[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2013 ИЯР 5773 – 5(253)
Дом Сергея Палея в Екатеринославе. Первая половина XX века
Воспоминания ребецн
Хана Шнеерсон
Продолжение. Начало в № 11 (235), 12 (236); № 1— 12 (237—248); № 1—4 (249—252)
Община раскололась надвое
Сионисты и представители остальных партий оставались противниками кандидатуры Шнеерсона, так что еврейская община города раскололась надвое.
Одну сторону, «хасидскую», возглавлял упоминавшийся выше Сергей Палей[1]. В этой связи я вспоминаю историю о рабби Леви-Ицхоке из Бердичева, который однажды увидел еврея, смазывавшего дегтем колеса своей телеги и произносившего при этом слова утренней молитвы. «Даже когда еврей смазывает колеса своей телеги, — сказал рабби Леви-Ицхок, — он думает о Всевышнем и служит Ему!» Так и Палей: случалось, он сидел в субботу днем на улице с папиросой во рту и… размышлял над тем, как устроить назначение в город хасидского раввина! Он говорил, что эта ситуация касается не личности конкретного человека, но хасидского подхода в целом. Этот подход не должен быть предан забвению, к тому же, считал Палей, назначение хасидского раввина позволит укрепить еврейскую жизнь в городе.
Палей обычно был далек от седобородых евреев — представителей традиционного «соблюдающего» еврейства, но по вопросу о назначении раввина объединился с ними и даже стал лидером этой группы. А они действительно нуждались в подобном руководителе, так как в большинстве своем были абсолютно неорганизованными «синагогальными» евреями. Они не особо разбирались в том, что происходило в России, но должны были освоить законы выборов и все премудрости парламентаризма, о которых до того не имели ни малейшего понятия. Палей учил их всему этому — сидя на улице, как я написала выше.
Другую сторону общины составляли представители различных партий, пытавшиеся проводить в жизнь политику своих партий. Их руководителем был самый большой богач города, жертвовавший на благотворительность крупные суммы. Многие поддерживали его из опасения, что в противном случае могут пострадать их заработки, но он и в самом деле был влиятельным человеком в общине. Некоторых людей, обязанных ему своим положением, он сделал членами совета общины. Естественно, он мог рассчитывать на их поддержку.
Палей тоже был достаточно богат, но на благотворительность много не жертвовал, так что было маловероятно, что кто-нибудь станет поддерживать его из денежных соображений. Однако многие относились к нему с большим уважением — как за его человеческие достоинства, так и за профессиональные. Лидерскими навыками он, безусловно, обладал, но возглавляемая им «армия» все-таки была слаба. А «война» на еврейской улице разворачивалась нешуточная…
В то время молодежь принимала активное участие в общинной и религиозной жизни. Я вспоминаю, как мой муж, благословенной памяти, отправился в Екатеринослав в месяце элул. Противящаяся его назначению сторона в тот момент уже осознала, что все больше и больше людей интересуются его личностью, и с этим теперь нужно считаться и принимать меры, чтобы движение в его поддержку не ширилось все больше.
(Поначалу многие из его противников считали: раз мой муж сравнительно молод, — ему было 30 лет, — к тому же хасид, то есть представитель той группы, к которой они относились весьма пренебрежительно, то его поддержат немногие члены общины, и главным образом пожилые. Но когда отношение к нему становилось все лучше, и его сторонниками становились все большее и большее число евреев из самых разных слоев, они серьезно обеспокоились.)
Было решено устроить собрание общины в здании городской управы. Инициатива его проведения исходила от влиятельного руководства противной стороны. У дверей здания стояла полиция, внутрь запустили ограниченное число людей, большинство из которых относилось к противникам моего мужа, и, соответственно, принятые на собрании решения никак не благоприятствовали его назначению.
На следующее утро по улицам города прошла молодежь, одетая, по тогдашней моде, в черные рубашки, перепоясанные кожаными ремнями. Всем своим видом они демонстрировали, что не имеют ни малейшего отношения к ортодоксальному еврейству, и лица их выражали радость победы, которую, как им казалось, они одержали.
Сергей Палей
Ситуацию удалось переломить…
Хотя поддерживавшая моего мужа сторона поначалу находилась в меньшинстве, ему постепенно удалось переломить ситуацию. Правда, на это пришлось потратить много сил, тем более что он всегда боролся за вещи, важные с религиозной точки зрения, а большинство общины составляли маскилим[2] и «свободомыслящие» евреи.
Как-то один из членов общины, доктор, сказал: «Шнеерсон, конечно, очень интересный человек, но, как это говорится по-русски, “буквоед”[3], скрупулезно исполняющий каждую букву “Шулхан орух”… Когда мы начинаем читать протоколы заседаний совета общины, то убеждаемся, что большое место в них занимают предложения Шнеерсона, которые нас вроде бы совершенно не касаются, но он каким-то образом делает их важной частью общинной жизни!»
Отстранение шойхета
Я не знаю, искал ли мой муж этого специально или так ему было суждено, но все время у него находилась какая-нибудь причина для беспокойства. Вспоминается случай с шойхетом: всех подробностей я уже не помню, но дело было связано с некошерным ножом[4]. Шойхетом был пожилой человек, имевший большую семью и являвшийся видным членом общины. Но, несмотря на все это, мой муж отстранил его от работы на несколько месяцев, так как увидел, что по природе он человек торопливый и, следовательно, не может затачивать нож с должным тщанием.
Все это случилось в самом начале работы моего мужа в должности раввина Екатеринослава. В то время в городе были и другие раввины, и один из них, не относившийся к сторонникам хасидизма, пребывал на своем посту уже более тридцати лет и имел большой авторитет. Он все время настаивал на том, что все в городе, связанное с религиозной жизнью, должно делаться при его участии. К тому же этот раввин очень не любил хасидов, а действия моего мужа воспринимал как посягательство на собственный авторитет…
Дело с шойхетом дошло до разбирательства с рассмотрением свидетельских показаний, и пожилой раввин представил свидетеля, который заявил, что он в нашем городе проездом, но знает шойхета очень хорошо. Так случилось, что в тот день он видел его за работой и готов поклясться, что шойхет все делал в соответствии с законом[5].
(О том, что произошло дальше, мне как-то неудобно даже писать, хотя все, о чем я рассказываю, правда. Мой муж тоже всегда чувствовал себя неловко, вспоминая эту историю.)
Ложное свидетельство и победа Шнеерсона
Когда свидетель, рыжебородый еврей, встал, чтобы произнести свои показания, как того требует закон[6], и начал говорить, Лейвик[7] сразу узнал его по голосу! Это был вовсе не приезжий еврей, а местный житель — машгиах, наблюдающий за шойхетами, человек, приближенный к пожилому раввину! Чтобы остаться неузнанным, он перекрасил свою черную бороду в рыжий цвет и надел темные очки, которые прежде никогда не носил…
Мой муж тут же воскликнул: «Это же Довид-машгиах! — и, обращаясь к свидетелю, добавил: — Что же ты врешь, что в нашем городе проездом?!» Все, кто был в комнате, начали улыбаться, поняв, что Шнеерсон прав и все это «свидетельство» — ложь от начала до конца, устроенная с одобрения, а может, и по указанию пожилого раввина.
…Хотя все делалось в строгом соответствии с «Шулхан орух», произошедшее пагубно отразилось на здоровье моего мужа: две недели ему пришлось пролежать в постели.
Учеба по «старым» методикам
Противники моего мужа пригласили еще двух раввинов из других городов[8] для того, чтобы не допустить усиления хасидского влияния. Затем началась борьба вокруг еврейского образования: обсуждались учебные программы ешивы и преподаваемые там предметы, обсуждалось, какой методике отдать предпочтение — «новой» или «старой». (В то время в России появились так называемые «улучшенные хедеры», где преподавание велось по системе «иврит на иврите»[9].)
Естественно, что «новые веяния» поддержало большинство общины, в первую очередь те, кто побогаче. Сторонники «новой» методики построили свою ешиву, с новой системой преподавания.
Я помню, как мой муж организовал собрание, на котором обсуждался вопрос об устройстве большой талмуд-торы — с дополнительными старшими классами, где бы изучалась Гемара с комментариями Раши. Планировалось также изучать алефбейс[10] с огласовками[11], что тогда считалось в высшей степени непедагогичным. На собрании присутствовал один портной, которому обсуждаемый вопрос был совершенно непонятен. Мой муж, желая сделать ситуацию доступной пониманию этого человека, спросил его: «Скажите, реб Авром-Иче, что лучше — погладить одежду металлическим утюгом, который хорошенько разогревают до высокой температуры, так что он остается горячим в течение длительного времени, или новомодным паровым утюгом, в который надо все время добавлять угли, каждый раз открывая и закрывая его?» Портному, конечно же, стало гораздо понятнее, и он твердо заявил, что предпочитает железный утюг: «Как было всегда».
После этой беседы портной присоединился к тем, кто отдал свои голоса за учебу по «старым» методикам: алефбейс, Хумаш, Танах — безо всяких «историй из Писания»![12] И Танах учили подряд, а не выбирая из него соответствующие политическим взглядам преподавателя отрывки[13] и отбрасывая то, что почему-либо не устраивало…
Писать обо всем этом сейчас просто, а в то время подобные вопросы вызывали горячие споры и вокруг них завязывалась совершенно нешуточная борьба.
К Шнеерсону, просить прощения
В ешиве преподавание велось по «новым» методикам и там заправляли те, кто принадлежал к противникам моего мужа. Тем не менее, среди руководства были и такие люди, которые хотели, чтобы Шнеерсон время от времени приходил в ешиву на субботние молитвы. Один из руководителей тем не менее не соглашался на это: ни Шнеерсон, ни его точка зрения не должны были оказывать на учащихся какого бы то ни было влияния!
Это был человек уже в годах, «представитель буржуазии», как их тогда называли. Помню, как-то он заболел — и тут же послал к нам своего сына (этот молодой человек был, естественно, еще более свободомыслящих взглядов, чем его отец), который обратился к моему мужу с такими словами: «Ребе, я пришел к вам от имени моего отца. Он просит, чтобы вы его простили, так как он заболел… Пожелайте ему выздоровления! Когда отец не разрешал вам приходить в ешиву, он не имел против вас никаких личных предубеждений, на это были свои причины…» И так далее.
Шойхет стал человеком, приближенным к Шнеерсону
Шойхет, о котором я рассказывала выше, не был таким уж грубым и неотесанным человеком, он просто не любил хасидизм Хабада — так он сам о себе говорил. Позже, когда шум вокруг истории с его отстранением, судом Торы и лжесвидетельством поутих, он начал приходить в синагогу моего мужа каждую субботу на уроки хсидуса. Как человек, привыкший к учебе, он быстро сумел разобраться в основных положениях хасидского учения. Впоследствии он говорил, что стоило пережить все свалившиеся на него испытания ради того, чтобы стать человеком, приближенным к Шнеерсону.
Из этой истории видно, сколь велик был авторитет моего мужа, несмотря на то что он был в то время еще сравнительно молодым человеком, к тому же — из хасидов.
Моше Карпас, попечитель екатеринославской общины, один из противников рабби Леви-Ицхока Шнеерсона
Покаянная статья
Противники мужа, естественно, стали еще больше стараться, чтобы не допустить дальнейшего усиления его авторитета. Один из них напечатал в городской русскоязычной газете статью о том, что раввином в городе стал внук Ребе Цемаха Цедека, противника Хаскалы[14], который в свое время выступал со своими «отжившими» взглядами на съезде раввинов, устроенном царским правительством с целью распространения просвещения среди российских евреев. Поэтому, продолжал автор статьи, каждый еврей, которому дороги «идеалы цивилизации», должен сделать все, чтобы у Шнеерсона не было никакого влияния в городе, так как он является главной опасностью на пути прогресса и его деятельность приведет к усилению лагеря реакции.
Примерно через год тот же человек написал покаянную статью, в которой признал, что раньше абсолютно не представлял себе, как высоко следует ценить деятельность Шнеерсона. Противники раввина не в состоянии понять даже его «будничных разговоров»[15], писал автор и заключал свою статью тем, что нужно помогать Шнеерсону в его работе, а не ослаблять его силы.
Стало очевидно, что выступления мужа в синагоге (в основном в дни праздников) и его работа в целом привлекают большое число людей, и он занимает все более значимое место в жизни общины, вопреки ожиданиям его противников, которые продолжали изыскивать способы ослабления влияния Шнеерсона.
В тот период уже было невозможно добиться этого «в лоб», приходилось искать более дипломатичные ходы. На каждом заседании комитета, который занимался данным вопросом, предлагались те или иные способы решения «проблемы Шнеерсона» — как относительно кошерные, так и вовсе некошерные. Им важно было сделать так, чтобы большинство в совете общины составляли противники моего мужа. Тогда можно было бы заявить, что Шнеерсон — второй раввин в городе, а не первый, и это ослабило бы его влияние…
«Мы ивритом не владеем…»
Чтобы осуществить свои замыслы, противники мужа хотели устроить специальное заседание совета общины, но эта затея провалилась. Тогда они написали на бланке раввината нужный им текст и понесли его по домам членов совета, на подпись. Естественно, все их сторонники подписались под этим документом.
Принесли письмо на подпись и одному банкиру, который слабо понимал святой язык, но все же сумел разобрать имена, указанные в тексте, — кто там значился, а кого не хватало. Он понял, что в этом письме не все чисто. Банкир попросил, чтобы документ ему принесли после того, как его подпишет Сергей Палей, тогда подпишет и он. Поняв, что уловка раскрыта, авторы письма сожгли его…
Через несколько дней после того была устроена встреча, в которой участвовали три человека: кроме руководителей противостоящих сторон[16], нейтральное лицо — юрист, очень уважаемый в городе человек.
Глава противников моего мужа предложил, чтобы зарплату Шнеерсона сделали хотя бы на десять рублей в месяц меньше зарплаты второго раввина или чтобы подпись его на документах раввината была второй, а не первой. Когда юрист спросил о смысле таких шагов, то получил ответ: другой раввин — более ученый. И это говорил человек, который по степени понимания святых текстов был совершенный ам оорец![17] Палей, который по сравнению с ним находился на гораздо более высоком уровне, не стал позорить его, а со всем возможным уважением произнес: «Моисей Юдович[18], мы ведь с вами ивритом не владеем, как же мы можем понять, кто из раввинов более ученый?»
Юрист, человек тоже непростой и достаточно грамотный в еврействе, добавил, что он говорил с обоими раввинами и ему кажется, что более ученый как раз Шнеерсон!.. Вопрос о переводе моего мужа на роль второго раввина города в очередной раз провалился.
Перевод с идиша Цви-Гирша Блиндера
Продолжение следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Письма Ребе Рашаба (рабби Шолом-Довбер Шнеерсон, пятый Любавичский Ребе) р. Файтлу Палею и его сыну Шмарьяу (Сергею) по поводу назначения рабби Леви-Ицхока раввином Екатеринослава были опубликованы в «Игрот кодеш» Ребе Рашаба, ч. 4, с. 247 и далее.
[2]. Сторонники Хаскалы — еврейского просветительского движения, выступавшего против культурно-религиозной обособленности еврейства и видевшего залог улучшения положения евреев в усвоении светского образования и участии в производительном труде.
[3]. Это слово в рукописи ребецн написано по-русски.
[4]. Чтобы шхита была кошерной, нож, которым забивают животное, не должен иметь ни малейшего изъяна. Умение правильно заточить нож для шхиты является одним из ключевых в профессии шойхета.
[5]. Тем самым опровергая заявление р. Леви-Ицхока о том, что нож для шхиты был некошерно заточен.
[6]. См.: трактат «Швуот», л. 30, начало страницы б; Рамбам. Законы Сангедрина, 21:3; «Тур» и «Шульхан арух», «Хошен мишпат», 17:1.
[7]. Р. Леви-Ицхок Шнеерсон.
[8]. Один из них рав Пинхас Гельман (5640/1880 — 5681/1921), который ранее был раввином местечка Тараща под Киевом, а затем возглавлял (совместно с рабби Леви-Ицхоком) раввинат Екатеринослава до конца своей жизни.
[9]. По поводу мнений глав Хабада о вреде учебы по системе «иврит на иврите» см.: «Игрот кодеш» Ребе Рашаба, ч. 2, с. 421; «Сефер а-сихот» 5691 года, с. 195 и 199. А в письме Любавичского Ребе Менахема-Мендла Шнеерсона от 6 швата 5714 года («Игрот кодеш», ч. 8, ср. 146) говорится: «Учеба по системе “иврит на иврите” — известно, как боролись с этим главы Хабада (несмотря на “доводы” “преподавателей”, которые хотели как будто “добра” ученикам, и ведь это причины, о которых Вы упоминаете в письме)».
[10]. Алфавит.
[11]. См.: «Игрот кодеш» Ребе Рашаба, ч. 5, с. 67 и далее, с. 136 и далее; «Сефер а-сихот» 5689 года, с. 44.
[12]. В школах, учреждаемых движением Хаскалы, было принято изучать Танах «в сокращении». Этот предмет назывался «Истории из Писания» («Сипурей Микра»).
[13]. См. также: «Игрот кодеш» Ребе Цемаха Цедека, ч. 1, с. 343.
[14]. Более подробно об этом см. в сборнике «Ребе Цемах Цедек и движение Хаскалы» («Кегос», 5717).
[15]. См.: Талмуд. Трактат «Сукка», 21б, трактат «Авода зара», 19б.
[16]. Сергей Палей — от сторонников р. Леви-Ицхока, Моше Карпас — от его противников. Моше Карпас (5612/1852 — 5677/1917) — видный промышленник, парнас (попечитель) екатеринославской общины.
[17]. Ам а-арец (ивр.) —человек, не обладающий достаточными познаниями в области еврейской традиции.
[18]. Так был записан М. Карпас в документах.