[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2007 ЭЛУЛ 5767 – 9(185)
ПОЮЩИЙ ПРОФЕССОР
Таисия Вольфсон
Впервые я услышала это пение 10 лет назад. На дне рождения моего друга московского поэта Дмитрия Веденяпина его семнадцатилетний сын – тогда студент первого курса Щепкинского театрального училища – взял гитару и словно по волшебству раздвинул стены комнаты, сделал воздух цветным. Сразу же отпало желание банально подпевать, потому что сделалось понятно: в этом пении взвешены каждый жест и фраза мелодии, и ничего более не остается, как превратиться в зрение и слух. Тогда, я помню, меня больше всего поразило интонационное следование Вертинскому – и вместе с тем ощущение полной свободы исполнения, его кажущаяся безыскусственность. Оказалось, что высокий класс исполнительского мастерства Юрия Веденяпина не случаен. Юра рассказывал, что гений Вертинского и традицию русского романса, а также особую манеру игры на гитаре для него открыли артист театра на Таганке Дмитрий Межевич и замечательный музыкант Камилл Артурович Фраучи.
После четырехмесячной жизни в Израиле Веденяпин из Щепкинского училища перевелся в академию Маймонида и стал изучать гебраистику и иудаику, закончил отделение восточно-европейских языков и цивилизаций в Гарварде, аспирантуру в Колумбийском университете, сейчас преподает идиш в Гарвардском университете.
Не последнюю роль в складывании уникального репертуара, начинавшегося с песен, услышанных на московской кухне в раннем детстве от родителей и их друзей, сыграла встреча с израильским писателем Авромом Карпиновичем. Его отец, Моше Карпинович, был директором Вильнюсского еврейского народного театра и имел возможность наблюдать самые различные слои еврейского общества – от капиталистов до грузчиков, даже воров и проституток. «Я пришел к песням на идиш совершенно естественно. Через интерес к языку, литературе, к особой атмосфере многоязычного, слегка сумасшедшего еврейского мира Варшавы, Вильны я вскоре открыл богатейшую и малоизвестную песенную традицию, в которой сразу почувствовал себя на удивление дома. У многих исполняемых мною идишских песен авторы известны, хотя их иногда и называют народными. Вот, например, колыбельная “Шлоф шойн, майн кинд” (“Спи, мой мальчик”) – и слова, и музыка написаны были замечательным краковским бардом Мордехаем Гебиртигом, погибшим во время холокоста. А песня про Иосифа и его братьев написана мною на слова знаменитого поэта (романтика, авантюриста и пьяницы) Ицика Мангера».
Все эти песни прозвучали на состоявшемся 24 июня этого года сольном концерте Юрия Веденяпина, длившемся почти три часа, в московском клубе «Red Way». Программа концерта отразила широту интересов и актерских возможностей исполнителя.
Так сложилась траектория этой жизни, что песни Вертинского, Галича, Окуджавы, идишский фольклор – а с ними и «Синий платочек», и «Задумчивый голос Монтана», и «Тишина за Рогожской заставою» – стали подлинной родиной Юрия Веденяпина. Слушая его пение, я думала о том, что человек, на сознательную жизнь которого практически не досталось и крупицы советского опыта, знает о нас больше, чем мы сами, подпевающие и Окуджаве, и Шульженко, и Вертинскому, и Галичу, и советскому городскому романсу. В нас-то это понятно откуда, а вот в нем? Постепенно магией песни были покорены даже молоденькие официантки и бармены, они застыли у стен, и клуб на какое-то время превратился в старую московскую кухню, где возможно услышать все на свете. И сама аудитория была живым претворением традиции: ибо слушать Юрия Веденяпина пришли семьями. Оказалось, что нынешние шестилетние дети с удовольствием поют (и просят исполнить!) и «Хаванагилу», и «Тумбалалайку», и Окуджаву… А это значит, что традиция высокого, объединяющего людей пения не умерла.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.