[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2000 ТИШРЕЙ 5761 — 10 (102)
О романе «Еврей Зюсс»
Лион Фейхтвангер
Впервые статья опубликована в журнале «Freie Deutsche Buhne» № 1 за 1929 год.
На русском языке не публиковалась.
Лион Фейхтвангер ко многим своим произведениям писал предисловия или послесловия, иногда небольшие, в страничку, иногда объемом в 5-8 страниц. Он часто возвращался к своим произведениям, писал о них через много лет после того как они увидели свет. Важность подобного обращения писателя к читателю очевидна, ее невозможно переоценить. Автор, длительное время работавший над темой, не может не поделиться с читателем размышлениями об этапах своей работы, рассказать о силах, заставивших его заняться ею, о трудностях, которые он встретил при этом, о том, как он преодолевал эти трудности. Не только автор, но и «соавтор», переводчик очень сильно тянется к этому жанру. Известна горькая мысль Б.Л. Пастернака. В письме Б. Зайцеву от 26 мая 1959 года он писал: «Я послал Вашей дочери “Фауста”. Вот с каким сожалением и болью сопряжены у меня работы этого года. Ни разу не позволили мне предпослать этим работам предисловие. А может быть только для этого я переводил Гете и Шекспира. Что-то радостное, неожиданное всегда открывалось при этом и как всегда тянуло это новое, выношенное живо и сжато сообщить».
Предлагаемые вниманию читателей две статьи Л. Фейхтвангера о романе «Еврей Зюсс» были написаны: одна через четыре года после выхода романа в свет, другая – незадолго до кончины автора. В первой статье он раскрыл основную идею книги, во второй рассказал, как книга пробивалась в печать, как сложилась ее судьба.
В конце второй статьи писатель упоминает о постановке в гитлеровской Германии антисемитского фильма «Еврей Зюсс». Он написал об этом поразительной силы политический памфлет «Открытое письмо семи берлинским актерам», игравшим в этом фильме. Этот памфлет прилагается к настоящей публикации статей о романе.
Разрешите мне высказать свою точку зрения на еврейство, напомнить, как я думал изложить ее в романе «Еврей Зюсс». Книга вызвала самые удивительные толкования. Евреи восприняли ее как антисемитскую, немецкие шовинисты – как еврейско-националистическую, и обе партии сильно всыпали мне. Для меня подобные противоречащие друг другу интерпретации моих произведений не новы. Когда 12 лет назад впервые появилась на свет моя пьеса «Калькутта, 4 мая» под названием «Уоррен Гастингс», – а в это время шла война, – в ряде немецких городов ее запретили как англофильскую, а в то же время англичане оценили ее как произведение типичного гунна. Что же касается «Еврея Зюсса», то я думаю, ни национал-социалисты, ни сионисты никакого капитала на этом романе не приобретут. Скажу без обиняков: мозг мой – мозг космополита, чувствами же, сердцем – я еврей. Однако не думаю, чтобы эта двойственность моей натуры как-то проявилась в книге «Еврей Зюсс». Во всяком случае, это произведение не было задумано, как эпос еврейства, не предполагалось, что оно должно будет говорить что-либо в пользу еврейства или против него.
Меня часто спрашивали, что же именно привлекло меня в истории еврея Иосифа Зюсса Оппенгеймера, в жизни этого, в общем-то, случайного человека стародавних времен. Действительно, сама по себе история его совершенно неинтересна. Он был придворным евреем, как многие до него и после него, одним из множества евреев-финансистов, находящихся на службе у князей и других важных особ, загребающих для этих особ деньги и не забывающих при этом себя. Подобных евреев-финансистов, повторяю, было немало и в раннем средневековье, да и сейчас. Иные из них, в соответствии с последовательной логичностью, после лет, проведенных в роскоши, кончали свою жизнь в тюрьме или на виселице. Это был естественный риск всякого, кто принимал на себя обязанности придворного банкира, он понимал, что если господину придется туго, то он окажется козлом отпущения. Так кончали свою жизнь евреи-финансисты испанских и мавританских королей, банкиры габсбургского кайзера и великих курфюрстов, так кончали свою жизнь евреи, управляющие имуществом греческих, польских, итальянских князей. Внимание историков они, пожалуй, и могли бы привлечь, но право же, судьбы их не более поучительны, чем судьбы бесконечного множества других людей, живших в одно с ними время.
Набор сатирических медальонов, изображающих жизнь Зюсса Оппенгеймера. 1738 год.
Жизнь еврея Зюсса Оппенгеймера с ее счастливым течением вначале и с трагической развязкой, как бы живо она ни интересовала современников, едва ли может серьезно заинтересовать людей нашего времени. Хотя и многие читали наивно-антисемитскую биографию Зюсса, написанную Вильгельмом Гауффом, все же нет никаких подтверждений тому, что это произведение оказалось столь же интересным, столь же действенным как, например, сказки того же автора или его детский романтический «Лихтенштейн», чтобы оно по-настоящему взволновало кого-нибудь. Пожалуй, история еврея Зюсса как была, так и осталась достойной заметки в 20-30 строк из энциклопедического словаря, заметки едва ли способной заставить потомков задуматься или возбудить их воображение. Когда я лет двенадцать назад прочел хорошо и обстоятельно написанную биографию Зюсса, поначалу и мне жизнь этого человека показалась малоинтересной. В прочитанной биографии причины успеха Зюсса и его падения были изложены последовательно и убедительно – была показана судьба, подобная судьбам бесчисленного множества других людей, едва ли способная надолго заинтересовать человека двадцатых годов нашего века. Так было до тех пор пока я среди несущественных, второстепенных подробностей не натолкнулся в биографии на следующий факт: Иосиф Зюсс, не принимавший, впрочем, всерьез обрядовые предписания своей религии, отказался принять христианство, хотя это, вероятно, помогло бы ему сохранить жизнь.
Титул голландской книги, описывающей жизнь Иосифа Зюсса Оппенгеймера.
1738 год.
Сам по себе этот факт, казалось бы, ни о чем не говорит. Но перечитывая это место биографии, я внезапно увидел образ человека, увидел путь, по которому он шел, я увидел поучительность его жизни. Привлекло меня к судьбе этого еврея, озарило ее в моих глазах не то, что он не изменил своей вере, к которой он, в общем-то, не был по-настоящему привержен. Я вдруг увидел и понял его падение. Я понял как нечто единое целое его взлет и его трагический конец. Я как бы увидел его – вступившим на путь, по которому идет развитие нашей культуры, на путь от Европы к Азии, от Ницше к Будде, от старого общества к новому.
В книге «Еврей Зюсс» речь идет не о том, чтобы как-нибудь выгородить этого Иосифа Зюсса или разрушить антисемитскую легенду, нет, я хотел совсем другого: я хотел показать путь белого человека, путь через ограниченное европейское учение силы, через египетское учение воли, к бессмертию – к учению Азии, учению безволия, пассивной созерцательности.
И если в моем романе по этому пути идет еврей, то объясняется это тем, что, в сущности, в судьбе евреев особенно отчетливо обозначилось тяготение белых к Азии. Само географическое положение древней родины еврея предопределяет объединение в нем начал Азии и Европы, дает его характеру западно-восточные черты, создает тип, к которому его принуждает ход развития. Символ этого западно-восточного человека я увидел в Иосифе Зюссе, в его сильной хватке, в его уверенной самоотрешенности, в его страстной, бурной деятельности и в его невозмутимо-спокойной созерцательности. Так, по размышлении, представилась мне кривая этой жизни, осмысленная волей и необходимостью.
Композиция «Истинное описание», изображающая вверху выезд Иосифа Зюсса Оппенгеймера из тюрьмы, внизу его казнь. 1738 год.
Работая над романом, я располагал очень скудными сведениями о жизни Зюсса. По существу мне предстояло ограничиться превосходной биографией Манфреда Циммермана, тоненьким томиком примерно в полторы сотни страниц. Затем появилась работа, содержащая чрезвычайно богатый материал о Зюссе, основанная на впервые опубликованных актах его процесса, сборник документов, собранных и обстоятельно прокомментированных Куртом Эльвенспоком. Даже если бы моя концепция событий, изложенных в романе, и не была подтверждена документальными свидетельствами, приводимыми в книге Эльвенспока, я думаю, внутренняя правда истории Зюсса от этого не пострадала бы. Но тем не менее меня радует то, что события, которые я воссоздал, интуитивно следуя предопределенной мной линии развития, пугающе совпали с исторической реальностью актов. Это представляется мне новым подтверждением того, что символический центр, из которого я исходил, рисуя себе эту жизнь, был выбран правильно.
Я прошу вас рассматривать мой роман именно с этой точки зрения, а не как апологию, не как произведение, направленное против антисемитизма. Если же вы, однако, в героях и событиях моей книги найдете другой смысл, увидите другую жизнь, пусть сказанное мною не введет вас в заблуждение. Напротив, найденную вами трактовку считайте правильной. Книга, настоящая зрелая книга становится законченной лишь в общении с читателем. Она не имеет одно единственное значение, один смысл. Их у нее столько, сколько читателей.
Афиша к фильму «Еврей Зюсс»
О судьбе книги «Еврей Зюсс»
Некоторые факты
Впервые опубликована в журнале «Im Aufbau - Verlag» в 1959 году.
Зимой 1916–1917 года я написал пьесу «Еврей Зюсс». Во время ее репетиции в Мюнхене пьесу запретили, поскольку, как мне объяснили, она могла повредить «необходимому в войну гражданскому миру в стране», могла нарушить согласие между католиками и протестантами. Однако влиятельные депутаты от консерваторов настояли на том, чтобы полиция запрет сняла. Пьеса была сыграна в Мюнхене, затем шла на многих сценах Германии, очень известные актеры – Шильдкраут, Клопфер, исполняли в ней заглавную роль.
Я очень скоро понял, что пьеса была лишь внешней, лицевой стороной того, что хотел сказать, поэтому снял ее со сцены и стал работать над романом «Еврей Зюсс»; эпическая форма представлялась мне наиболее удобной для того, чтобы выразить все, что привлекало меня в истории еврея Зюсса. В мае 1922 года я закончил роман и послал рукопись всем крупным немецким издательствам, все они отклонили ее. Некоторым издателям книга понравилась, и они обстоятельно обосновали свой отказ. Они писали – исторический роман устарел, он вышел из моды, и, хотя мой роман звучал совсем иначе, чем обычный исторический роман, все же какая-то часть читающей публики будет шокирована двойственным материалом романа, сомнительностью достижения немецким евреем из гетто успеха, его блестящей карьеры и ее крушением. Редакторы издательства первого немецкого клуба книголюбителей «Фольксфербанддер Бюхерфройнде» проявили к моей рукописи особый интерес. Но и они опасались, что многие члены клуба покинут его, если изданная клубом книга будет широко обсуждаться, из-за ее двойственного содержания. Но тем не менее, своеобразная форма моей книги настолько их заинтересовала, что они попросили меня, используя эту форму, написать исторический роман на другом материале. Так возник мой роман «Безобразная герцогиня».
Книга «Безобразная герцогиня» была опубликована, имела очень большой успех и способствовала быстрому развитию того немецкого клуба. Опальный же «Еврей Зюсс» между тем лежал да лежал, дожидаясь своего издателя. В это время я заключил договор с издательством «Драй Маскен», которое в основном занималось публикацией и распространением драматических произведений. В соответствии с этим договором мне следовало за достаточно высокий гонорар подбирать для издательства французские и итальянские драматические произведения. Через некоторое время по каким-то соображениям издательство потеряло интерес к французским и итальянским пьесам и решило расторгнуть заключенный со мной договор. Издательство предложило мне в виде компенсации за досрочное расторжение договора издать мой безнадежный роман «Еврей Зюсс».
Без надежды на удачу книга была издана и поступила в продажу. Совершенно неожиданно для издательства она встретила и у рецензентов, и у читателей единодушный успех. Колеблясь, нерешительно издательство стало выпускать один за другим маленькие тиражи, так что на книжном рынке большую часть времени этой книги не было. И тем не менее в первый же год разошлось сто тысяч экземпляров, для тогдашней Германии чрезвычайно большой тираж. Пресса была обильная и в высшей степени благоприятная, она одобряла книгу; ни одна из больших газет не высказалась ни против содержания книги, ни против формы изложения.
О том, чем был обусловлен этот успех, можно лишь строить предположения. Возможно, он объясняется следующим. Немецкий народ после проигранной первой мировой войны оказался во власти комплекса неполноценности, который привел к усилению антисемитских настроений, позднее они привели к ужасным погромам. Роман был пронизан предчувствием этого. Возможно, одна из причин успеха романа в Германии именно в этом.
«Зюсс, возвращенный из адского пламени издает жалобные крики, приводя в ужас всех евреев». Антисемитские гравюры, 1747 год.
Очень скоро после появления книги в свет один американский издатель, оказавшийся в Швеции, прочел в тамошней газете весьма хвалебную рецензию на книгу. Она очень сильно заинтересовала его, и он решил, несмотря на архаичность материала, издать ее в Америке. Книга имела там успех, правда, не очень значительный, весьма ординарный. В Англии книга сначала вообще прошла незаметно. Она вышла перед Рождеством и к концу года разошлось не более тысячи экземпляров, печать никак ее не отметила. Затем, в «Дейли Геральд» появилась обстоятельная и очень положительная рецензия, обратившая на книгу внимание Арнольда Беннета, который в те времена был законодателем литературного Лондона. Он написал для «Ивнинг Стандард» темпераментную рецензию. Неделю спустя разошлось три тысячи экземпляров, затем все больше и больше, книга заинтересовала читателей всей страны, завоевала их. Появились и роскошные издания романа, и издания общедоступные; судьба еврея Зюсса и запутанные отношения в маленьком герцогстве Вюртемберг, сложившиеся к началу восемнадцатого столетия, стали близки каждому англичанину. Успех распространился на Америку. По обе стороны океана появились обстоятельные исследования по роману «Еврей Зюсс». Он был рекомендован для школьного чтения. Исторический роман снова стал модной литературной формой. В литературоведческой книге, посвященной вопросам исторического романа, указывается, что в Англии после успеха «Еврея Зюсса» за один год появилось исторических романов в четыре раза больше, чем за предыдущее десятилетие. Эшли Дюкс на основе романа написал драму, которая на протяжении многих лет шла на лондонской сцене. Кинофирма «Гомон Бритиш» поставила по роману великолепный фильм «Еврей Зюсс», показанный на экранах всего мира.
Почему такое множество людей за пределами Германии приняло столь горячее участие в судьбе давно забытого незначительного германского герцога и его придворного еврея? Об этом можно строить множество гипотез. На протяжении ряда последних десятилетий не появлялось исторических романов, в которых действовали бы живые люди, достигали успеха, срывались, страдали и умирали, и вот читатель увидел, что проблемы, которые стояли перед этими давно истлевшими людьми, совершенно такие же, что те, которые волнуют нас. Многие именно этим объясняют успех книги. Как всегда, такое волнует людей всего мира. Роман был быстро переведен на многие языки, в том числе на русский, исландский, японский, бенгальский, а по подлиннику немецкий язык изучали тысячи людей мира.
Когда Гитлер пришел к власти, книгу в Германии, естественно, запретили и сожгли. Однако слава, связанная с этой книгой, не давала гитлеровскому министру пропаганды спокойно спать. На основе романа был поставлен новый фильм. Заняты в нем были превосходные актеры, технически фильм выполнили необычайно хорошо. Но гитлеровская режиссура выбросила из него все, что было в романе положительного о евреях, и гротескно подчеркнула все отрицательное. Политически это было в высшей степени действенно, в духовном же отношении – совершенная пустота.
Вместе с гитлеровским режимом исчез также и антисемитский фильм «Еврей Зюсс». Роман же «Еврей Зюсс» и после второй мировой войны издается вновь и вновь, и как прежде, его читают сотни тысяч людей.
Гравюра, изображающая события вокруг казни «еврея Зюсса». 1738 год.
Открытое письмо семи берлинским актерам
Господа, в газете «Фолькишер беобахтер»[1] я прочел, что вы играли главные роли в фильме «Еврей Зюсс», получившем в Венеции премию. Как пишет газета, фильм раскрывает истинное лицо еврейства, его зловещие приемы и разрушительные цели. Упоминается один из эпизодов фильма, тот, в котором еврей Зюсс, подвергая человека пыткам, заставляет его молодую жену сделаться уступчивой. Короче говоря, если перевести на немецкий высокопарную болтовню, написанную в стиле напыщенного фюрера, это означает: вы, господа, сделали из моего романа «Еврей Зюсс», сдобрив его малой толикой «Тоски»[2], мерзкий антисемитский провокационный фильм в духе Штрейхера[3] и его «Штюрмера».
Все вы знаете мой роман «Еврей Зюсс». Насколько я помню, пятеро из вас – наверняка, а может быть и все семь, играли в инсценировке этого романа. Вы спорили со мной по отдельным частностям, показав этим, что поняли книгу, вы говорили о ней с восхищением.
Конечно, свои взгляды можно менять, и я допускаю, что вы не захотели принадлежать к тем пробковым душам, что вечно плавают на поверхности раз и навсегда установленного, предвзятого образа мыслей. Все вы играли в пьесах Августа Стриндберга[4], утвер-ждавшего, что каждые семь лет клетки человеческого организма полностью обновляются. Правда, Стриндберг подчеркивал, что несмотря на все телесные, физические изменения, дух человека остается неизменным. Вы же, господа, идете дальше: своим примером вы доказываете, что человек может меняться полностью – и физически, и духовно.
Это основательное изменение не очень-то видно пришлось вам по вкусу. Тому из вас, кто играл еврея,[5] «не очень-то хотелось телесно и духовно вживаться в отвратительный образ раболепствующего подлизы еврея Зюсса», как выразился ваш рецензент. (Впрочем, эта фраза его отчета – единственная, которой я безусловно верю).
Когда мы вместе репетировали, господа, вы часто признавались, что работать со мной приятно, что я понимаю вас, могу найти с вами общий язык. Попробую-ка я сейчас, находясь по другую сторону океана, понять вас. Вас, мой изворотливый, сверкающий всеми красками Вернер Краус[6], «играющий различных евреев – талмудистов, одного за другим, каждого со своей индивидуальной маской, своей манерой держать себя, своим языком и жестикуляцией, воспроизводящий их прямо-таки с неправдоподобной достоверностью». (Я согласен, что эта достоверность неправдоподобна). Вас, Эжен Клопфер[7], «символ германской порядочности», как именует Вас репортер; то, что Вас когда-нибудь так назовут, никто из нас не предполагал, и Вы сами – меньше всех. Вас, неуклюжий, суматошливый, хитрый Генрих Георге[8], давший герцогу «черты дородного, грубоватого сластолюбца, внешне сильного, а по существу слабовольного человека»; Вы создали такой образ по-видимому после нового и интенсивного изучения моей книги. Вас, спившийся и беспринципный Альберт Флорач и Вас, маленький, в высшей степени подвижный Фейт Харлан[9], «замечательный тем, что знаете, как представить совершенно однозначно исторический материал» то так, то иначе. На этот раз, как подчеркнул Ваш репортер, «Вы превзошли себя».
Я представляю себе, господа, я представляю себе, как Геббельс однажды сказал одному из вас: «Да, вот что – еще этот “Еврей Зюсс”, Фейхтвангер сделал его таким популярным и объективно, как и все эти евреи, выставил напоказ все, что свидетельствует против них. Нельзя ли нам все это заимствовать, стибрить? Для этого, пожалуй, следует лишь похерить две трети книги, из остатка же можно сварганить отличное дельце».
А пропо[10], ваш шеф однажды уже сделал хорошее дельце с моим романом «Еврей Зюсс». Как раз, когда Геббельс пришел к власти, был отпечатан большой тираж дешевого издания романа. Несколько экземпляров сожгли, большую же часть тиража сбыли в Швейцарию и Австрию, выручив хороший куш иностранной валюты.
Итак, я представляю себе, как пришли к вам с этим предложением. Сначала вы, возможно, колебались. Возможно, вы сказали себе: «А не выходит ли это за рамки приличия? Можно, конечно, добиться на сцене весьма значительного эффекта, представив какую-нибудь личность в виде своей противоположности, показав Цезаря ничтожным болваном, Рембрандта – мазилкой, халтурщиком, Наполеона – идиотом, Гитлера – великим человеком. Но ведь это годится лишь для комедии, фильм же, который предлагает поставить Геббельс, задуман как серьезный». Но в конце концов один из вас соблазнился ролью и гонораром, второй последовал ему, третий сказал себе: «Если я откажусь, отклоню роль, ее возьмет другой», четвертый подумал: «Откажись я от роли, хлопот не оберешься», а пятый, возможно, действительно был вынужден принять роль под сильным нажимом. Итак, наконец, все оказались в киностудии, большинство – с нечистой совестью, но все же собрались все.
А теперь, господа, поговорим не об убеждениях, вкусах, приличиях, морали и подобной метафизической чуши, поговорим «реалистически», как это у вас нынче принято. Было ли разумно то, что вы сделали? Было ли это практично? Может ли трезвый, расчетливый рассудок одобрить это?
Боюсь, господа, что с этой точки зрения вы ошиблись. Я серьезно думаю, что вы жестоко просчитались и, в конечном счете, за убеждения, принесенные вами в жертву, вам заплатят фальшивой монетой, так сказать, инфляционными деньгами.
Некоторые из вас в течение этих семи лет, через доверенных лиц, все время заверяли меня, что в сущности вы являетесь противниками наци, а если и остались в Германии, то лишь затем, чтобы помочь жертвам режима и хоть как-то смягчить зверства и глупости этого режима. Иной раз вы, пожалуй, и сами обманывались на этот счет, но основной причиной ваших заявлений было стремление обезопасить себя на случай падения режима. Ибо в тысячелетие режима фюрера даже самый глупый из вас не верит, а шестеро из вас совсем не глупы.
«Суд над ”евреем Зюссом ”». Гравюра, 1738 год.
А теперь рассудите-ка, господа: коль скоро вы не верите в это тысячелетие, то не свершили ли вы большую глупость? Если вы и играли до сих пор в какой-нибудь нелепой нацистской пьеске, то все же могли сказать себе: «Пьеса быстро сойдет со сцены, а когда фашистский режим исчезнет, то и о пьесе, и о нашем участии в спектакле разве что останется лишь слух». Теперь же отснят с вашим участием фильм, «фильм-экстра» в роскошном оформлении. И если появится необходимость, нет надобности ссылаться ни на слухи, ни на газетные статьи, можно будет увидеть и услышать все, что вы, собственно, натворили. Можно будет увидеть и услышать, как вы вывернули наизнанку историю этого еврея, о котором все вы знали, что он был большим человеком. И никакие попытки оправдаться не помогут вам, ибо всем вам было хорошо известно, что с самого зарождения фильма у его создателей не было ни малейшего следа творческой свободы, одна лишь тенденция, глупость и низость которой всем очевидна.
Ужели вам не станет немножко не по себе от одной мысли, что этот фильм мы будем смотреть после того как исчезнет тысячелетний рейх? Не находите ли вы, что с учетом дальней перспективы, вы поступили достаточно глупо, приняв участие в этом фильме? Не говорите, что вам не удалось бы отказаться от игры в нем без тяжелых последствий для себя. То же благоразумие, которое в свое время посоветовало вам заверять меня в Вашей доброжелательности ко мне, о чем я уже говорил, помогло бы вам, если бы вы того захотели, найти предлог уклониться от этой позорной работы. Но вы как раз этого-то и не хотели. Вам хотелось получить роль, гонорар.
Вам нравится успех. Ваше сердце, ваш слух жаждут рукоплесканий. Конечно, аплодисменты, выпавшие на вашу долю, сначала в Берлине, а затем в Венеции, на короткое время заглушили недовольный голос совести, который, я могу допустить это, беспокоит вас. Впрочем, и сам успех очень скоро должен был приобрести неприятное звучание.
Так, например, газеты сообщили об одном солдате-отпускнике, который пожелал посмотреть этот ваш фильм, однако, воздушный налет и бомбежка помешали ему досмотреть картину, увидеть, как будут вешать еврея. Но солдату очень хотелось посмотреть на казнь, и он вторично пошел смотреть фильм. И на этот раз сеанс прервали прежде чем еврей был повешен; так солдату пришлось вернуться на фронт, еврей же повешен не был.
Я могу понять вас, я представляю себе, это заставило вас призадуматься. Вы живете в фешенебельной части города, господа, и бомбоубежища, которыми вам приходится пользоваться во время налетов английской авиации, конечно, относительно удобны. Но не так уж удобны, чтобы иной раз не подумать с тоской о тех мирных временах, когда вы еще работали с еврейскими режиссерами и директорами и когда евреи-критики обсуждали ваши успехи и неудачи не по законам политической тактики, а по законам искусства.
«Живешь, смотришь на людей, и сердце должно либо разорваться, либо превратиться в лед», – сказал однажды великий француз[11], живший во времена, подобные нашим. Ваши сердца, очевидно, не разорвались. Но если вы сравните свой шедевр «Еврей Зюсс» с той хорошей инсценировкой, которая была поставлена нами в Берлине до Гитлера, то наверное почувствуете странное потрескивание в ваших заледенелых сердцах.
Придет время, и мы встретимся с вами в Берлине, господа, и вероятно, очень скоро. Я представляю себе нашу встречу, улыбку на ваших губах, радостную улыбку освобождения, она получится очень натуральной – ведь вы же хорошие актеры. Но в ваших оттаявших сердцах будет неуверенность. Эту мучительную неопределенность вы попытаетесь прогнать наигранной уверенностью. Вы вспомните, что мы всегда были великодушными, либеральными. Но не рассчитывайте, господа, что и на этот раз мы проявим глупую терпимость. Не рассчитывайте, что вам будет все прощено.
И не потому, что мы мстительны. Возможно, мы и не откажем себе в удовольствии, заставим вас посмотреть с нами фильмы, подобные вашему шедевру «Еврей Зюсс». К этому и сведется возмездие. Не наша мстительность, вероятно, помешает вам работать в хорошем театре, который мы очень скоро восстановим в Берлине. Мы не будем нуждаться в вас по другим причинам.
Вот они, эти причины: боюсь, нельзя на протяжении семи лет работать в плохом, беспринципном театре без ущерба для таланта. Удивительно, но вместе с душой нищает и искусство. Удивительно, но хороший артист не может играть вопреки своим убеждениям, без того, чтобы не потерять что-то от своего таланта.
Вы можете получать большие гонорары. Ваша сегодняшняя публика, возможно, и не заметит в вас никаких изменений. Но когда мы вернемся, когда вы снова станете играть в наших пьесах, под нашей режиссурой, вот тогда, странным образом, станет ясно, что вы не остались прежними. Нет, именно так, как сам Дориан Грей не менялся, портрет же его страшно изменился, так и вы внешне остались неизменными, на вашем же даровании, боюсь, останутся тяжелые следы сотрудничества в фильмах, подобных вашему фильму «Еврей Зюсс».
Вы прочтете мое письмо, пожмете плечами, постараетесь забыть его через час. Если же встретимся, то скажете мне: «А вы помните, дорогой Фейхтвангер, то забавное письмо, которое вы написали мне как-то?» И тогда вы с удивлением поймете, что письмо-то не такое уж забавное.
Пока же, господа, пользуйтесь своим временем. Боюсь и надеюсь, что не так-то уж много осталось его у вас. И если изменились вы, господа, то я-то не изменился и вас встретит все тот же старый Лион Фейхтвангер.
Перевод, публикация, вступление и примечания Льва Миримова
Публикации «Письма...»: на английском языке – апрель 1941 года, на немецком – июнь 1941 года, на русском – апрель 1984 года («Новый мир»).
[1]«Фолькишер беобахтер» – центральный орган национал-социалистов.
[2] «Тоска» – опера Джакомо Пуччини.
[3] Штрейхер Юлиус (1885–1946) – один из лидеров национал-социалистов. Повешен по приговору Нюрнбергского Международного военного трибунала. Созданный им еженедельник «Штюрмер» издавался в 1923–1945 годах.
[4] Юхан Август Стриндберг (1849–1912) – шведский писатель и драматург.
[5] Заглавную роль в фильме играл Фердинанд Мариан. Американские оккупационные власти занесли его в черные списки, он был оправдан. Вскоре погиб в автомобильной катастрофе. Многие подозревали, что это было самоубийство.
[6] Краус Вернер (1884–1959). Обладал редкой способностью перевоплощаться, блестяще играл роли Мефистофеля, Фауста, Телля, Гесслера. После войны ему было запрещено выступать на сцене в течение трех лет за участие в фильме «Еврей Зюсс».
[7] Клопфер Эжен (1886–1950) – в его репертуаре Отелло, Шейлок, Фальстаф, Лир, Валленштейн. В 1934–1945 годах занимал высокие административные посты в театрах Германии.
[8] Георге Генрих (Генрих-Георг Шмидт, 1893–1946) – выступал в ролях Валленштейна, Франца Моора, Фауста, Геца фон Берлихингена. В 1945 году был интернирован.
[9] Харлан Фейт (1899–1964) – актер, режиссер. Жена его Кристина Зедербаум исполняла одну из ведущих ролей в фильме «Еврей Зюс». В 1949 году в Гамбурге состоялся процесс над Харланом, обвиненным в преступлениях против человечества. Суд признал фильм антисемитским, но Харлана оправдал, так как по законам ФРГ антисемитизм – не преступление
[10] Кстати (фр.).
[11] Шамфор Никола Себастьен Рон (1741–1794) – французский писатель.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru