[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  ИЮЛЬ 2011 ТАМУЗ 5771 – 7(231)

 

Борис Аронсон

Москва, галерея «Проун», до 28.08

Эскиз декорации к спектаклю Final balance ( Letster sakhkhakl)картон, тушь, гуашь 33 x 50 1925.tiff

Борис Аронсон. Эскиз декорации к спектаклю «Финальное равновесие» (фрагмент).
1926–1932 годы. Нью-Йорк

Один из важнейших принципов эстетики художника и критика Бориса Аронсона (1898–1980) способен сегодня повергнуть иных любителей искусства в шок. Он утверждал, что этнографическое не есть единственный и тотальный выразитель национального элемента в искусстве, последний «находит воплощение посредством живописных абстрактных ощущений, которые раскрываются через специфический материал восприятия (“ойфассунг-ма­тер­йал”), благодаря чему современные еврейские художники обнаруживают свое нацио­нальное начало, даже не желая или не сознавая этого». Сам Аронсон, сын Шломо Аронсона, главного раввина Киева, а позже Тель-Авива и Яффы, сочетал в живописи абстрактное и фольклорное — как и многие его соученики по киевской художественной школе, среди которых были Александр Тышлер, Соломон Никритин и Марк Эпштейн. Активный участник украинской Куль­­тур-Лиги, в конце 1920 года Аронсон переезжает в Москву, где увлекается театром, оформляет в духе кубофутуризма спектакли для Еврейского камерного театра, ассистирует Александре Экстер в работе над легендарной постановкой Александра Таирова «Ромео и Джульетта». Но его собственная театральная слава связана с работой в Нью-Йорке. Выполненные им 70 эскизов для еврейских театров на Гудзоне и показывает «Проун», выпустившая каталог с обстоятельной статьей Гилеля Казовского.

 

От Левитана до Фалька

Золотая карта России. Курск

Москва, Третьяковская галерея, до 31.07

Роберт Фальк. Дама в желтой блузе. Портрет Анастасии Константиновны Бобровской. 1910 год. Курская государст­венная картинная галерея имени А.А. Дейнеки

В рамках проекта «Золотая карта России» Третьяковка не первый год показывает собрания провинциальных музеев России — одно другого краше. На этот раз привезли живопись из Курской государственной картинной галереи имени А.А. Дейнеки — как западноевропейскую (ее музей получил в основном из дворянских усадеб, национализированных после революции), так и русскую. В последнем разделе много модерна, начиная с Репина и Грабаря, есть и три работы Левитана, включающие не только русские, но и итальянский пейзаж, а также двойной портрет работы Леонида Пастернака под названием «За чашкой кофе» (1913). Он изобразил знаменитых коллекционеров и меценатов рубежа веков — Осипа Сергеевича Цетлина и его тестя, чайного купца Давида Вульфовича (Васильевича) Высоцкого. Ранний Фальк представлен «Дамой в желтой блузе» (1910), запечатлевшей Анастасию Константиновну Бобровскую, а Осьмеркин — «Женщиной, снимающей перчатку». Художник изобразил свою постоянную модель Веру Исааковну Морозову.

 

Экспрессионизм на берегах Рейна и Майна. Художники — торговцы — коллекционеры

Франкфурт, музей Гирш, до 17.07

Эмиль Бецлер. Избавление. 1920 год. Частная коллекция.
Музей Гирш. Франкфурт

У экспрессионизма недолгая биография — и важнейшее место в истории искусства. Зарождение нового стиля относится к 1910-м годам, а уже на конец первой мировой приходится апофеоз экспрессионизма. 1916–1924 годы можно считать его расцветом, после чего он становится лишь одним из многих направлений. Его авторы предпочитали рисовать пейзажи, уличные сценки и городскую жизнь в формах, царивших тогда в метрополиях — театр, варьете и бордели, а также танцевальные общества, не говоря уже об обязательных портретах и автопортретах. Особая роль отводилась графике — возможно, не только в силу ее особой выразительности, но и из-за относительной доступности в послевоенной Германии.

Огромный проект, посвященный экспрессионизму, охватывает сейчас множество музеев во Франкфурте и вокруг него. Это не случайно: город и его окрестности занимают важное место в судьбе и творчестве Кирхнера, Бекмана и Явленского. Их работами открывается одна из выставок экспрессионистского проекта — в музее Гирша. Кирхнер не раз гостил в санатории доктора Конштама в Кенигштайне, а в самом Франкфурте общался с галеристами Людвигом и Манфредом Шамесами, одними из главных пропагандистов нового искусства на берегах Майна. Людвиг Шамес стал заниматься им еще до войны, как и другой франкфуртский галерист, Марсель Гольдшмидт. Современным искусством Шамес увлекся во время работы в банке в Париже, а в 1895 году открыл свою галерею, где после 1912 года выставлял группы «Мост» и «Синий всадник». Шамес издавал много каталогов Кирхнера с оригинальными гравюрами, а тот, в свою очередь, сделал портрет самого Шамеса.

Среди галеристов Бекмана была Лили фон Шницлер. Его также поддерживал директор Штед­еля Георг Сварценски, вынужденный из-за своего происхождения оставить должность после прихода к власти нацистов. История вторглась и в жизнь художников Ханса Людвига Каца, Самсона Шамеса, Эриха Изенбургера, Лео Майе, Рози Лилиефельд (доклад о них сделала куратор Еврейского музея во Франкфурте Ева Атлан).

Кац был среди основателей в 1920 году группы «Ghat» во Франкфурте — вместе с Эмилем Бецлером и Готфридом Дилем, а также галеристом Гербертом Крамером. Одно из объяснений названия — оазис в Северо-Западной Сахаре, на ливийско-алжирской границе (другое — диалектная версия слова Tag, «день»). Жизнь группы была недолгой, ее последняя выставка прошла в мае 1921 года, но «Ghat» посвятили особый зал, равно как и возникшему на год раньше Дармштадтскому сецессиону.

Большинство экспрессионистов подвергались поношениям нацистскими критиками, которые вовсю развернулись после 1933 года. Изъятие работ из общественных собраний и запрет на профессию коснулся практически всех экспрессионистов. Ху­дож­ни­кам-ев­ре­ям предстояла еще и эмиграция. Или конц­лагерь. Многие погибли — как франкфуртские художники Херман Лисман и Хедвиг Дюльберг-Анхайм, дармштадтский историк искусства Карл Фройнд.

Манфред Шамес остался жив. После смерти дяди он в 1922 году перенял галерею, но вынужден был ее закрыть после прихода к власти нацистов. В 1939-м ему вместе с семьей удалось бежать в Палестину. Сами коллекции остались в Германии, их продали в 1942 году с торгов — разумеется, не в пользу бывшего владельца.

Удалось эмигрировать и Сварценски, благодаря которому возникла экспрессионистская коллекция Штеделя, и Бекману, потерявшему место преподавателя в Штеделе в 1933 году, и Эрнсту Фишеру, наследнику Фишеров. В 1934 году он сумел вывезти часть собрания в Америку, теперь эти работы находятся в музее Ричмонда, штат Вирджиния. А могли бы — и в Германии.

 

Анни Лейбовиц

Эрмитаж, до 4.09

©Annie Leibovitz

Выдающийся фотограф наших дней, Анни Лейбовиц поражает размахом своих интересов. С одной стороны, более гламурного фотографа, чем она, трудно себе представить. Лейбовиц делает обложки для престижных журналов о моде, снимает пустопорожних звезд Голливуда, рекламу, стоящую явно не пять копеек… С другой стороны, она создает такие психологические порт­реты, вровень с которыми в современной фотографии мало что поставишь. Чего стоят чер­но-бе­лые лики философа Сьюзен Зонтаг и писателя Уиль­яма Берроуза! Лейбовиц и в киноактерах способна оты­скать глубины, в которые охотно погрузился бы и Достоевский. Тони Кёртиса и Джека Леммона, звезд главной комедии века «В джазе только девушки», в 1995 году она решила запечатлеть в женском белье. В итоге получился пронзительный снимок двух старых лицедеев с набеленными лицами, подведенными глазами, накрашенными губами. В нем можно увидеть аллегорию всей актерской профессии, обнаружить уровень обобщения, который в искусстве — не только в современном — достигается так редко.

Помимо знаменитых снимков, фотограф выставила множество «черновиков», того «сора», из которого рождаются ее шедевры. Лейбовиц показывает пейзажи, почти неизвестные широкой публике, фантастические кулисы Иордании, меланхоличные ландшафты Америки… Но взгляд так и тянется к хрестоматийному, вроде «Отставки Никсона», к этой классике политического репортажа (вертолет с экс-президентом взмывает с площадки у Белого дома в воздух, гвардейцы свертывают красную дорожку), к психологическим портретам вроде античных Михаила Барышникова и Роба Бессерера на берегу океана. Лейбовиц воспринимает звезд как родственников — тех, кто способен стать своим, кто таит в себе нечто большее, чем просто имидж для телевизионной картинки.

Алексей Мокроусов

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.