыбался, расспрашивал о родителях, даже запомнил их дни рождения и каждый вечер напоминал ей позвонить им. Дома его почти не бывало, утром он уходил в синагогу на молитву, потом возвращался позавтракать и снова уходил, теперь уже до полудня, преподавать в Доме учения. Обедал он дома, спал около часа и возвращался к ученикам. Вечером к нему приходили избранные, самые близкие ученики, и с ними он занимался почти до утра. Перед рассветом Бецалель тихонько прокрадывался в спальню и, стараясь не скрипеть, устраивался на своей кровати.

Спали они раздельно, он приходил к ней один раз в неделю, по субботам, а так как две субботы в месяц она была ему запрещена, их супружеская жизнь практически не занимала времени. То, как он это делал, подчиняясь своим правилам и законам, не приносило Эстер никакого удовольствия.

– Зачем он приходит ко мне? – думала она всякий раз, когда Бецалель перебирался на свою постель и моментально засыпал. – Он будто исполняет тяжелую повинность. Может, он думает, что я этого хочу? Вовсе нет, мне это тоже ни к чему. Наверное, он надеется, что Б-г пошлет нам ребеночка. Иначе я не понимаю, для чего нужна вся эта пачкотня?

Но Б-г ничего не посылал. Виновата в этом, конечно же, была она, дети Бецалеля, каждый день приходившие к ним в дом, живым упреком разгуливали по комнатам и вели с ней бесконечные разговоры. Эстер быстро нашла с его дочерьми общий язык, они не воспринимали ее как жену отца, а относились, словно к подруге, рассказывали о болезнях детей, жаловались на мужей, одалживали денег до конца месяца.

Денег у Бецалеля было много, на жизнь хватало с избытком. Откуда они берутся, Эстер никогда не спрашивала, в конце концов, он прожил до нее целую жизнь, поднял большую семью. В начале месяца он давал ей приличную сумму на хозяйство, а если не хватало, то по первой же ее просьбе добавлял еще, никогда не спрашивая отчета.

Спустя несколько месяцев после свадьбы Бецалель спросил:

– Ты очень любишь свою работу?

– Даже не знаю. Мне нравится то, что я делаю.

– Если хочешь, можешь уйти. Денег нам хватит.

– Хорошо, я подумаю.

Подумав, Эстер решила пока оставить всё, как есть. Деньги ведь еще не всё. И вообще, как там сложится ее жизнь с Бецалелем, мало ли что, да и пенсия – надо подумать о будущем. В общем, решила остаться. Но Бецалель, словно догадавшись, не стал ее ни о чем спрашивать.

Через полгода он вернулся к прерванному разговору.

– Я бы хотел, – прямо сказал он, – чтобы ты перестала работать.

«Еще бы, – подумала Эстер, – столько возни по дому, а кухарку не наймешь, доверия ей никакого, проще жену к плите пристроить. Но с другой стороны, ведь это мой муж, мой дом, моя семья, кто же должен брать на себя эти хлопоты, если не я?» И Эстер согласилась. Бецалель очень обрадовался и подарил ей золотую брошку в виде бабочки. На вкус Эстер довольно аляповатую, но, чтобы сделать мужу приятное, она стала прицеплять ее к платью по субботам и праздникам.

Родители, узнав о решении Эстер, в очередной раз возмутились.

– Неужели ты училась в университете для того, чтобы стать домохозяйкой? – без устали спрашивала по телефону мать.

Но и это прошло, жизнь устоялась, бесшумно катясь по уже ставшей привычной и обжитой колее. Дома работы хватало, Эстер поднималась до восхода солнца, а ложилась глубокой ночью, просунув в приоткрытую дверь комнаты, в которой занимался Бецалель с учениками, последний поднос с кофе и печеньем. Бечева подрагивала, туго натянутая давлением быта и обстоятельств, бесконечный водоворот небольших дел и микроскопических, но остро покусывающих проблем затягивал Эстер с самого утра, не давая времени остановиться, подумать, даже просто отдохнуть. Иногда, уже смежив веки, она пыталась сообразить, на что же ушел день, целый день ее единственной, неповторимой жизни, но перед глазами начинали вертеться сковородки, противни с кугелем, бесконечные стаканы кофе, и сон ласковой лапкой сжимал ее голову.

– Он тебя околдовал, – говорила по телефону мать. – Он задурил тебе голову своей магией. Посмотри, в кого ты превратилась! Бесплатная поломойка, дармовой повар, кофе им на подносике, пирожки в тарелочках. Опомнись, Ора, беги, беги от него, пока не поздно!

Но самым большим разочарованием для Эстер оказались не трудности быта, а шок от того, что таинственное и манящее, к которому она хотела прикоснуться, выйдя замуж за кабалиста, не только не приблизилось, а, наоборот, ушло еще дальше. Несколько раз она просила мужа разрешить ей присутствовать на его ночных уроках. Поначалу Бецалель лишь улыбался и переводил разговор на другую тему, но Эстер не уступала, и тогда он поговорил с ней с полной откровенностью. Именно эта откровенность, не оставляющая сомнений в окончательной глубине ответа, и оказалась особенно горькой.

– Есть две причины, мешающие твоему присутствию на уроке, – сказал он. – Первая иррациональная, вторая рациональная. Кабала переносит человека в иллюзорные миры. Переносит настолько, что блуждать по ним можно всю жизнь, полностью оторвавшись от нашей реальности. Чтобы этого не произошло, в ученики я принимаю только взрослых семейных мужчин. Жена и дети не дадут ему потеряться в иллюзорном мире. Они наиболее сильная привязка к действительности. У тебя же такой привязки нет. И это первая причина.

А вторая заключается в том, что для понимания кабалы, настоящего, глубокого понимания, необходимо хорошо знать Талмуд, мидраши, не говоря уже о Танахе. Объяснений я не даю, только заголовки, расшифровать их ученик должен сам. Если не смог – значит, еще не готов. Ты просто не поймешь, о чем идет речь.

Но Эстер всё равно попросила разрешения послушать урок, и Бецалель, после долгого размышления, разрешил ей сидеть за неплотно прикрытой дверью.

– У меня на занятиях никогда не присутствовали женщины, – пояснил он, – и я не хочу создавать прецедент.

Той ночью Эстер, как обычно, протолкнула в комнату передвижной столик, уставленный тарелками с печеньем, стаканами и двумя термосами с крепко заваренным кофе, но дверь прикрывать не стала. Она пододвинула стул, села и начала прислушиваться.

Голос Бецалеля доносился вполне отчетливо, и уже спустя несколько минут Эстер осознала, что он был прав. Язык, на котором ее муж вел урок, был, вне всякого сомнения, ивритом, Эстер понимала значение каждого слова, кроме арамейских терминов из Талмуда, но связать слова воедино, составить из них мало-мальски внятное предложение у нее не получалось. Просидев полчаса, она тихонько поднялась, прикрыла покрепче дверь и ушла к себе, спать.

Прошло несколько лет. Бецалель почти перестал приходить к ней в постель. Иногда они не встречались по два, три месяца. Эстер перестала даже думать о том, что это может приносить радость или доставлять удовольствие. Ее жизнь пролегала далеко в стороне от плотских утех. Однажды, во время пасхальной уборки, когда всё в доме переворачивается вверх дном, она обнаружила в одном из ящиков удостоверение личности Бецалеля. Взглянув на дату рождения, она ужаснулась.

«Пятьдесят три, максимум четыре. В крайнем случае, пятьдесят пять, но не больше», – вспомнила Эстер слова Симоны и горько усмехнулась. Ее мужу пошел седьмой десяток, и его прохладность в постели была более чем понятна.

«Сложилось, как сложилось», – подумала Эстер и вернула удостоверение на место.

Симона, как обычно, явилась вечером поболтать. Она приезжала почти каждый день, специально ради этих поездок получив водительские права. Помогала по хозяйству, рассказывала новости. Иногда они вместе учили что-нибудь из святых книг, читали псалмы. Эстер хотела поговорить с ней о возрасте ее мужа, а потом – потом заболталась о пустяках, да так ничего и не сказала. Чего уж теперь, раньше надо было думать.

Но иногда, как сейчас, например, давление бечевы ослабевало и мысли, задвинутые в самый уголок сознания, возвращались. Зачем она идет в микву, для кого, для чего? Ее ласки никому не нужны, ее совсем еще крепкому, молодому телу суждено увянуть без мужского внимания. Ежемесячное очищение требуется лишь для того, чтобы не испортить продукты.

Она припомнила, как год назад перед приходом учеников заскочила на секунду в туалет, посмотреть, не кончилась ли бумага, и в спешке забыла ополоснуть руки из кружки для ритуальных омовений. Потом заварила кофе и отнесла мужу в комнату, где он готовился к занятиям. Бецалель поднес ко рту стакан, замер и вернул его на поднос. Он ничего не сказал, но посмотрел так внимательно, что она тут же вспомнила про омовение, вспыхнула от стыда, подхватила стакан и убежала обратно на кухню. Вернувшись через десять минут, она молча поставила перед мужем свежезаваренный кофе. Бецалель, так же молча, взял ее руку и поднес к губам.

Он никогда не целовал ей руки, и вообще ей никто ни разу такого не делал, и от неожиданности она снова вспыхнула, вырвала ладонь и выскочила из комнаты. Из-за этого поцелуя она и ходит теперь в микву.

А вот и здание миквы. Эстер остановилась, достала из сумочки пачечку бумажных носовых платков и тщательно отерла лицо. Ее слезы никто не должен видеть. Они принадлежат только ей. Ей одной.

Эстер поднялась на освещенное ярким фонарем крыльцо и позвонила. Свет в глазке, врезанном посередине железной двери, померк – смотрительница подошла выяснить, кто звонит. Через секунду дверь распахнулась:

– Рабанит Ифарган! – почтение наполняло голос смотрительницы. – Пожалуйста, пожалуйста.

Эстер прошла внутрь. На стульях у стен коридора сидело несколько женщин, ожидающих, пока освободятся кабинки. Увидев Эстер, они встали.

– Садитесь, садитесь, – махнула она свободной рукой и двинулась к ближайшему стулу, с тем чтобы занять очередь.

– Пожалуйста, рабанит, – удержала ее смотрительница, указав на другой конец коридора. Там размещалась «комната невесты», роскошно отделанное помещение со встроенным бассейном и керамикой на уровне пятизвездочной гостиницы. В нее пускали только невест перед свадьбой. Кабинки, куда дожидались очереди женщины, представляли собой обыкновенные душевые комнаты. В них мылись, готовились к окунанию и звонком вызывали смотрительницу. После проверки она сопровождала женщину в общий бассейн. Окунувшись, та возвращалась обратно в душевую.

Хотя никаких указаний на этот счет не существовало, в «комнату невесты» смотрительница пускала только жен раввинов. Эстер каждый раз пыталась занять место в общей очереди, но смотрительница перехватывала ее на полдороге. Можно было бы и сразу пойти в «комнату невесты», но попытка усесться в общей очереди есть часть ритуала. Нечего привыкать к почестям.

В кабинке она сразу закрыла дверь и принялась набирать ванну. Такое удовольствие можно себе позволить только в микве. Дома, хоть солнечный бойлер вполне хорошо нагревает воду, вечно толкутся чужие люди: то ученики к Бецалелю придут, то посетители за благословением. Только и успеваешь, что закрыться в ванной комнате, быстро ополоснуться под душем, напялить на еще влажное тело одежду и выйти. Ванна заполняет комнату паром, расслабляет, после нее нужен халат и время прийти в себя, подсохнуть. Да и вообще, мытье – интимное дело, никто из чужих не должен знать, когда она моется, чтобы не пробуждать нескромные мысли.

Эстер достала из сумочки специальный гель и капнула несколько капель прямо под бьющую из крана струю. Да, напор здесь куда лучше, чем в их обветшалом доме, со старыми, забитыми отложениями трубами. Надо бы их поменять, но когда? Может быть, ближе к лету. Надо бы узнать у Симоны адрес хорошего сантехника и ближе к лету устроить ремонт. И кондиционер заодно сменить, ему уже лет двадцать, он больше скрежещет, чем холодит.

Комнату заполнил аромат хвои. Эстер разделась, встала в ванну, задернула занавеску и медленно, растягивая удовольствие, опустилась в воду.

Минут десять она ни о чем не думала, просто наслаждалась, впитывая всей кожей тепло и глубоко вдыхая запах соснового леса. Постепенно мысли вернулись к трубам, сантехнику, Симоне. Да, Симона. Она была первой, после Бецалеля, кто поцеловал ее руку. Бецалель словно открыл незримые ворота, после его поцелуя жизнь Эстер приобрела иное направление. И опять всё началось с Симоны.

В тот вечер Симона приехала раньше обычного. Огорченная и встревоженная, она никак не могла успокоиться и ходила, ходила по кухне, бросая на Эстер умоляющие взгляды.

– В чем дело, что случилось?

– Плохо! Со старшим внуком плохо!

Шестилетний Менахем был любимцем Симоны, и она часто приводила его с собой. Эстер тоже нравился этот спокойный, улыбчивый мальчик. Он тихонько играл с привезенными с собой игрушками или рассматривал картинки в книжках.

– Что с ним?

– Позавчера поднялась температура. Думали, как обычно, подхватил в садике вирус. На второй день пошли к врачу, тот отправил на анализы. Сама знаешь, пока их сделают, пока результаты будут... А ребенок весь горит и заговаривается. Тени какие-то видит, обращается к ним, плачет, смеется. Ну, в общем, повезли его в больницу. Они посмотрели и сразу в палату, подключили бедняжку к капельнице, пару уколов поставили. Наутро, думали, полегчает, да куда там! Не падает температура, держится как приклеенная.

– А что врачи говорят?

– Сильный вирус, организм должен справиться сам. Антибиотики против вируса не помогают, ждут кризиса, а он не наступает. Помолись за мальчика, дай ему благословение!

– Я? – изумилась Эстер. – Да кто я такая, чтобы благословения давать!

– Ты жена большого праведника, кабалиста.

– Ну и что? Вот у него и проси благословение. Он скоро вернется, сразу его и попросим.

– Его тоже попросим, но и твое слово в этом мире не пустой звук. Заслуги молитв Бецалеля, его учебы и его праведности на вас двоих делятся.

Эстер поколебалась несколько мгновений, потом вспомнила мальчика, его мягкие волосики, озорной блек глаз.

– А как это делать? Я же не знаю.

– Ты просто подумай о нем и попроси Всевышнего о помощи. А Он Сам слова в твои уста вложит.

Эстер взяла Симону за руку и попробовала представить лицо Менахема, а когда это получилось, прошептала несколько фраз. В общем, это были самые обыкновенные просьбы о скорейшем выздоровлении. Ничего особенного, так она молилась за родителей и за мужа три раза в день.

– Омейн, омейн! – жарко воскликнула Симона и прильнула губами к ладони Эстер.

На следующий день Симона приехала в неурочное время – утром.

– Что-нибудь с Менахемом? – встревоженно спросила Эстер.

– Ты – святая, – объявила Симона. – Через час после твоей молитвы температура упала, а сегодня его отключили от капельницы, и он уже бегает по палате.

– Я тут ни при чем, – не согласилась Эстер. – Случайное совпадение.

– Вовсе не случайное! В мире нет ничего случайного. Ты попросила, и тут же помогло. Какая же тут случайность!

Переспорить Симону было невозможно. Слава открытия праведницы принадлежала ей, и она не собиралась с ней расставаться. К Эстер зачастили женщины с разными просьбами, у кого в семье не ладилось, у кого муж болел, или дети росли непослушными, да мало ли бед у евреев. И со всем этим скарбом болезней и несчастий они шли к Эстер, прося благословения или совета. Особенной популярностью пользовались псалмы, которые она назначала читать в качестве молитвы о спасении. Для каждой просительницы Эстер подбирала другой набор, благо псалмов царь Давид написал великое множество. Как и почему она останавливалась на том или ином порядке чтения, Эстер сама не понимала, наверное, сердце подсказывало, что кому сказать.

И помогало. Непонятно почему и как, но помогало. Спустя дни, недели, а то и месяцы многие женщины возвращались в ее дом и со слезами благодарили за совет и благословение. Эстер не понимала, как это работает, объясняя чудеса заслугами Бецалеля.

Спасенные рассказывали о чуде подругам, те – своим подругам, и скоро Эстер пришлось строго ограничить часы приема. Вокруг ее дома толпились десятки женщин, телефон звонил не переставая. Тихая жизнь закончилась. Она попросила совета у Бецалеля, но тот только улыбнулся.

– Это твоя стезя, – говорила его улыбка. – Каждому человеку Всевышний назначает свою лямку, и тянуть ее нужно без ропота.

Эстер вылезла из ванны, тщательно вытерлась, расчесала волосы. Ногти она подстригла еще дома, можно звать смотрительницу. Та появилась, еще до того, как Эстер отпустила кнопку звонка. Быстро и ловко осмотрела ногти на руках, и руки, потом ногти на ногах и ноги, не пристал ли где волосок, нет ли ранки или коросты, оглядела спину, груди, живот, бедра и подбородком указала на бассейн.

Эстер спустилась по ступенькам в теплую воду, закрыла глаза и мысленно произнесла набор букв, которым когда-то обучил ее Бецалель. Что они означали, он объяснять не стал, только предупредил, что их ни в коем случае нельзя произносить вслух или передавать другому человеку.

– Только ты, только в микве и только один раз. Собьешься или перепутаешь – жди до следующего раза.

Следующий раз наступал через месяц, поэтому Эстер хорошенечко выучила записанные на бумажке буквы и ни разу не ошиблась. Сколько прошло погружений с того, первого, а не ошиблась.

Она собралась с мыслями и окунулась. Глубоко, так, чтобы вода накрыла ее до самой верхушки.

– Отлично! – крикнула смотрительница и прикрыла ее голову краем полотенца. Эстер скрестила руки на груди, чтобы отделить низ живота от уст, произнесла благословение и окунулась восемнадцать раз. Восемнадцать – числовое значение слова «жизнь», а жизнь приносит только исполнение заповедей Всевышнего.

Потом она не спеша вытиралась, сушила феном волосы, расчесывалась, смазывала тело увлажняющим кремом – ведь вода в микве хлорирована и если не намажешься, через полчаса кожа начинает чесаться. Симона говорила ей, что, если принести воду из миквы на себе домой, в дом входит благословение. Настоящая жена кабалиста не омывается после миквы и даже толком не вытирается. Эстер пробовала, но после нескольких попыток перестала. Невозможно чесаться до утра, как шелудивая собака!

У выхода ее поджидала смотрительница.

– Рабанит Ифарган, моя племянница уже три года замужем, а детей всё нет. Благословите, пожалуйста.

– Пусть она придет ко мне завтра, в шесть тридцать вечера.

– Спасибо, рабанит, большое спасибо.

– Пока не за что.

Женщины в очереди, уже другие, завидев Эстер, дружно поднялись со своих мест. Она помахала им рукой и потянула на себя входную дверь. За порогом, видимо не успев позвонить, стояла жена рава Зонштейна.

– Добрый вечер, рабанит Ифарган!

– Добрый вечер, рабанит Зонштейн!  Как дела?

– Слава Б-гу! А у вас?

– Слава Б-гу!

– Как муж?

– Слава Б-гу, чтоб не хуже. Как ваши дети?

– Не сглазить бы, слава Б-гу. Как учеба вашего мужа?

– Б-г помогает.

– Ну, чтоб мы слышали только хорошие новости.

– Дай-то Б-г!

– Дай-то Б-г!

Эстер пропустила рабанит Зонштейн, постояла несколько секунд на крыльце и, спускаясь по ступенькам, начала погружаться во влажное чрево реховотской ночи.

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru