[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ОКТЯБРЬ 2007 ТИШРЕЙ 5768 – 10(186)

 

Босховские евреи

 

Фридрих Горенштейн

Бердичев. Избранное

М.: Текст, 2007. – 318 с.

Представьте себе все пьесы Островского как единый текст, передвиньте время почти на век вперед, замените Феклуш и Кабановых на Рахилей и Тайберов, ослабьте или совсем выбросьте из тела этого фантастического текста пружину интриги, перенесите действие из Замоскворечья в Бердичев – а как заметил один из героев произведения, «когда говорят Бердичев, все равно что говорят: еврей» – и получите эпическую по содержанию пьесу Фридриха Горенштейна, «драму в трех действиях, восьми картинах, 92 скандалах» о жизни советских евреев – выходцев из местечек в послевоенное тридцатилетие. Пьесу-эпос (ее чтение занимает около семи часов), пьесу-сагу, где еврейские мамы плачут с той же периодичностью, что и бедная мама мальчика Мотла; дети обращают мало внимания на взрослых, скачут, огрызаются, впитывают как губка циничный уличный фольклор, в общем, живут своей жизнью, игнорируя надежды бабушек, приговаривающих: «Люди еще лопнут, глядя на него».

Чтобы рассказать о судьбах советского еврейства, дать его безжалостный и одновременно проникнутый любовью портрет, Горенштейн выбрал именно драматическую форму, ибо никакая другая не позволяет изобразить сломы биографий и гримасы сознания «босховских» (по выражению Шимона Маркиша) героев через объемную, свободно плещущую речь, узнаваемую, сумасшедшую, перемешанную с идишскими словечками, – речь, ставшую главным подлинным героем пьесы. Речь как портрет человека. Речь как портрет времени. Речь как прообраз социальной судьбы. Просто послушайте эти слова: «А приятно, когда еврей все-таки за советскую власть», «Когда-нибудь еще будет существовать палестинский обком партии», «Смотри, как они радуются, как будто их сын работает в ЦК», «Ай, Сумер, ты еще не изжил психика капитализма», «А при советской власти разве нет бедных и богатых?», «Это ты один писал, или в соавторстве, как Козьма Прутков?»

Горенштейн может ввести персонаж ради одной реплики, и за несколькими строками встанет полноценный образ с весьма типичной идеологией и фразеологией: «Я положительно относился к еврейскому вопросу, пока не узнал, как после революции евреи разрушали русские церкви». Никто до Горенштейна – и никто после него – не изображал с такой горькой точностью мир провинциальной еврейской коммуналки как бахтинский карнавал, где свадьба заканчивается похоронными причитаниями, скандалы и песни, анекдоты и слезы перебивают друг друга с той же естественностью и трагизмом, как это бывает только в реальной жизни. В центре пьесы – образ Рахиль Капцан, – недалекой, скорой на язык, вороватой и принципиально презирающей «этих гоев», не сомневающейся ни в чем, заботящейся о своих близких с грубоватым насилием и ежедневными попреками. Показывая героиню во всей неприглядности и тщете житейской нищеты, Горенштейн вовсе не рассчитывал на сочувствие, помня слова Кафки об «очищающем показе национальных недостатков» как об одной из задач национального писателя. Мир, изображенный Горенштейном в 1975 году, уже стал историей. Эту историю вполне можно изучать по его пьесе.

Помимо нее в книгу, вышедшую в серии «Проза еврейской жизни», включена небольшая повесть «Маленький фруктовый садик», где уже звучит неповторимый авторский голос самого Горенштейна, и, таким образом, небольшое по объему издание демонстрирует диапазон возможностей писателя, которого уже давно пора признать классиком современной литературы.

Таисия Вольфсон

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.