[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2009 АДАР 5769 – 3(203)
КОМПОТ ИЗ УЛИТОК
Анна Исакова
В Израиле появилась особая отрасль кустарного производства: выпечка литераторов на основе частно-групповых занятий. Курсы писательского мастерства, преподаваемого почти в домашних условиях, – вещь не менее обыденная, чем такие же курсы балета и бухгалтерского дела. Правда, в бухгалтерском деле требуется завершить обучение дипломом, а в балетном – пробиться в не столь уж многочисленные танцевальные коллективы сквозь буйную толпу конкурентов, тогда как издание первой книги обеспечено почти каждому пишущему юнцу. Издательства готовы доводить до ума любой текст, если только замечают в произведении молодого автора хоть какой-то проблеск надежды на будущие свершения.
Издание второй книги – дело гораздо более хлопотное, но большинство новоявленных литераторов до этой стадии не доходят. Издал книгу – значит, имеешь право именовать себя писателем, что позволяет открыть собственный курс по производству первой книги, передавая накопленный опыт новой волне претендентов на почетное звание. Лучше, конечно, делать это на периферии, поскольку в больших городах действуют более известные литераторы: кормиться писательским делом дано немногим, а серийное производство писателей первой книги – недурной заработок.
В связи с этой тенденцией и ее издержками отношение к первой книге незнакомого автора у меня сдержанное: даже если в результате пролистывания взгляд и задерживается на удачных деталях слога или хитроумных сюжетных поворотах, всегда возникает вопрос: что тут от усердного и опытного редактора, а что от автора? Лучше уж подождем второй книги, если, конечно, ей суждено появиться.
В данном случае рука все же потянулась за книгой[1] и вовсе не потому, что молоденькая продавщица сердечно ее рекомендовала, а ввиду названия: должна же быть какая-то связь между улиткой на скоростном шоссе и улиткой на склоне, а это уже повод к действию. Однако блиц-проверка показала, что: а) книга братьев Стругацких не входит в список десяти любимых книг молодого автора, б) если «Улитка на склоне» и переводилась когда-нибудь на иврит, то ни широкой читательской, ни избранной писательской публике об этом ничего не известно.
Из биографических данных выяснилось и то, что Нетали Гвирц, жительница Тель-Авива, двадцати восьми лет отроду, вовсе не сошла с конвейера по производству авторов первой книги. Она выпускник известной художественной школы, за ней числится создание клуба для выступлений молодых музыкантов под названием «Патефон» и собственный музыкальный лейбл «Паст мюзик», а кроме того, она известный график-иллюстратор музыкальных дисков и постеров.
История создания книги напоминает скорее тенденцию «если какая-то Джоан Роулинг может, почему я нет?». Я не настаиваю на этом объяснении причины невероятного перевеса молодых барышень в перечнях авторов первой книги, но в каждом интервью с ними непременно встречаю отсылку к удачливому автору серии о Гарри Поттере, первая книга которой была написана якобы в приступе женского отчаяния и в качестве попытки выкарабкаться из сложного финансового положения.
На мысль о «синдроме Роулинг» навел меня, очевидно, пиар-рассказ о процессе создания книги. Согласно этому рассказу, Гвирц, оказавшись в Барселоне по делам спутника жизни, решила занять себя творческим делом. В результате четырехмесячного усилия появилась рукопись, которая понравилась парню писательницы, ее маме и редактору издательства, заявившему, впрочем, что над книгой предстоит серьезно поработать.
Насколько серьезной была работа, занявшая несколько лет, нам неизвестно. Выпущенный в свет продукт позволяет предположить бурную совместную деятельность. Например, зная традиционную нелюбовь израильского редактора к барочному стилю, трудно предположить, что звездная пыль в метафорическом шлейфе героини, превращающаяся временами в порох, есть продукт обоюдного согласия автора и редактирующего персонала. Тут уж либо у редактора случился нервный срыв, либо автор обладает великим даром убеждения.
Как бы то ни было, метафорика в этом произведении хоть часто и доходит до абсурда, но неизменно присутствует и местами искренне радует. Израильский литературный стиль однообразно постный, и некоторое количество рокайльных завитушек ему не помешает, если автор научится пользоваться подобными украшениями с более тонким чувством меры.
По чести говоря, только эти бесконечные стилистические арабески и безудержный полет фантазии автора позволяют снисходительно отнестись к потраченному на чтение времени. Приятно все же сознавать, что современный иврит стал настолько пластичным, что позволяет то, что раньше считалось не просто неуместным, но и невозможным. Более пожилые авторы, привыкшие относиться к священному языку с трепетом, тратят безумное количество времени на изобретение способов управления достаточно сложным в обращении механизмом иврита, тогда как молодые израильтяне делают с языком что хотят, прилаживая к нему шарниры самого неожиданного свойства, в большинстве своем заимствованные из языков очень далеких по рождению и характеру, – и ничего. Молодое поколение говорит на этом волапюке с детства, почему бы не писать на нем, если редактор позволяет?
Нет смысла судить, к лучшему это или нет, время все расставит по местам. Как бы ни возмущались пуристы иврита вольностями нового молодежного стиля, такие эксперименты в конечном счете оказываются полезны языку, даже если со временем он их отвергает.
Что до сюжета, тут полет авторской фантазии не знает границ. Главные герои: мальчик-сирота, пытающийся не попасть в широко расставленные сети социальных служб, и двое сумасшедших стариков – нереализованная актриса Елена и помешавшийся драматург Гектор (почему не Парис?), хранящий дома бомбу, которую молодые психопаты пятьдесят лет тому назад намеревались взорвать на воздушном шаре, несущем транспарант «Только мертвые доживают до конца войны!».
К счастью, этот транспарант является единственной данью израильской политико-литературной моде. Ни несчастных палестинцев, ни солдат с исковерканной психикой, ни затравленных бесконечной войной женщин в книге нет. Да и Израиля, в сущности, нет.
Действие происходит на пляже, в нескольких домах возле пляжа и в телецентре, расположенном там же. А поскольку в Израиле нет телецентра, расположенного рядом с морем, обозначить место действия невозможно. Известно только, что наши герои одиноки как персты и каждый занят собой: Елена – фантазиями о жизни, какой она могла быть, но не стала, Гектор – преодолением страха перед проклятой бомбой и поиском способа от нее избавиться, а мальчик Генри – попытками создать себе семью не из того, что могут предложить социальные службы, а из того, что попадается ему под руку.
В конечном счете ему это удается, одинокие старики влюбляются друг в друга, несостоявшаяся актриса узнает в стороже телецентра драматурга, в пьесе которого должна была играть, сторож-драматург избавляется от проклятой бомбы – груза беспечной молодости и поселяет в комнату, где она бережно хранилась пятьдесят лет, бездомного мальчика. Хеппи-энд знаменуется ночной читкой забытого произведения безумного драматурга несостоявшейся актрисой перед телекамерами закрытого на ночь телецентра. Весь этот компот психологически оправдывается тонким замечанием мальчика, что его старички – улитки на скоростном шоссе современной жизни и их единственный шанс не быть раздавленными состоит в том, чтобы обучиться правилам дорожного движения.
Мысль не революционная, но тем не менее спорная. По мне, улиткам лучше отползти на обочину, в эскапизме просматривается гораздо большая прелесть, чем в попытке незнамо зачем пересекать скоростное шоссе. Но сумасшедшие старички-индивидуалисты почему-то предпочитают согласиться с четырнадцатилетним подростком, что вполне объяснимо возрастными предпочтениями молодого автора, которому сама мысль о способе существования внутри собственной скорлупы кажется оскорбительной.
Надо заметить, что обращение молодого автора к проблеме стариков – следствие моды, охватившей израильское общество. Именно в то время, когда писалась книга, молодые израильтяне массово голосовали за партию пенсионеров – социальный эквивалент палестинцев в роли обиженных членов общества. Недоразумение состоит в том, что плохое положение израильских пенсионеров вовсе не универсально. Социальной проблемой становятся старики, не получившие в свое время образования либо не знающие иврита, а потому не наработавшие приличной пенсии: репатрианты, люди низкого социального статуса, тяжелые инвалиды. Автор же рассказывает историю вполне благополучных израильских пенсионеров, поэтому ему приходится свести их с ума для того, чтобы потом вправлять старикашкам мозги.
История малодостоверная и не дотягивающая до того уровня отрешенности от жизненных реалий, какой позволяет Носу и Тени вести самостоятельное существование, а нашему Гектору разрешил бы держать пятьдесят лет взрывоопасную бомбу в коммунальном доме. Да и сама идея пацифистской израильской молодежной группировки в период становления государства выглядит, мягко выражаясь, плохо продуманной.
Вместе с тем густая ткань произведения, внимание к деталям, их обработка, смелая языковая вольтижировка и богатая метафорика позволяют предположить наличие у молодого автора писательского таланта. В этом ни ее парень, ни мама, ни редактор не ошиблись. Остается надеяться на появление следующей книги, написанной не по случаю свободного времени, которое нечем занять.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Нетали Гвирц. «Улитки на скоростном
шоссе» («Хельзонот аль квиш махир»). Изд-во «Ам Овед», 2008.