[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  АВГУСТ 2007 АВ 5767 – 8(184)

 

Евгений КирилловиЧ Карасев (Кац)

Публикацию подготовил Асар Эппель

Родился в Калинине (ныне Тверь) 21 июля 1937 года. Мать всю жизнь проработала на фабрике, отец погиб на фронте. Еще в юные годы, связавшись с уголовниками – карманными ворами, попал в детскую воспитательную колонию. Потом были тюрьмы, лагеря. Семь судимостей. В общей сложности провел в заключении 20 лет. Признан судом особо опасным рецидивистом. За колючей проволокой окончил среднюю школу и там начал писать. Печатался в «Новом мире» (лауреат премии этого журнала), а также в журналах «Арион», «Урал», «Русская провинция», в «Литературной газете». Автор двух поэтических книг: «Бремя безверья» (1998) и «Свидетели обвинения» (2000), изданных в Твери.

 

Последний день царЯ Соломона

 

Предисловие

 

В лагерной одиночке, расположенной

в обособленном строении, жутко солоно:

не покурить, не выбриться.

В надежде на поддержку я, как спирит,

вызываю царя Соломона –

может, пособит выбраться.

Почему Соломона? Во-первых, мудрейший

                                                      из мудрых,

а тут покумекать надо: спецкорпус,

БУР[1].

Во-вторых, по отцовской линии

мои предки росистым утром

покинули когда-то многоплеменный

и горластый Ур.

Ни стола, ни блюдца, способствующих

приглашению духов,

в камере не водится.

И я, пугаясь привлечь соглядатаев

подозрительным звуком,

вращаю в кружке обыкновенную воду.

И тем не менее, достославный государь

является. Не молод уже, удручен –

измена, потеря Дамаска.

Его пришествие – материализовавшийся

сон!

Ожившая восточная сказка!

Библейский герой явно смущен

прикованной цепью к стене огромной

парашей.

Интересуется: – Ты не шпион?

Я уверяю: сижу за кражу!

Мы беседуем с ним о превратностях

судьбы –

изгой и Б-жий помазанник.

Ближе к поверке таинственный

гость вдруг исчезает,

превратившись в истаивающие дымные

столбы.

А я хватаю огрызок карандаша и втихую

царапаю все им рассказанное.

Так длилось с неделю. И в ходе нежданного

 шмона

силы служивые не зря тратили –

записки о посиделках с царем Соломоном

попали в улов надзирателей.

Окосевшие разлепив зенки,

они отложили в сторону простукивающие молотки, щупы

и прочие шуровки.

Это были первые литрецензенты,

сделавшие заключенье: шифровка.

Я угодил к оперу, от него –

на психиатрическую экспертизу

по этапу срочному,

где прошел интенсивную терапию

и новейшие тесты.

И уже не вернулся в стылую одиночку –

выручили Соломоновы тексты.

Спустя несколько лет, тюремный

никотин отхаркав

и посчитав, что творчески вырос,

я принялся восстанавливать изъятый

захмелевшими архаровцами

тот странный папирус.

Я корпел над словом, как над лотком

старатель;

шел по тропке неимоверно узкой.

И вот, дорогой читатель,

представляю услышанное из первых уст

в тошнотной лагерной кутузке.

 

1.

 

Пропитанные балованным маслом светильники коптили, как подожженные

хламиды,

удлиняя тени стражей.

Старейшины и начальники колен,

сгрудившись у трона сына Давидова,

нашептывали о приближении

Суда страшного.

Соломон не приклонял уха к карканью перепуганных вельмож –

вслушивался в гул площади,

возмущенной его указами, оглашенными

с высочайшего листа.

Царь думал: «Чернь пошлая

не признает советчика, кроме своего

живота».

Он увеличил иго на одну ефу с каждого

хомера пшеницы и на один бат

с каждого хомера ячменя

на содержание войска, воздвигнутого

на пути честолюбивых помыслов

Вавилонского тирана.

Иначе Израиль, как овна, расчленят,

и его не спасут священные тирады.

Но смутьяны распустили слух, что

государь ради многих жен-чужестранок

тратит деньги на построение

мерзостных языческих капищ:

Хамосу, богу Моавитскому,

Молоху, богу Аммонитскому,

Астарте, божеству Сидонскому.

Эти толки, как капли,

подтачивали умы верноподданных,

воспитанных на страхе.

Они хотя бы напрягли память: это он,

Соломон, возвел в Иерусалиме Храм

и перенес в него из Сиона ковчег завета

Г-спода.

Но разве помнит добро раб,

мечтающий, как собака, о кости?..

В раздумьях о царском жребии

Соломон мысленно

обратился к скрученной в упругую

трубку

истории фараонов. Из смуты столетий,

рукой придерживая складки хитона,

перед ним прошли и могущественный

Тутмос Третий,

и мятежник, угодный Атону[2].

В минуты сомнений царь нередко взывал

к великим Египетским владыкам,

ушедшим

в страну мертвых. И это была не

праздная утеха:

отвалив в воображении с забытых

надгробий зализанные песками глыбы,

он искал у повелителей мира не причины

успеха –

ошибок.

Знающий прошлое – видит,

незнающий – гадает.

И Соломон разворачивал пружинистый

свиток,

постигал годами.

Он досягнул до истины,

сродни добытой пыточной плетью:

о силе государя свидетельствуют

не пирамиды, подпирающие выси, –

дружелюбие соседей.

И вот уже четыре десятка лет его

страна не ведает войн,

ему завидуют и враг, и друг.

Но посочувствовать может только вол,

тянущий тяжелый плуг.

 

2.

 

…А гул между тем за стенами дворца

нарастал

и походил на отзвук рухнувшей в горах

каменоломни,

похоронившей заживо тысячи

каменосеков, тесавших

соленые от пота камни для дома Г-сподня.

Вошел градоправитель, старый лис,

освоивший и придворное лукавство,

и базарное шельмовство.

Пал лицем на землю и спросил:

– Господин мой царь, как распознать

пагубную мысль?

Соломон кивнул в сторону гудящей

площади:

– Если ее разделяет большинство.

Одно утешало царя: пророк Нафан

предрекал ему

счастливое царствование, а чутье у

ясновидца отменное, зоркость остра,

и мать Соломона, Вирсавия, не раз

говорила, что он родился в рубашке.

Но отчего так неспокойно пламя

светильников, будто языки костра

в ночь тревоги на сторожевой башне?

А может, это его раб Иеровоам,

сын Наватов,

бежавший от царского гнева на Нил,

возвратился и мутит воду, подбивая

несмышленый народ супротив законного

государя?

Или подстрекатели Адера Идумеянина?

Подговорщики коварного Разона?..

Соломон вспомнил привидевшийся

ему накануне сон:

с его корабля, построенного

в Ецион-Гавере,

что при Елафе на берегу Чермного моря,

бегут крысы;

гонимые неизъяснимым ужасом стаи крыс

с хищными, вздетыми вверх мордочками,

как во время потопа,

заполонили сходы, противно стукая

торопливыми лапами по шатким

доскам, точно копытами;

лягали теснящихся сородичей, впивались

в их бока;

под дикий визг скопом пожирали

ослабевших;

и были пожираемы с еще застрявшим

в зубах кровавым куском.

Тогда по пробуждении этот кошмар –

особенно

стук лап по доскам и крысиный визг –

вызвал

у царя дрожкое содрогание,

как от царапанья

ногтями по железу, но и теперь,

при воспоминании о том сновидении,

Соломон пережил знобкое подергивание.

Откуда-то потянуло сквозняком,

стало холодно ногам.

Неприятное, зябкое ощущение

поднималось по телу все выше и выше,

словно он все глубже и глубже входил

в ледяную воду.

Выплыло из забытья: перед смертью

его отец, царь Давид,

постоянно стыл, и его укрывали

одеждами.

Потом решили для обогрева умирающего

положить ему в постель молодую девицу.

И искали по всей земле; и нашли;

и не было ей равной по красоте

во всех пределах Израилевых.

И ходила она за царем, и прислуживала

ему,

но царь не касался ее – грелся душой,

а не телом.

Звали благолепную юницу Ависага

Суманитянка.

И вряд ли кто догадывался во дворце,

что ее настоящее имя Суламита

и что она

несказанная любовь Соломона,

встреченная им однажды в Енгедских

виноградниках,

где девушка стерегла солнечную ягоду

от лисиц и лисенят.

После смерти Давида престол

по его повелению

перешел не к старшему сыну Адонии,

а к Соломону.

Смирившийся вроде с этим Адония

неожиданно

попросил у новоиспеченного венценосца,

казалось, немногого:

отдать ему в наложницы Ависагу

Суманитянку.

Соломон вздрогнул нутром, но волнения

своего не выдал,

улыбнулся, обнял обойденного короной

примирительно;

а затем послал Ванею, сына Иодаева,

убить брата:

сегодня уступишь прекраснейшую

из женщин,

завтра – царство.

 

 

3.

 

…Все глубже, глубже уходит Соломон

в ледяную воду.

А в ушах не стихает грохот горного

обвала,

громоподобный, будто усиленный

сводами построенного им Храма.

И крик погребенных в карьере рабов,

мстительно живой, стукающий

в перепонки; их ругань, проклятья.

И вдруг в этом гудящем, враждебном хаосе

он начинает различать знакомую песню:

«Я сошла в ореховый сад посмотреть

на зелень долины,

поглядеть, распустилась ли виноградная

лоза, расцвели ли гранатовые яблоки?»

Песня ширится, растет, она побивает

все гнетущие звуки,

как аромат мирро – запах постоялого

двора.

Соломон слушает милый сердцу

серебряный голос,

и ему кажется: сквозь висящую над садом

пыльцу

цветущей смоквы он узнает лицо поющей.

Ее губы – как алая лента.

Ее волосы – как стадо коз, сходящих

с горы Галаадской.

Это она! Она! Суламита!

А холодная вода уже у шеи; не слушаются

 пальцы ног, рук.

«Иди ко мне, возлюбленный мой, –

звучит и звучит

манящий голос. – Большие воды не могут

потушить любви,

и реки не зальют ее…»

Как последний камень, случившийся

под ступней при сползании в бездну,

твердь уходит из-под пят зачарованного

слушателя, шурша осыпью

дружного щебня.

Течение подхватывает сорвавшегося

царя и несет, несет

в противоположную почему-то сторону

от чудного зова.

«Дай мне руку! Дай руку!» –

тянется он из потока к волшебному

видению.

И вместо дорогих черт распознает

язвительную усмешку загубленного

им брата Адонии,

но ход стремнины уже неодолим.

 

4.

 

…Соломон умер. Это произошло

в Иерусалиме

в двести шестьдесят девятом году

по исшествии

евреев из Египта, в месяц Зиф, десятого

дня;

глубокой ночью, когда водяные часы

накапали семь неполных часов.

Мы не ходили от зари до зари с тяжким

плугом

и не можем, как вол, разделить царской

ноши,

а потому скажем: царствовал

он на зависть счастливо.

Истину рёк пророк Нафан.

 

 

Заключительное слово

 

Осень.

Зацепившись черенком за жесть подоконника, за стеклом на ветру бьется

лист палый;

ушли в прошлое дружки, воровские

хаты.

Что же толкнуло меня ворошить

память,

оживлять сюжеты, заинтересовавшие

тюремных психиатров?

Неужто и вправду я общался с царем

Соломоном,

калякал с ним о делах, укрытых

многовековой патиной?

Или это помрачение сознанья,

как во время болезни кессонной –

лагерная одиночка покруче Марианской

впадины?

Я пробовал повторить тот

спиритический опыт,

уже за удобным столом, имея под рукой

все необходимые причиндалы.

Но эксперимент лопнул.

И другие попытки ничего не дали.

А может, виной тому дорогих сигарет

блоки,

жирная шамовка, компот из урюка?

Разве являются истые пророки

к тем, кто их просит на сытое брюхо?..

 

  добавить комментарий

<< содержание 

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru

 



[1] БУР – барак усиленного режима.

[2] Мятежник, угодный Атону, – египетский фараон Аменхотеп IV, бросивший вызов жрецам и старой знати; установил культ единого бога Атона, таким образом став предтечей монотеизма; убит противниками нововведения.