[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  МАРТ 2011 АДАР 5771 – 3(227)

 

ДВЕ ЧУЖБИНЫ

Франц Грильпарцер.
Еврейка из Толедо

Алексей Мокроусов

Австрийский драматург Франц Грильпарцер вошел в историю многими пьесами. «Еврейка из Толедо» — не самая из них известная. Сегодня она переживает второе рождение: в Вене ее поставили в знаменитом «Бургтеатре», в Германии переиздали запись легендарного спектакля двадцатилетней давности.

 

Спектакль Штефана Киммига.

Вена, «Бургтеатр». Сезон 2010/2011

Сцена из спектакля Штефана Киммига по пьесе Франца Грильпарцера «Еврейка
из Толедо». Вена. 2010 год

Успешный драматург, в начале 1840-х годов Франц Грильпарцер (1791–1869) обиделся на театры и перестал отдавать им свои новые произведения. Пьесы ложились в стол; премьеры проходили уже после смерти авторы. Подобная участь ожидала «Либушу» и «Распрю братьев в роде Габс­бургов». Такая же судьба постигла и «Еврейку из Толедо», написанную в начале 1850-х годов (по уточненным данным — в 1851-м) и поставленную только в 1872 году. Премьера прошла в Праге, а не в Вене — главном городе для Грильпарцера.

Почему он избрал сюжет, связанный с преследованием евреев в Кастилии XII века, поначалу не очень понятно. В тогдашней Авст­ро-Вен­грии, стране с едва ли не самым либеральным законодательством Европы, где права австрийцев и евреев уравняли еще в XVIII веке, антисемитизм был вроде бы не очень актуален. Тем не менее спектакль открывает монолог короля (его играет Петер Йордан) о патриотизме. Он стоит перед опущенным занавесом, на который проецируются горные виды. И это явно не Пиренеи. Это Альпы.

Считается, что Грильпарцер позаимствовал сюжет из «Хроники испанских королей» (около 1270 года). Ее автор, историк и сам король Альфонс X Мудрый, описывает судьбу Альфонса VIII. Тот долгие годы был влюблен в еврейку Формозу. Из-за этой связи, как считало королевское окружение, а также его жена Элеонора Английская, дела государства пришли в упадок. Формозу убили, но король понес наказание за распутство, проиграв 11 июля 1195 года битву при Аларкосе. При этом обычно забывают упомянуть, что войско арабов значительно превосходило силы кастильцев, и еще вопрос, если король и был наказан небесными силами, то за что? Может, за то, что не смог уберечь свою любовь?

Структура общественной жизни XII века вряд ли предполагала пространство для личной свободы. В последующих интерпретациях сюжета, прежде всего в «Примирении королей» Лопе де Веги (в записях Грильпарцера есть упоминания об этой пьесе; в его сборнике, изданном «Искусством» в 1961 году, она неточно названа «Миром королей»), упор сделан на драму короля, влюбившегося неправильно. Да и сам Грильпарцер при написании пьесы вдохновлялся, судя по всему, событиями в Мюнхене, где Людвиг Баварский так полюбил ирландскую танцовщицу Лолу Монтес, что решил оформить ей вне очереди гражданство. Кабинет министров подал в знак протеста в отставку, народные волнения привели к отмене решения.

Спектакль же, поставленный в венском «Бургтеатре» Штефаном Киммигом, переносит действие в наши дни. Мебель, включая офисные кресла на колесиках, костюмы нынешнего кроя и свитера, прически, даже противогаз на сцене, которым тушат поминальные свечи, — художник Катя Хас не оставляет прошлому ни малейшего шанса, это история о здесь и сейчас. И хотя в спектакле звучат еврейские песни, а католический крест оказывается одним из важнейших элементов оформления, сама история Рахели (Йохана Швертфегер) и ее безумной страсти к королю выглядит историей двух влюбленных, один из которых воспринимается в окружении другого как чужой. Потому для свиты роман короля является интеллектуальной задачей, не более того. Сам король, кажется, не способен к сложной рефлексии, он по-детски непосредственный, если не сказать — инфантильный в своих реакциях. Рахель понимает, что он не любит, а, скорее, забавляется с ней, — иначе посмел бы его друг приставать к ней? А когда королю сообщают: «Она мертва», и он пытается приобнять сестру Рахель Эстер (Катарина Лоренц), что в этом жесте? Стремление найти утешение? И если да, то какого рода?

А может, еврейка из Толедо — это об Эстер? Это она главная героиня пьесы? Ее гордый ответ на реплику «Мы христиане» — «Я еврейка!» многое определяет в спектакле. И финальный монолог «Ты видишь? Вновь они собой довольны…» — разве это не смысловой контрапункт пьесы и одновременно пророчество? Или эта роль все-таки отведена статье Карла Маркса «К еврейскому вопросу», которую цитирует программка? Маркс утверждал, что «гражданское общество из собственных своих недр постоянно порождает еврея» — в том смысле, что иным для собственного развития необходим чужой как враг. Но что такое чужое и чужбина сегодня, когда все меняют города и страны, провоцируя привычки и традиции к невиданной прежде способности меняться? И как быть с теми, у кого, как писал в одном из стихотворений Грильпарцер, две чужбины и ни одной родины?

 

Спектакль Томаса Лангхофа

Зальцбургский фестиваль. Запись 1990 года (DVD. Arthaus Musik)

В Германии вышла на DVD запись легендарного спектакля Томаса Ланг­хофа. Это постановка Зальц­бург­ского фестиваля 1990 года, одна из успешнейших в его истории (спектакль возобновили в 1991 году — случай редкий для драматической программы Зальцбурга). То­мас Лангхоф поставил психологичес­кую драму, посвященную человеку на вершине власти. Король, которому не принадлежат даже его чувства, оказывается заложником собственного трона.

В декорациях Юргена Розе все условно. Стена собрана из белых квадратов, сад в первом действии обозначен низкорослым кустарником. На заднем фоне то появляется всадник на лошади, то проплывает барка с музыкантами.

Судя по костюмам и кирасам короля и его офицеров, действие перенесено во времена Грильпарцера (в сцене в гардеробной Розе не скрывает восторга перед театром XIX века, устроив настоящее пиршество платьев). В короле (Ульрих Мюэ) проскальзывают черты Франца-Ио­си­фа, да и королева (Сибилле Каноника) порой напоминает Сиси. Зато Рахель (Сюзанне Лотар) одета этнографично. Она здесь избалованное дитя, жертва обстоятельств — в отличие от короля, психологически тонкого, вызывающего в памяти позднего Даля. Впрочем, Мюэ, любимец Хайнера Мюллера, пригласившего его из Карл-Маркс-Штад­та в свой театр в Берлине, и Михаэля Ханеке, снявшего его в экранизации кафкианского «Замка» и в «Забавных играх», вряд ли нуждается в сравнениях. Достаточно вспомнить его капитана штази в фильме «Жизнь других» (актер получил за нее премию Европейской киноакадемии) или роль еврея профессора Грюнбаума, готовящего с Гитлером новогоднюю речь в вызвавшей много шуму комедии швейцарца Дани Леви «Мой фюрер: самая правдивая правда об Адольфе Гитлере».

Телеверсия спектакля сделана довольно аккуратно — может, потому, что Лангхоф сам ее режиссировал (впрочем, ритм в театре убыстрился за последние двадцать лет). Она позволяет увидеть то, что недоступно в театре. В сцене, когда король остается во дворце вдвоем со слугой — что мог увидеть зритель в зале, кроме спинки трона, на котором восседает Альфонс? В телеверсии нам показывают лицо короля.

От сцены к сцене становится все темнее (художник по свету Франц Петер Давид). После того как Рахель топят в бассейне, сгущение света достигает высшей точки. Он кажется теперь ярким, но это какая-то болезненная яркость. В мире, где все неправильно, не нужен правильный свет.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.