[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2013 ИЯР 5773 – 5(253)
Алина Шапошникова. Без названия. 1963 год. Собрание Центра Помпиду
От рисунка к скульптуре
Париж, Центр Помпиду, до 20.5
Алина Шапошникова (1926–1973) — художник, забытый и в родной Польше, и в стране, ставшей ее второй родиной — Франции. Лишь в последние пару лет ее стали больше выставлять, а после «Документы»-2012 в Касселе о ней наконец-то заговорили в полный голос (в октябре 2011 года «Лехаим» писал о ее выставке в Брюсселе).
Выставка «От рисунков и скульптуре» не из разряда громких — ей отданы залы отдела графики, инкорпорированного в основное собрание музея современного искусства. Эффект все равно получился оглушительный.
Главное в наследии Шапошниковой — ее интерес к метаморфозам тела, его изменчивости и летучести. В скульптурах она использовала цемент, железные опилки... Можно подумать, что в этих предпочтениях сказывается влияние ее собственной долгой болезни. Но в большей степени — лет, проведенных в гетто и концлагерях. География ужасает: Пабьянице, Лодзь, Освенцим, Берген-Бельзен, Терезиенштадт… Она попала туда вместе с матерью. Та была врачом, благодаря этому и выжили.
Самое поразительное — жизнелюбие Алины. На фотографиях она выглядит счастливым человеком и даже незадолго до смерти улыбается, как подросток.
Показывают и новые приобретения: пять рисунков и скульптуру Шапошниковой под названием «Фетиш II» передало музею современного искусства Общество его друзей.
Ле Корбюзье. Одна из работ серии «Поэма прямого угла. Разум». 1947–1955 годы. Частное собрание
Ле Корбюзье — архитектор книги
Москва, Еврейский музей и центр толерантности, до 21.5
Первая выставка в новом музее посвящена livre d’artiste — «книге художника», публикуемой ограниченным тиражом. Всего Ле Корбюзье сделал около четырех десятков книг — некоторые из них показывали недавно на ретроспективе художника и архитектора в ГМИИ им. Пушкина, запомнившейся сценографией. Новая выставка в Еврейском музее посвящена одной работе, «Поэзии прямого угла», но это — единственная полноценная «книга художника» в наследии Ле Корбюзье. И дизайн новой выставки тоже запомнится: семь панелей повторяют семь разделов самой книги. Ле Корбюзье создал не только ее дизайн, но и текст поэмы. Ее перевели сейчас в виде подстрочника.
Поскольку livres d’artiste выпускаются, как правило, в несброшюрованном виде, у публики есть возможность увидеть «Поэзию прямого угла» практически полностью. Экземпляр из тиража в 270 книг предоставил коллекционер Борис Фридман. Он организует в этом году четыре посвященные «книгам художника» экспозиции в Манеже. В мае, например, там показывают «Путешествие Одиссея». Среди представленных иллюстраций к Гомеру — работы Матисса и Шагала, Масона и Эрни.
Булат Окуджава и Е. Храмов. 1967 год. Казань. Из собрания Литературного музея
Тогда, в шестидесятых… Опыт «оттепели»
Москва, Литературный музей, до 25.5
Большая выставка в Доме Остроумова, что в Трубниковском, рассказывает о культуре 1960-х — в основном московской и в основном популярной. Окуджава и Высоцкий, Любимов и Тарковский, Самойлов и Бродский, Чухонцев и Левитанский, Солженицын и Искандер… Книги с дарственными надписями Ахмадулиной, Аксенова и Слуцкого, автографы «Оттепели» Эренбурга и песни Галича «Снова август», картины, плакаты и даже аудиозаписи воссоздают атмосферу эпохи. Есть и кухня — типичное место для проявления инакомыслия, логическим финалом которого оказывалась эмиграция. Посвященная ей инсталляция расположилась в последнем зале.
В итоге места для такого сложнейшего сюжета, каким выглядят шестидесятые, оказывается мало, лирики остались без своей важнейшей составляющей — физиков (хотя фильм «Девять дней одного года» присутствует), а ведь они друг без друга не могли. Нет рассказа о тех, кто не принадлежал к мейнстриму неофициальной культуры, нет развернутого анализа конфликтов внутри культуры (хотя фотография Хрущева, гневающегося в президиуме на невозмутимого Вознесенского, есть). Живопись представлена в основном «лианозовской» школой. Конечно, и Рабин, и Кропивницкий — важные персонажи, но лицо эпохи определяли не только они. И непонятно, была ли в 1960-х провинция? Академгородок в Новосибирске — разве не благодаря таким читателям-слушателям, как его жители, расцветала поэзия, пережившая свой звездный час в послевоенную эру?
Под такой проект хорошо бы отдать большой Манеж, причем сразу оба этажа. Раз его нет — остается радоваться, что появилось удачное место, чтобы предаться ностальгии тем, кто еще помнит или кто сам рос в 1970–1980-х на «шестидесятническом» мифе. Но ждут здесь и тех, кто впервые соприкоснется с культурой, оказавшейся последней попыткой придать социализму человеческое лицо.
Экспонаты предоставили не только государственные собрания и архивы — представлены сам Литмузей, Госфильмофонд, коллекции театра «Современник», Театра на Таганке, БДТ им. Товстоногова, — но и частные коллекционеры.
Музей подготовил к выставке большую сопроводительную программу — встречи с критиками, мини-спектакли. Возможно, в российской истории были более эффектные времена, издававшие больше лязга-шума и тем самым нравившиеся власти. Но вряд ли более человеческие.
Столовый подсвечник из бронзы, принадлежавший Конраду Аденауэру. Дом-музей К. Аденауэра
Золото и пепел
Кельн, Эль-Де-Хаус, до 20.5
В центре Кельна, на Аппельхофплац, напротив суда стоят два внешне непримечательных дома. Когда-то они принадлежали ювелирам, затем здесь размещалось кельнское гестапо, а сегодня в них — музей, Центр документации национал-социализма.
Выставка, посвященная истории построенных в XIX веке домов (самый большой называют EL-DE-Haus, по инициалам последнего владельца, Леопольда Дамена), рассказывает об истории квартала и его жителях. Здесь были не только мастерские и магазины, но и квартиры — сохранились фотографии пышных гостиных и спален.
Когда в 1934 году дом № 23-25 реконструировали, его арендовало гестапо. Уже в период строительства оно оборудовало в подвалах камеры. Покупатели и сотрудники магазинчика во дворе слышали порой раздающиеся оттуда крики. Приезжавшая по вызову полиция успокаивала: такова специфика работы, все в рамках закона.
Выставка рассказывает о жертвах «ювелирного дома» — среди них было много евреев. Рассказывает и о палачах. Большая их часть благополучно пережила конец войны, в худшем случае некоторые отсидели несколько лет за участие в массовых депортациях кельнских евреев, были досрочно освобождены и дожили до глубокой старости.
Говорят, после войны этот дом посетил Конрад Аденауэр. Уходя, канцлер взял с собой подсвечник, с которым не расставался на протяжении всей последующей жизни. Он напоминал ему о жертвах войны. Жена Аденауэра тоже была арестована гестапо и помещена в эти застенки.
Ева Штрикер-Цайзель, керамистка. Из архива художницы
Авангард для будней
Берлин, музей Брёхан, до 20.5
«Еврейские керамистки в Германии, 1919–1933» — выставка с таким подзаголовком посвящена творчеству трех мастеров Веймарской республики: Маргерите Фридлендер-Вильденхайн, Маргарете Хейман-Маркс и Евы Штрикер-Цайзель. Их судьбы до прихода нацистов к власти развивались одинаково: работа для крупнейших фирм по производству посуды и предметов интерьера. После — наступило время эмиграции.
Фридлендер-Вильденхайн (1896–1985), руководившая мастерской в Гибихенштадте и выполнявшая заказы для Государственной фарфоровой мануфактуры в Берлине (KMP), ставшие классикой дизайна, уехала в Голландию, а затем в Америку. Хейман-Маркс (1899–1990) основала фабрику в Марвице вблизи Берлина, ее продукцию экспортировали по всему миру. Нацисты вынудили дизайнера продать производство, Хейман-Маркс уехала в Англию, где работала до конца своих дней, но уже без прежнего успеха. А Штрикер-Цайзель (1906–2011) настолько прославилась своими эскизами, что ее пригласили работать в СССР. Вскоре, правда, арестовали по обвинению в покушении на Сталина, но счастливым образом освободили в 1937-м. Штрикер-Цайзель уехала в Англию, а затем и в Америку, где стала одним из классиков organic design.
Выставка проходит в рамках тематического берлинского года — «Разрушенное многообразие. 1933–1945 — 2013».
Алексей Мокроусов
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.