[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ИЮЛЬ 2007 ТАМУЗ 5767 – 7 (183)

 

МариЯ Фаликман

Публикацию подготовил Асар Эппель

Родилась в 1976 году. Живу в Москве. Коротко представиться могу, пожалуй, так: доцент факультета психологии Московского университета, член Союза писателей Москвы.

В детстве, гостя у деда, часто разглядывала полку с книгами его дяди, писателя Ихила Фаликмана. Тот писал на идише, но книги – внушительные тома с непривычно горькими названиями – были на русском. Разглядывала, пыталась читать, но не думала, что когда-либо буду причастна к писательскому цеху. Тем не менее стихи начала сочинять в первом классе. Уже после окончания университета впервые попробовала себя в переводе, начав со стихов Пауля Целана – удивительного немецкоязычного поэта родом из Черновцов, откуда, если верить генеалогическим изысканиям, и мои предки.

Свои стихи публиковала в «Иерусалимском журнале», в журналах «Литературная учеба» и «Октябрь». В 2001 году вышел сборник «Mezzo Forte», с тех пор на подобные подвиги уже не решаюсь.

 

* * *

О жизни, без пафоса, тихо и неторопливо

вести разговор под желтеющими

тополями,

приветствуя осень московского злого

разлива,

пропахшую напрочь делами, долгами,

рублями.

 

О жизни, негромко. О той,

где безумствует ветер,

где звон колокольный и колокол в тон

небосводу.

Пора листопада. Воспетая в Ветхом

Завете

пора поклонения небу. Пора на свободу.

Сквозь цепи рекламных щитов прорываясь

 к основам

еще не начавшейся жизни, застыть

в одночасье:

здесь падают листья. Желтеют

и падают снова

прозрачные, в мелких прожилках талоны

на счастье.

Какая по счету случайная осень –

с тобою?

Чего мы боимся? Зачем мы не станем

смелее?

Ни счастья, ни боли – но около счастья

и боли,

и белого неба, и этой промозглой аллеи,

 

где мальчик в буденовке в небо глядит

удивленно,

где две седовласые леди, легки

и степенны,

сопутствуют рыжему псу, покорителю

кленов,

что вышел из осени, словно Венера

из пены.

Туда и тебе – мимо кленов, светло

и неспешно

из этого странного парка тропою

окольной,

по листьям, которых хватило бы всем,

не успевшим

застать этот день листопадный

и звон колокольный.

 

* * *

Разучилась влюбляться. Отчаиваться.

Печалиться.

Непонятно, куда деваться

                                            от этих бед.

Надо жить, говорят, да что-то

не получается.

Оттого, должно быть, и думаю о тебе.

 

Мы с тобой когда-то умели летать

над городом.

По-шагаловски, чуть растерянно,

вдаль и в синь.

Жить взахлеб. Всему удивляться.

С известным гонором

за такое браться, что Г-споди упаси.

 

Бредить узкими переулками

флорентийскими,

в переулках московских неделям теряя

счет.

А к весне учились старательно зубы

стискивать,

для того чтобы слез потом не стирать

со щек.

 

Вот и снова последним снегом

все припорошено,

и куда уверенней держишься за стеной,

где приходят во сне смешные осколки

прошлого.

Бубенец серебряный. Ангел берестяной.

 

Ты представить не можешь, сколько всего

смешалось там,

как застыло все, словно за ночь воск

на свечах.

Но весны не нужно. Не нужно весны,

пожалуйста.

Понимаешь, во всяком случае –

не сейчас.

 

 

ВТОРОЙ СОНЕТ

 

А как тебе казалось, сколько раз

придется переписывать твой долгий

роман? Сплетать в узоры кривотолки,

и то чужое выраженье глаз

 

во сне, и бормотание в ночи,

в подушку полушепот, полулепет,

и двойника, который то разлепит,

то снова смежит веки. Исключи

 

его из оглавления, упрочь

позиции. Рубашки горловина

сомкнется пусть,

а полог твой, точь-в-точь

восточно-европейская равнина,

замрет. И черной шляпою раввина

опустится мучительная ночь.

 

* * *

М. С., М. Б., Е. Т.

 

В Кракове осень. На этот раз –

                                          без меня.

Гомон туристов и голуби над костелом

блекнут. День все короче день ото дня.

Вместо меня поклоняться святым

престолам

 

едут друзья, знакомые, их друзья,

едет турист и католик всея Европы.

Трудно поверить, но точно так же и я

ехала год назад. Этот град – его бы

 

славить без устали. Мне бы туда сейчас.

В праздной толпе у ратуши слушать

пенье

медной трубы сигнальной, случайный

джаз,

местных наречий цоканье и шипенье.

 

Мне бы к тому холму, где, трубой

храним,

тучей укутан, словно ватным

компрессом,

Вавельский замок мокнет, а перед ним

дремлет дракон в ермолке, что твой

профессор.

Пусть себе спит. А мне разглядеть

бы свет

стен, где замрешь сперва, а глаза

поднимешь –

камни увидишь и звезды, алеф и бет.

Это не Краков, это уже Казимеж.

 

Площадь базарная, музыка, ресторан,

девочка на фотографии довоенной.

Старые камни. Евреи из разных стран

пальцами водят по буквам.

Обыкновенный

 

город ли, призрак города?

                                 Год назад

так же и я стояла, не разбирая,

где у них бет, где алеф. Где рай, где ад.

Как становилось адом подобье рая.

 

Как разрушали площадь, трубили сбор,

как во дворах белье под дождем

осталось.

Праздничный город Краков,

не с тех ли пор

ты чуть печален? А может,

мне показалось?

      

В Кракове осень, дождь. За моим окном

мост через реку. Сделаешь шаг – и снова

шепчет Казимеж на языке родном.

Только ни звука я не пойму, ни слова.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru