[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2008 АДАР 5768 – 3(191)
Григорий Марговский
Публикацию подготовил Асар Эппель
Я родился в 1963 году в Минске в еврейской семье. С 12 лет запоем писал стихи, но после школы решил поступать на строительный факультет.
Отчисленный оттуда преподавателем-антисемитом, окончил дневное отделение Литинститута (семинар поэзии Е. Винокурова).
После первого курса отслужил два года в железнодорожных войсках.
Публиковался в газетах «Собеседник», «Вечерняя Москва», «Новое русское слово», в альманахах «Поэзия», «День Поэзии», «Латинский квартал», в журналах «Юность», «Литературное обозрение», «Слово/Word», «Новый журнал».
Работал журналистом, редактором, переводил польскую, болгарскую, латышскую поэзию, преподавал литературу в школе.
Принимал активное участие в антифашистских акциях писательского сообщества «Апрель»; был одно время ответственным секретарем газеты «Литературные новости».
При этом в начале 1990-х (под непосредственным влиянием раввина Исаака Когана) ощутил непреодолимую тягу к иудаизму.
В 1993 году репатриировался в Израиль.
Работал официантом, охранником, телефонистом, архивариусом, расставлял книги в муниципальной библиотеке Тель-Авива.
Был зачислен в аспирантуру при кафедре славистики Иерусалимского университета, но учиться не смог, так как в стипендии было отказано.
Издал два сборника стихов: «Мотылек пепла» (1997), «Сквозняк столетий» (1998). Был принят в Союз писателей Израиля. Автор двух романов: «Сотворение из россыпи» (1994), «Садовник Судеб» (2000), ряда новелл, историософских и литературоведческих эссе.
Не найдя своей ниши на Ближнем Востоке, в 2001 году переехал в США. Живу в пригороде Бостона, работаю охранником в банке, издаю сетевой поэтический альманах «Флейта Евтерпы».
ЕРЕТИК
(Из стихов 1996–2006 годов)
«Сефер Йецира»
Запад и восток запечатаны Тобою,
Высь и глубина.
Как же нам взойти той курящейся тропою
С чашею вина –
Слов не расплескав и безумья не изведав,
Утаив следы?
Нега от огня, а прохлада от рассветов,
Ветер от воды...
Кто б там ни залег, колыхаясь надо всеми, –
Беркут или сом, –
Видно, неспроста проворачивалось время
Зрячим колесом.
Тридцатью двумя чудотворными путями
Мудрости Твоей
Шествовали мы зачарованно, и сами
Делались мудрей.
В жизни две зари равноценные, и обе –
Завтра как вчера.
Выдай нам чертеж совпадений и подобий,
«Сефер Йецира»!
Звезды расшифруй, сохрани от равнодушья
Эти облака!
Будет нам юдоль, будет хижина пастушья,
Наигрыш рожка;
Будет сон-трава, златорунная отара,
Теплая доха...
Вера от любви. Одиночество от дара.
Горечь от стиха.
* * *
Александру Торговникову
Перед ударом молнии плашмя –
О, не спасуй! – и навзничь выстой:
Тревожно теребя молитву «Шма»
Под причет мушмулы ветвистой.
Коварно близится Сезон Скорбей
С повадкою золоторотца.
И древний египтянин скарабей
В машинке пишущей скребется.
Россия крестится: вершится суд
Наездником на пьедестале;
Просвирки рыхлые – ужель они спасут
От просверков дамасской стали!..
Россия крестится. Израиль спит,
Пресыщенный чревоугодьем.
И над долиною грохочущих копыт
Прострится ль длань Его к поводьям?..
Но вот полпятого – как фа диез
Той ночи средиземноморской,
В которой горло прочищает бес,
Клубясь над пепельною горсткой.
Из Яффо грязного опять вопит мулла,
Науськивая правоверных.
И местечковою вещуньей мушмула
В глубоких крючится кавернах.
Уличный музыкант
Ночь готическою готовальней
По брусчатке сомкнет эмпирей,
И чем купол мечети овальней –
Тем заточка часовни острей.
Черный флаг на краю волнореза
Опоясают сумрака рвы –
До утра сняв обеты с железа,
Не купаться в кипящей крови.
Из фалафельных и ювелирен
К «мерседесам» потянется люд;
Марокканец, девически жирен,
Нам пропишет российский галут.
Вот и здесь не выносят нас на дух,
Старый Яффо убраться велит;
В затрапезных его колоннадах
Угнездился скрипач-инвалид.
На Крещатике прежде пиликал –
А теперь запрягает «Гоп-стоп»
Детворе, что под видом каникул
Зачастила в соседний секс-шоп.
Строчкогон из одной газетенки
Уж состряпал о том репортаж:
Дескать, вьется смычок его тонкий
Средь блошиных глухих распродаж…
Не способны газетные врезки
Ни осмыслить, ни выразить вслух –
Что такое страдать по-еврейски,
Укрепляя мелодией дух.
Рев толпы златоцепной нахрапист,
Резво шекели в лапах звенят, –
А старик, попадая в анапест,
Развлекает нахальных щенят.
Вдруг, поддев острием канцонету,
Улыбается он: се ля ви! –
И привносит в нелепицу эту
Просветленные «Муки любви».
Выплеск сердца – не с бухты-барахты:
Смерть – и та ведь красна на миру.
Да услышат прибрежные яхты
Стон расстрелянных в Бабьем Яру!
Так сыграй же им Крейслера, Брамса,
Горсть созвучий сквалыгам вручи –
И спасительным нимбом обрамься
В старояффской лотошной ночи!
* * *
Анне Григорьевой
В распутство крючкотворами ведома
Толпа отступников-сквалыг,
Что сыплет самоцветами Эдома –
Творенье пробуя на клык.
И ей смешон завороженный выклик
Предощущающего крах,
Покуда флот языческих энциклик
Дрожит на ветхих якорях.
И вновь гвоздями начиняют бомбы
И распинают мой народ:
Чтоб он ушел однажды в катакомбы –
К Бар-Кохбе под угрюмый свод…
Открой нам светозарное слиянье,
Провидческая правота,
Настропали другого – если я не
Игрок в те райские врата!
Ведь даже если на слове поймают
И на мякине проведут –
Пророк возьмет у вечности тайм-аут
И выплетет из сердца жгут.
И будет ропот алчности исхлестан,
Повержен златорогий китч,
И преклонятся Гейдельберг и Бостон
Пред истиной высоких притч!
* * *
Израиль! И ново ль окно
В Европу – со всхлипами рамы,
Враждебными сжатой мирами, –
На вольное льноволокно?
Нить водоросли, рапортуй:
Впервые ли это латанье
Подлодкой-иглой стеклоткани
В блокадном, с наперсток, порту?
А ты, русскогрезящий ум,
Кронштадтской маши бескозыркой –
И в море метафоры зыркай,
Как бычий пузырь, наобум!
Из гулких дворцов удалясь,
За мнимое сходство не ратуй, –
Ты чаял: с петропольских статуй
В скафандре отлит водолаз.
И, джезвой утюжа песок,
Твой зрак постигал, как пучина
Заваривает капучино, –
Покуда вконец не иссох...
Алмазом хрусталик надрежь
И сбей крестовины со створок
Столетья – чей пепельный морок
В сознанье маячил допрежь.
Замазку нам класть суждено
На все эти распри о брешах
Средь мытарей, пусть приобретших
Не дом – так хотя бы окно...
Скорее, фасад, возникай –
И в глубь застекленного взгляда
Буравься, веков анфилада,
Воительница сквозняка!
Новогоднее проклятье
Настает пророческая эра –
Над тобой, о повелитель крыс,
Клинописью Древнего Шумера
Рой бомбардировщиков завис!
Чаял ты, из-под берета зыря:
Ойкумена ойкнет и падет
С трепетом повинного визиря,
Предвкушающего эшафот.
Зелье смертоносное припрятав,
Сабелькой помахивал кривой...
Ярусам фальшивых зиккуратов
Верноподданный мирволил вой.
Все б строгал подобные шуарме
Ты ряды своих свирепых войск,
Но у Г-спода не меньше армий –
Оттого лицо твое как воск.
Полно, не удастся Гильгамешу
Сокрушить летучего быка!
Я поклон чудовищу отвешу –
Лишь бы был ты втоптан на века.
Мы увидим гибель Вавилона –
Не за то, что в небо он шагнул,
А за то, что им самовлюбленно
Правил жадный, глупый Вельзевул.
6 сентября 2002 г., Рош а-Шана
Абулафия
Переливчатый и переликий –
Мне Твой мир привиделся во сне...
Жаждал я сближению религий
Царственно способствовать извне.
С той поры, как дальше Сент-Жан-д’Акра
Не пустили рыцари меня,
Озарилась головная чакра
Искрами бенгальского огня.
Аврааму, сыну Самуила,
Недоступен Иерусалим –
Но дана магическая сила
Упиваться Именем Святым.
Я в узоре звездчатом тантрийском
Прозревал могучий алфавит,
Подстрекаем сумеречным риском,
Ангельским томлением увит.
Не терпелось с Николаем III
Разрешить столетье от невзгод:
Чаял я, что мы достойно встретим
С папою еврейский Новый год...
То была неслыханная ересь,
Мессианская лихая блажь,
Но – собрать колена вознамерясь –
Верил я: меня Ты не предашь!
Побледнев, понтифик иноверца
Приказал изжарить поутру –
И скончался от разрыва сердца,
Не узнав, легко ли я умру.
Вопли кардиналов: «О Мадонна!»
Помешали развести костер,
Но с дощечки Тетраграмматона
Я в угрюмом карцере не стер.
И теперь, затворником на Мальте,
Умоляю: властью облеки!
Факелами с неба просигнальте
Воеводе, стройные полки!
Не имам, не пламенный пресвитер –
Я, однако ж, выступлю в поход
При поддержке двадцати двух литер
И предвечных десяти сфирот!
Еретик
За веру, за веру святую
На дыбу я вздернут судьбой:
За то, что я строки целую,
Внушенные древле Тобой!
За то, что врывался придурком
Тогда на ученый совет,
И пел титулованным уркам
Из «Хава нагилы» куплет;
За то, что избил негодяя
И разоблачил стукача:
О будущности не гадая –
Рубя без оглядки, сплеча,
Сановникам или старшинам
Дерзя на ковре и в строю –
Пытавшимся общим аршином
Измерить отвагу мою;
За то, что я лишь беззаботней
Мотивчик насвистывал свой –
Один на один с черной сотней,
С коричневой подлой чумой,
С исламским звериным террором
И трусостью братьев моих –
Не внемля ничьим уговорам,
Смягчить свой воинственный стих!
За то, что в печах Вавилона,
Миcах, Авденаго, Седрах
Держался и я непреклонно, –
Не дайте развеять мой прах!
За веру святую, за веру,
Которой в толпе подпевал
Ни идолу, ни лицемеру
В угоду я не предавал;
За то, что психушки, побои,
Разлуки с родными людьми
Лишь крепче связали с Тобою –
Меня и услышь, и пойми!
По вере воздай мне, по вере,
За все непотребства прости...
Сиона прекрасные дщери,
Лелейте мой пепел в горсти!
Игра игра
Коли игры вступили в игру –
Кто фигуры расставил?
Я хвалился, что ключ подберу
К сочетанию правил.
Ты плевался и клял разнобой,
И в пылу комбинаций
Нам не токмо ферзями – судьбой
Довелось обменяться.
То ли партия не удалась,
То ли белые пятна
Разъедали следимую связь
Чересчур безвозвратно,
Но в период меж двух мировых
Проницательным венцам
Так взалкалось удара под дых –
Что разверзся Освенцим...
Ты не Дьявол, и я не Г-сподь,
Коли бешеной пешке
Всех дано было перемолоть,
Превратить в головешки.
Чем в азартные игры играть
С целокупной природой –
Распусти изможденную рать
И страстей не расходуй!
В проповедники поздно идти,
В полководцы не вышел.
Кто любви отрезает пути –
Тот себя не услышал!
В вычисленьях спасения нет.
Мир запутался в играх.
Из-за тучи сверкнет то ли зет,
То ли икс, то ли игрек...
А у входа в аббатство устав
Проверяет таможня.
И, дрожа среди шелеста трав,
Ты лепечешь тревожно,
Пресловутый трактат истрепав,
Проглотив его за день:
«Витгенштейн, к сожалению, прав –
Человек беспощаден».
Актуальный триптих
1.
Не просто век антиутопий –
Кромешный сюр по всей земле:
Погромы христиан в Европе,
Гастроли фюрера в Кремле;
Имплантами торгует Ева,
С Адамом в брак вступает Змий...
И Моисей, в порыве гнева,
Выводит заповедь: «Убий!»
2.
Мракобесы, до россказней падкие,
Куролесили, веря порой
В левитацию лекаря Цадкии
И полеты над Лысой горой.
От бубонов спасаясь бесчинствами,
Флагеллантовы факелы жгла
И моргала очами пречистыми
Непроглядная готская мгла.
А сегодня – кому и зачем они,
Эти пылкие речи, сдались?
Врубишь ящик: там демон на демоне,
Вверх по трапу – и далее, ввысь!
Белой расе арабы с арабками
Поставляют пилотов с лихвой...
И печально на это карабканье
Смотрит Цадкия, чудом живой.
3.
Мутится европейский разум
От непредвиденных растрав,
Пыхтит в тоннеле черномазом,
На полувыводе застряв.
Софистикою сыт по горло,
Казавшейся как дважды два,
К завалу подбирает сверла
И к эпитафии – слова.
Не пробуравить гору эту,
Покуда камнепада жуть
По направленью к Магомету
Ее стремится развернуть;
Покуда на вершине ветви,
Родясь от общего ствола,
Спешат анафеме и фетве
Его предать – и все дела.
Лишь корни обладают силой
Разрушить вековой гранит.
Покайся же, рассудок хилый,
И вспомни, кто тебя хранит!
Заповедь Гилеля
Дрожали Иродовы камни,
Когда мятущийся злодей
Вослед казненной Мариамне
Отправил собственных детей.
Театры, термы, цитадели
С тех пор занесены песком,
И лишь к учению Гилеля
Дух человечества влеком!
Любовь, границы раздвигая,
Попрала ненависти прах:
И есть ли заповедь другая,
Что нам дарована в веках?
Так прилетал священный ибис –
И, взмаху винноцветных крыл
Сей миг покорствуя и зыбясь,
Вольготно разливался Нил.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.