[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2006 ХЕШВАН 5767 – 11 (175)
КАНАДСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
Норман Левин
Когда меня спрашивают, почему я покинул Канаду и поселился в Англии, я отвечаю по-разному, в зависимости от того, кто спрашивает.
Если кто-то из людей моего поколения, да еще на вечеринке, я отвечаю: из-за прелестной англичанки, которая сидела рядом со мной в университете и ходила на те же лекции, а по окончании университета должна была вернуться на родину. Если же кто-то вроде управляющего моего банка, я говорю: из-за стипендии в пять тысяч долларов, которые мне выделили для учебы в аспирантуре на одном условии: учиться я должен в одном из британских университетов. Ну а если вопрос задает издатель, я говорю, что к тому времени написал свой первый роман, и мой канадский издатель (в перспективе), прочитав рукопись, сказал, что мне следует поехать в Нью-Йорк или Лондон, опубликовать роман там, а тогда уж он позаботится об его издании в Канаде.
Во всем этом есть доля правды. Но исходной точкой – тогда я не мог в этом признаться – была книга Александра Марсдена. Об Александре Марсдене я услышал, лишь поступив в Макгиллский университет. На втором курсе от Грэма Поллака, одного из преподавателей английской литературы, – бедняга Грэм, его уже нет в живых. Никто, если не считать горстки студентов, слушавших его лекции, не отдавал должное его обширной эрудиции и не сознавал, какой урок скромности он давал аудитории. Он читал нам курсы по утопическим произведениям разных эпох, по научной фантастике, по сравнительному литературоведению слабым голосом. Утирая большим белоснежным платком выступавшую на лбу испарину.
Его кабинет – он делил его с одним доцентом – был завален книгами.
Они не только плотно уставляли полки вдоль стен, но и громоздились на полу. Из
одной такой груды он и извлек «Канадское воспитание» Александра Марсдена.
– Думается, эта книга вам понравится, – сказал он, сдувая с нее пыль.
Я раскрыл «Канадское воспитание» в тот же день поздно ночью в просторной подвальной комнате на углу Гай и Шербрук, которую снимал у настоятеля собора Крайст-Черч. Перевернув последнюю страницу, я не смог заснуть – так был взволнован и растревожен.
Книга эта небольшая, в ней сто двенадцать страниц. Опубликована она в Англии, в 1939 году. В первой ее половине Марсден рассказывает о том, как он рос в Монреале. Во второй, как в начале тридцатых проделал путешествие через всю Канаду: ехал на грузовиках, на автобусах, автостопом, а где и шел пешком.
Растревожился я прежде всего из-за того, что, столкнувшись с новым талантом, всегда испытываешь потрясение. Однако растревожился я отнюдь не только из-за этого.
Хоть я и вырос в Оттаве – а оттавская еврейская община куда меньше монреальской, – рос я примерно в тех же условиях, что и Марсден в Монреале. Ему удалось передать, какая сердечная, живая, совсем как в гетто, атмосфера царила в общине, какими крепкими были семейные и религиозные узы, не утаив притом ни ее предрассудков, ни зашоренности. И когда в конце книги Марсден решает покинуть Канаду и переехать в Англию, не потому, что отрекается от своей среды, а потому, что чувствует необходимость расширить свой кругозор, я понял, что пойду тем же путем.
Я выспросил у профессора Поллака всё, что он знал о Марсдене, но он почти ничего не знал. Марсден уехал в Англию в конце тридцатых и, насколько было известно Поллаку, назад не вернулся.
Тем летом я окончил университет и отправился в Лондон. Со стипендией в пять тысяч долларов; с англичанкой; с рукописью романа; и с испещренным пометами экземпляром «Канадского воспитания».
В Лондоне я в скором времени обнаружил, что наука меня не влечет. Аспирантуру бросил. Прелестная англичанка отправилась в Париж; пересекая канал, познакомилась с англичанином. И они поженились.
А вот роман мой и впрямь принял один английский издатель. И на этом основании я решил попытаться стать вослед Марсдену профессиональным литератором.
Попытался я также найти и адрес Марсдена. Однако издательство, опубликовавшее «Канадское воспитание», закрылось. И лишь замечание, случайно оброненное библиотекаршей «Канадского дома»[1], навело меня на след Марсдена. Библиотекарша не знала, кто он такой, ничего не слышала о его книге. Но его имя было ей известно.
– Я посылаю ему кипы канадских газет, – сказала она.
И вынула из картотеки карточку с именем Александра Марсдена наверху и длинным списком перечеркнутых адресов под ним. Последний был такой: «Совята», Маусхол, близ Пензанса, Корнуэлл.
Я списал адрес в блокнот, но больше ничего предпринимать не стал.
До этого лета. А тут один мой рассказ купили для кино. На эти деньги я приобрел машину английской марки, снял коттедж в Маусхоле и впервые повез жену и детей в Корнуэлл – отдохнуть.
Поездка удалась как нельзя лучше. Погода стояла отличная. Дети при отливе резвились у скал. Отыскивали в оставленных приливом лужицах актиний. Ближе к вечеру мы отправлялись в Лэндс-Энд, по дороге останавливались в бухточках, в прибрежных деревушках. А то и в Пензанс – жена делала там покупки, дети играли на лужайках Морраб-Гарденз. На шестой день я почувствовал, что больше медлить нельзя. И спросил у почтальона, где живет Марсден.
Домишко серого камня – при нем даже палисадника не имелось – я нашел без труда. Через немощеную дорогу хлестал, стекая в канаву, поток воды. Чуть поодаль бродили забредшие с поля цыплята. На солнце грелся черный пес.
Я постучал в дверь.
Мне открыл мужчина, ста семидесяти пяти сантиметров роста, чуть располневший. С насмешливым, очень бледным лицом. С бородкой клинышком. Я нашел в нем сходство с одним из гравированных портретов Шекспира.
– Мистер Марсден?
– Да, – сказал он учтиво.
– Я – канадец, оказался в Маусхоле, вот и решил зайти к вам – сказать, как мне понравилось ваше «Канадское воспитание».
По лицу Марсдена видно было, что он человек ранимый.
– Войдите, – невозмутимо сказал он. – Как поживает Канада?
– Отлично, – сказал я.
– Когда вы были там в последний раз?
– Восемь лет назад.
– И где?
– В Оттаве.
После чего я назвал свое имя, сказал, что уехал из Канады по той же причине, что и он. И что с университетских времен, всё равно как Библию, вожу с собой его книгу.
– Не хотите ли чаю? – всё так же учтиво- безучастно спросил он.
– Да, – сказал я. – Спасибо.
– К сожалению, у меня нет спиртного, – сказал он, выходя из комнаты.
Домишко, совсем маленький, меблирован был очень скромно. Простой деревянный стол посреди комнаты. Два отличной выделки деревянных стула. Камин, на каминной полке яркие открытки.
Марсден принес поднос с небольшим чайником, двумя фаянсовыми кружками, буханкой хлеба и нарезанным лимоном. И снова вышел.
– А у меня сюрприз. – Он вернулся с большим батоном салями, во всю длину его повторялась белыми буквами надпись «Блумс»[2].
– Раз в месяц мне присылают салями из одного гастронома в Лондоне, я пробовал заказать и ржаной хлеб, но хлеб посылать не хотят.
Он отрезал тонкий ломтик салями, наколол его на нож и протянул мне.
– Очень вкусно, – сказал я.
Он сделал бутерброд с салями мне, другой – себе, и мы пили чай с бутербродами, сидя за голым дощаным столом.
– Нашей кухни – вот чего мне больше всего не хватает, – сказал он впервые с чувством. – Я попробовал приготовить гефилте фиш. Получилось нечто несъедобное. Попробовал приготовить и пача[3], уломал местного мясника раздобыть телячьи ножки. Но вышло что-то вроде замороженных ополосков, и я их выкинул. Где вы остановились?
– В коттедже напротив «Береговой стражи». Мы сняли его на полмесяца.
– Женаты?
– Да, – сказал я. – У меня двое детей.
– Я так и не женился, – сказал он и, как видно, опять ушел в себя.
Но я решительно не хотел, чтобы наша встреча вылилась в пустяковый разговор о съестном. Ведь я столько бессонных ночей репетировал ее. Мне хотелось поговорить о «Канадском воспитании». И о том, как он помог мне лучше понять свою среду, а также почему мне следует оторваться от нее.
– Возвращайтесь, – неожиданно сказал он. – Возвращайтесь, пока еще молоды.
– Мне казалось, что вы невысокого мнения о Канаде.
– Наверное. Но Канада мне ближе.
Он отрезал еще салями, снова соорудил два аккуратных бутерброда.
Я решил переменить тему.
– Как вам работается?
– Отлично. Я работаю наверху. Хотите посмотреть мою мастерскую?
Я сказал, что хочу, его предложение мне даже польстило. В писательские мастерские, как правило, редко кого допускают.
Я проследовал за ним наверх – заметив при этом, что на нем коричневые кожаные тапочки, – в довольно просторную, не заставленную мебелью комнату, на полу ее лежали доски, электропила, несколько рубанков и стамесок, стояли упаковочные ящики, банки с клеем и краской.
Он провел меня к дальней стене, где на полках, предназначавшихся, судя по всему, для книг, красовались ярко раскрашенные игрушки.
– Я мастерю карусели, – сказал он, снял одну из каруселей с полки и протянул мне.
Каруселей ярче я не видел. Пронзительно-синие, малиновые, оранжевые, желтые, зеленые, посередине каждой возвышался полосатый бело-красный столб, вокруг него под позвякивание серебряного колокольчика вращались всевозможные домашние животные.
– У меня покупают карусели разные игрушечные магазины в Лондоне, оттуда они расходятся повсюду… – сказал Марсден.
И перехватил мой взгляд – я смотрел на кипы канадских газет на полу.
– Мне их посылают из «Канадского дома». В них очень удобно паковать.
Под раму большого зеркала, висевшего на стене, было подсунуто множество открыток. На них изображались и Пиккадилли с часами и красными автобусами; и заходящее солнце над озером Ландего в Норвегии; и заснеженный Обергюргль[4] в Австрии; и слон в Кении; и Башня Мира[5] и лужайки в Оттаве. Тексты на оборотах открыток были примерно одинаковые: По-моему, Ваши карусели замечательные. Они доставили моим детям много радости. Спасибо.
Я сказал Марсдену, что и по-моему его карусели просто великолепны.
– А какие-нибудь другие игрушки вы делаете?
– Нет, – сказал он. – Только эту модель.
Мы спустились вниз. Чай остыл. Марсден убрал салями, все мои сигареты мы выкурили. Я встал, пожал ему руку, сказал, что хотел бы еще раз повидаться с ним до нашего отъезда. Он открыл мне дверь.
– Ваш приход меня очень обрадовал, – по-прежнему учтиво-бесстрастно сказал он.
В оставшиеся дни я так и не навестил Марсдена, но думал о нем непрестанно. В последнее время у меня мало кто вызывал восхищение, и, чем старше я становлюсь, тем меньше таких людей. А вот Марсден для меня лично много что значил. И я чувствовал себя обманутым. А в чем – и сам не понимал. Однако человек, написавший «Канадское воспитание», перестал для меня существовать. И я был готов уехать из Корнуэлла, не повидавшись с ним еще раз.
Но в утро, когда мы собрались уезжать и упаковывали вещи, прежде чем отнести их в машину, явился Марсден – весьма элегантный, в светло-бежевых брюках, коричневых сандалиях, желтых носках и винного цвета рубашке.
– Надеюсь, вы не против, – сказал он. – Я подумал, они могут понравиться вашим детям. – И вручил каждой по карусели.
Они тут же повисли на нем. Расцеловали его. Плясали вокруг него. Визжали от восторга. Марсден радовался не меньше их.
Моей жене он преподнес большой букет анемонов, а перед цветами она устоять не может.
Пока мы с женой носили вещи из коттеджа в машину, он играл с детьми. Я пытался закрыть багажник, когда Марсден подошел ко мне.
– Вам помочь?
– Спасибо, – сказал я и закрыл багажник. – Сборы уже закончены.
– Было очень хорошо с вашей стороны прийти повидаться со мной, – сказал он. – Вы – первый писатель, который меня навестил.
Он, как мне казалось, хотел сказать что-то другое, но тут прибежали дети, завертелись вокруг нас. Я пожал Марсдену руку, и мы сели в машину.
– Я пришлю вам ржаного хлеба, – сказал я, заводя мотор.
– Не хотелось бы вас затруднять, но если бы вы послали мне пару буханок, один только раз…
И он помахал нам.
И мы, отъезжая, помахали ему. После первого поворота он исчез из виду. Дорога наша шла вдоль огромных синих скал, вдоль соленого, плоско тянущегося до горизонта моря. Отчего показалось, что вокруг нас внезапно разлилась тишина.
Перевод с английского Ларисы Беспаловой
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru
[1] Канадский дом» – организация в Англии, занимающаяся пропагандой канадской культуры, распространением информации о стране, служит также местом встреч канадцев за границей. – Здесь и далее примеч. перев.
[2] Магазин, торгующий кошерными продуктами.
[3] Студень (идиш).
[4] Зимний курорт в Тироле.
[5] Башня Мира входит в комплекс зданий канадского Парламента.