[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2008 АДАР 5768 – 3(191)
ДЯДЬКА ШАРОН
Михаил Горелик
Постановка Владимира Петренко
Сценография и костюмы Марии Ткаченко
Очень простая история
Днепропетровск, 2006.
Жила-была одна юная свинка. Милая и даже обаятельная. Неимоверно простодушная и ничегошеньки не понимающая в жизни. Такая, знаете ли, неопытная романтическая особа. Очень любила пожрать, а между тем хотела летать, стремилась в небеса. Откуда только взялась у не рожденного летать существа столь странная потребность? Беда, коли у вас тонкая внутренняя организация при громоздком теле. Сознавала несовместимость жратвы и полета, терзалась, не могла противостоять убедительным доводам материально-телесного низа. Вам это удается? Ей это не удавалось. И она страдала – правда, не слишком сильно, потому что была молода и упоена жизнью. Впрочем, впади она хоть в мнимо спасительную анорексию, все равно бы ей не взлететь: не летают свиньи, нету у них крыльев.
Между тем свинка была влюблена в своего хозяина, она его просто обожала, она глаз с него не спускала, когда он заходил в хлев, она терлась о его ноги, она нежно похрюкивала, такой красивый и мужественный, она млела от его запаха. И, надо полагать, мечтала о взаимности. Кто не мечтает о взаимности? Пронзил сердце влюбленной дурочки. Проткнул шилом (о как она верещала!) и разрезал ее обильное тело на куски. Очень простая и постоянно повторяющаяся история.
«Очень простая история» – спектакль по пьесе украинского драматурга Марии Ладо. Пьеса сегодня весьма и весьма популярная, даже модная: поставлена более чем десятком российских театров. Ее любят режиссеры, любят актеры, любят зрители. Впору устраивать фестиваль одной пьесы. Я видел эту историю, разыгранную Днепропетровским молодежным театром «Верим».
Поначалу я полагал, что это какое-
то неведомое украинское слово: «ВерИм». Однако, как рассказал в одном из своих интервью художественный руководитель театра Владимир Петренко, многие носители украинской мовы, делая точно такое же ударение, были убеждены, что слово еврейское. И действительно, типичная сефардская такая ивритская просодия: «дварим», «сфарим», «ктаним»[1]. «Верим» естественно вписывается в этот ряд. Как мне это сразу в голову не пришло? Между тем ударение-то надо ставить на первый слог: «ВЕрим». Верим!
Спектакль был показан в рамках III Международного театрального фестиваля городов-побратимов «Подмосковные вечера» в мытищинском театре «Фэст» и получил приз за лучшую режиссерскую работу и приз зрительских симпатий (кто бы сомневался!). Собственно, статус международного поддерживался исключительно днепропетровским театром – все прочие участники были российские.
Корова и петух (стоят), пес и посмертно окрыленная свинка (сидят), сценическое ружье (лежит) – и, как велел ему Антон Чехов, непременно выстрелит.
Очень простая история. Да только ожидаемый конец как-то плохо соотносится с названием театра. Во что они там верят? Что свинью зарежут? Стоило ли огород городить?
Ну так это и не конец. Убиенная свинка воскресает в новом духовном теле, совершенно исцеляется от булимии и обретает наконец чаемые крыла. Она мистически является в хлев, благовествует потрясенным животным об открывшихся ей райских небесах и даже демонстрирует самовлюбленному и завистливому петуху элементы полета. Он говорит: не поверю, покуда не увижу (будто зрение может быть метафизическим гарантом), настоятельно требует вложить персты. В отличие от создателей спектакля, ум у петуха евклидов, он исповедует последовательное «не верим!», хотя и страдает от внезапно открывшейся ему трагичности бытия: он-то полагал, что будет жить и петь вечно, а тут перед ним замаячила перспектива оказаться в супе. А ведь он такой талантливый!
Да, кстати, если вы интересуетесь посмертным существованием, не могу сообщить ничего утешительного: в раю людей очень мало, почти что и нет совсем, в раю главным образом животные, ибо живут, не согрешая, что человекам весьма затруднительно, едва ли даже и возможно – царь Давид в одной из самых своих популярных песен не оставляет и этой утешительной лазейки: никакого едва ли. Но, как видите, невозможное Давиду вполне возможно свинье. Чревоугодие и гортанобесие ей в вину не вменяется.
Свинский сюжет, который я только что достаточно схематично изложил, вообще говоря, фоновый. В центре «Очень простой истории» история едва не состоявшегося аборта. Роль жестокосердого царя Ирода отводится свиноубивцу. Ко всеобщему удовольствию, счастливо избежав когтей и зубов абортария, ребеночек родится, его вносят в хлев – новорожденному устраивается экскурсия к месту зачатия. Не убедительно, не морочьте нам голову, искушенная публика понимает: это же чистейшей воды рационализация, на самом деле акция предпринята исключительно для упрочения евангельской аллюзии.
Кандидат в Ироды – гордый своим преуспеянием праведник – в конце концов раскаивается (ах! куда едва не завела его хваленая протестантская этика), а его антипод – смиренный и вечно пьяненький грешник, пьет напропалую, пьет и кается, льет пьяные слезы, такой славный, музыканит на гармошке, все пропил, кроме гармошки и своего доброго сердца, жалеет всяку тварь, совершеннейший бессребреник (эти глаза никого не продадут, но ничего и не купят) – увенчивается метафизическим венком и обретает посмертные крыла, не хуже свиных: он теперь будет ангелом-хранителем спасенного младенца. Жутковато-комическая смерть, позванивая косой, удаляется, пройдя в двух шагах от дитяти, на которого было раскатала губу, ну, где твое жало?! – тут и сказке конец.
Сценическое место хлева со всеми его обитателями – комментарий к человеческой драме, обильно украшенный цветами остранения. Животные тщетно пытаются понять, что такое «аборт» и зачем он нужен. Но их примитивные мозги вместить «аборт» положительно не могут. Впрочем, и отрицательно тоже. Рефлексия относительно прочих сторон человеческой жизни так же не оказывается особенно успешной, но неизменно дает предполагаемый остранением эстетический эффект.
Вот, научая обитателей хлева азам Б-гословия, воскресшая свинка перечисляет семь смертных грехов, препятствующих приобретению крыл. Однако ее заинтересованные слушатели никак не могут взять в толк, что есть грех. Прелюбодеяние, коим свинья открывает скорбный список, оставляет их в полном недоумении. Как и все прочее. Абстракции. Высокая Б-гословская наука – слишком высокая для малых извилин и низкой животной жизни. Очень скоро выясняется, что и сама свинка еще не в курсе, она запомнила пока только слова, значения их для нее загадочны: она же на новеньких. Лучше б и не запоминала. Программа обучения не может не настораживать: странным вещам учат в этой школе.
Концептуально человеческая драма приоритетна, но художественно она как-то бледнеет рядом со свиными страстями и метаморфозами и сама становится фоновой. Свинка убедительно перетягивает одеяло на себя, и спектакль от этого ничуть не проигрывает. На мой вкус – так даже и выигрывает.
Тени Честертона и Вудхауза носятся над сценой. Небо и земля соединены рушниками. Рушники ниспадают сверху потоками красоты и благодати и устремляются вверх как ответ всякого дыхания, славящего Г-спода. Подчеркнуто эстетский, забавный и человечный спектакль – вместе. Сочетание нечастое.
И вдруг в эту славянскую мистерию, отворив дверь хлева, твердым генеральским шагом входит невесть откуда взявшийся Ариэль Шарон. Картина художника Ильи Репина «Не ждали». Где Шарон и где хлев с нечистым животным? Где бузина и где дядька? А вот однако же! Всплыл яко подводная лодка в степях Украины. Пришвартовавшись тихой украинской ночью прямо у хутора. У нас длинные руки. От еврейского сюжета укрыться не удается даже в метафизическом хлеву.
Манерный фанфарон-петух, хлевный аристократ с отчетливым гомосексуальным флером – острая пародия на образованца, хотя как знать, не на интеллигента ли? – обе возможности интерпретации сохраняются открытыми, так вот, эта птица, поднабравшись необходимых для культурного существа актуальных слов, долетающих из радиоточки хозяйского дома, постоянно воспроизводит их сериями в совершенно обессмысленном виде. И среди прочей ахинеи, победно подбоченясь, выстреливает вдруг: «Премьер-министр Израиля Ариэль Шарон!»
К делу это ни малейшего отношения не имеет: корова, лошадь, свинья и собака знать не знают про Шарона с Израилем. Что им Шарон? Все это не имеет никакого отношения к жизни влюбленных молодых людей и их родителей. Однако же завсегда найдется бойкий петушок, который, выскочив в нужный момент на авансцену, прокукарекает что-нибудь про евреев – как же без этого?! Неважно что – важно отметиться, застолбить тему.
Ариэль Шарон – аватара воспетого Высоцким и Ерофеевым (Венедиктом) Моше Даяна, правнук Янкеля, обзаведшийся шпорами, казацкой шашкой, державой и погонами, аполонийский генерал, в котором при свете здешней луны обнажается его меркурианская природа, персонаж большой русской и украинской саги, входит в обойму обязательных слов, без еврейского присутствия, хотя бы и виртуального, картина мира, даже если речь идет об отдельно взятом хлеве, становится нерелевантна, повествование теряет стройность, изображение – убедительность и завершенность. Вот как бы все есть, а чего-то как бы и не хватает. Чуткий баловень огорода исполняет всякую правду, исправляя сценическую картину отсутствовавшей по недосмотру завитушкой.
Добрые обитатели хлева, почтительно выслушав хорошо информированную птицу, не придают ее многозначительным словам ни малейшего значения.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.