[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ МАРТ 2001 АДАР 5761 — 3 (107)

 

ВЛЮБЛЕННЫЙ В ЭРЕЦ-ИСРАЭЛЬ

Матвей Гейзер

Ицхак Шамир (Езерницкий) – личность воистину легендарная, и не только в масштабах Израиля, но и всего мира. Выдающееся место на политической арене он занял уже в зрелом возрасте – после того, как по окончании Шестидневной войны принял участие в движении «Ликуд». Дальше его карьера складывается на редкость динамично (так бывает, когда человек наконец находит свою стезю): в 1977 году, в 62 года, его избирают в Кнессет, где сразу же выдвигают председателем, в 1980-м он министр иностранных дел, а после ухода Менахема Бегина в отставку, в 1983 году, возглавляет правительство – тогда ему уже далеко за шестьдесят. Для начала большой политической карьеры, скажем прямо, не мало. Между тем и сегодня, будучи 85-ти лет, Ицхак Шамир остается заметной фигурой на политическом небосклоне Израиля. Поразительный феномен!

«Старые друзья»

Не могу не рассказать чудовищную историю, которую совсем недавно поведал мне Ицхак Шамир уже после нашей официальной беседы. Его отец родился в деревне недалеко от Рожан, там жили и его предки. Соседские отношения с польскими крестьянами складывались весьма доброжелательно, даже более того. Летом маленький Ицик обычно сюда приезжал, после чего Рожаны, как он вспоминал, казались ему большим городом. Крестьяне, друзья деда, единственного еврея, причем всеми любимого в этой деревне, часто приезжали к Езерницким...

Когда к Рожанам приближались немцы, сестра Мирьям с мужем Мотлом, пытаясь спастись от надвигающейся гибели, бежали в деревню к своим надежным друзьям. Кто же мог тогда предположить, что они погибнут не от рук фашистов, а по воле тех, кому доверили свою жизнь: их расстрелял лесник, пообещавший спрятать от немцев. Такая же участь постигла отца: «Он попросил помощи у старых друзей, жителей “своей” деревни, – говорил Шамир, – тех самых мужиков, на чьи плечи я любил карабкаться в детстве: их большие улыбающиеся лица до сих пор у меня перед глазами. Он им верил, а они предали и убили его».

И. Езерницкий в день окончания средней школы «Тарбут» в Белостоке.

1932 год.

 

На промежуточной станции

Выдающийся политический деятель, один из самых знаменитых евреев ХХ века, известный как Ицхак Шамир, в детстве имел другую фамилию – Езерницкий. Его отец, Шлоймо Езерницкий, был владельцем миниатюрной кожевенной мастерской в маленьком еврейском местечке Рожаны, что в Польше. Между тем Еврейская энциклопедия Брокгауза-Ефрона этому местечку посвятила целых три строки: «В эпоху Речи Посполитой местечко Виленского воеводства, Лидского повета. В 1766 году в кагале и его парафиях – 326 евреев...»

В семье было трое детей: дочери Мирьям и Ривка и сын Ицхак, родившийся в 1915 году. Родители Ицхака в молодости были активистами Бунда, – это неудивительно, ибо в канун революции 1905 года в России немало еврейской молодежи было увлечено идеями социализма. Но, как пишет в своих воспоминаниях Ицхак Шамир, мать и отец довольно скоро и без затруднений изменили ориентацию, став приверженцами сионистской идеи. Естественно, родители сделали все, чтобы их дети, в особенности сын, изучали иврит. «Не могу представить, как бы сложилась моя судьба, если бы языком моим не был иврит, если бы я не учился в начальной и средней школе на этом языке», – вспоминает Шамир. В ту пору, в 20-е годы в Польше было уже не мало образовательных учреждений системы «Тарбут» («Культура»). В беседе со мной Ицхак Шамир подчеркивает, что иврит в значительной мере сделал из него того человека, каким мы знаем его сегодня. «Мое воображение постоянно черпало энергию в языке, истории, пейзажах далекой неведомой страны, совсем иной, чем нееврейский мир, окружавший меня. Пребывание в Польше все больше представлялось мне случайным, как остановка в пути на промежуточной станции».

События, происходившие в Палестине в начале 20-х годов, находили отклик и в Польше, где в ту пору проживало почти 3 миллиона евреев. Они живым эхом доносились и до Рожан. «Я помню, например, все детали открытия Еврейского университета в Иерусалиме весной 1925 года, как если бы сам был там. Это был настоящий праздник для евреев Рожан. Детей освободили от занятий...»

Как это ни удивительно, но, еще будучи школьником, Ицхак Езерницкий уже стал активным сионистом и собирал пожертвования для отъезжающих в Палестину. В этом смысле он был истинным сыном своего отца, о котором впоследствии напишет: «Прирожденный лидер, он в Рожанах возглавлял еврейскую общину... Две черты делали его необыкновенной личностью: безграничная терпимость и полное отсутствие какой бы то ни было пристрастности к кому-либо.

Он целиком был проникнут “еврейским” духом, тем, что лучше всего определяется понятием “идишкайт”... Еврейская религия была для него – и, может быть, неизбежна также и для меня – прежде всего тем сложным кодом мысли и поведения, который усиливает связь между одним евреем и другим и обогащает их общую традицию».

В 1932 году Ицхак поступил в Варшавский университет. Из воспоминаний: «Впервые в жизни я попал в большой космополитический город, бурлящий, тревожный. Как и у всякого еврея в этом городе, у меня были основания для страха... Многие из моих однокашников, еврейских студентов, не появлялись на улице без какого-либо средства защиты от хулиганов-антисемитов, чья агрессивность постоянно и неуклонно возрастала... В более поздний период моей жизни я привык всегда иметь при себе оружие... Но в эти первые недели в Варшаве меня раздражала необходимость постоянно помнить, что, идя в университет, следует сунуть в карман нож...»

Позже, в Израиле, с ножом в кармане или другим оружием ему придется ходить не один год. А в «Бейтар» – сионистское молодежное движение, основанное Зеевом Жаботинским, Ицхак Шамир вступил еще в 1929 году, будучи учеником гимназии. С тех пор Жаботинский – его любимый герой. Портрет его и сегодня на самом видном месте в рабочем кабинете Шамира. «Жаботинский, несомненно, был наиболее динамичной и наиболее спорной фигурой среди лидеров, наложивших печать своей личности на всю деятельность сионистского движения, а затем и государства Израиль, – считает Ицхак Шамир. – Имя и дух Жаботинского живут сегодня в общественном сознании в основном благодаря движению “Ликуд”... И все же, хотя “Ликуд” немало делает для сохранения памяти Жаботинского, боюсь, что большинство молодых израильтян, не говоря уже о молодом поколении еврейской диаспоры, почти ничего о нем не знают».

С сыном Яиром и дочерью Гиладой. 1952 год.

 

Первые впечатления

О встрече с Ицхаком Шамиром мы условились в его секретариате.

18 января я пришел в здание на улице Шаул Мелах, 8, в Тель-Авиве, где располагаются штабы избирательных блоков и партий Израиля, за двадцать минут до назначенного мне времени. В вестибюле было много людей. Один за другим мимо ожидающих прошли лидеры ведущих партий и объединений, и только при появлении Ицхака Шамира – он подъехал в 9 часов 52 минуты – все заметно оживились, а когда он шел к лифту, устроили ему овацию. Шамир остановился, поприветствовал всех и по-доброму улыбнулся.

В тот день я беседовал с ним более часа. Это была наша вторая встреча, а первая состоялась в московском Израильском культурном центре девять лет назад. Тогда я подарил Ицхаку Шамиру свою книгу «Соломон Михоэлс», и он пошутил, что так любит еврейский театр на идише, что научится читать по-русски, чтобы прочесть и мою книгу о Михоэлсе. В память об этой встрече у меня сохранилась фотография, которую я очень люблю. Не думал, что судьба подарит еще одну встречу с этим выдающимся человеком.

Ровно в десять утра я был уже в его кабинете. Должен заметить, Ицхак Шамир выглядит намного моложе своих лет. Ключом к нашей беседе стал портрет Жаботинского, на который я сразу обратил внимание. Заметив это, Шамир удивился: «Вы знаете, кто это!» Я рассказал, что не только знаю, но и глубоко почитаю этого человека, а недавно выступал с докладом о нем на конференции в Одессе. Скоро в России выйдет моя большая о нем статья. Разговаривали мы на идише – первом в жизни родном языке и для него, и для меня.

И. Шамир и М. Гейзер.

 

Беседа с Шамиром

М.Г. Свои мемуары вы закончили, если не ошибаюсь, в 1994 году, то есть два года спустя после ухода в отставку с поста премьер-министра Израиля. Не собираетесь ли вы их продолжить, описав свою жизнь на фоне новейшей истории Израиля?

И.Ш. Вы знаете сколько мне лет? Совсем недавно я отметил 85.

М.Г. Книга ваших воспоминаний в переводе на русский называется «Подводя итоги». Глядя на вас, мне думается, что такое название преждевременно. Если вы решите продолжить мемуары, то с какой фразы хотели бы начать?

И.Ш. Едва ли это «грозит» читателям, но, я думаю, еще раз объяснился бы в любви Израилю, – в любви, которую познал однажды в юности, даже в отрочестве, за много лет до того, когда нога моя ступила на эту благословенную землю.

М.Г. А когда это случилось?

И.Ш. Лучше начать с предшествовавших этому событий. Мне было 10 лет, когда у нас в Рожанах, маленьком местечке, которое сейчас относится к Белоруссии, а в 1925 году принадлежало Польше, я услышал об открытии Еврейского университета в Иерусалиме. Это был настоящий праздник: нас, учеников еврейской школы, в честь этого события даже освободили от занятий. Тогда я впервые услышал о горе Скопус, где был построен этот университет.

В Рожанах с любовью и гордостью произносились имена великих евреев – поэта Хаима-Нахмана Бялика, ученого Хаима Вейцмана, лорда Бальфура, присутствовавших на церемонии открытия университета. Мне кажется, уже тогда я стал сионистом, не зная еще толком значения этого слова. Отец мой, Шлоймо Езерницкий, добрый, трудолюбивый еврей, мечтал, чтобы все его дети учились когда-нибудь в этом университете.

М.Г. И что, сбылись его мечты?

И.Ш. Если бы! Жизнь всех моих близких унесла Катастрофа, Шоа. Из всей нашей семьи после Холокоста я остался один...

М.Г. И все же, расскажите о своих университетах.

И.Ш. В буквальном смысле этого слова? В 1932 году я поступил в Варшавский университет. В мои студенческие годы молодежь была политизирована. Среди однокурсников-евреев коммунистов было куда больше, чем сионистов... (Шамир лукаво улыбается, наверное, нахлынувшим воспоминаниям о студенческой поре.) Если я подробно буду останавливаться на каждом периоде своей жизни, мы будем говорить очень долго. Задавайте мне вопросы... Чувствуется, что на идише вы давно не разговаривали, но я вас вполне понимаю. Забываете мамэ лошн?

М.Г. Уже не с кем разговаривать. Последним моим собеседником была мама, но уже более 15 лет, как она умерла. Доводилось на идише разговаривать с Леонидом Осиповичем Утесовым, он любил этот язык...

И.Ш. Этот знаменитый актер? Мы в подполье слушали песни, которые он пел на идише.

М.Г. Скажите, а как вы стали Шамиром?

И.Ш. Раз я был подпольщиком, то, естественно, возник псевдоним, кличка. Когда я вступил в организацию «ЛЕХИ – Лохамей херут Исраэль» («Борцы за свободу Израиля»), я вспомнил о Майкле Коллинзе, ирландском революционере, выдающемся разведчике, чья судьба всегда привлекала меня. Я принял подпольную кличку «Михаэль». Позже подполье «присвоило» мне еще одно имя – «Шамир». Оно значилось и в моем удостоверении, разумеется, поддельном, которое я получил в 1946 году. С этим именем английские власти выслали меня из Эрец-Исраэль в Африку, под этим именем я обвенчался с Шуламит, моей женой. Словом, я полюбил это имя и не расстаюсь до сих пор с ним.

С Г. Киссинджером в Нью-Йорке.

 

М.Г. Расскажите о самых трагических событиях вашей жизни.

И.Ш. Я не рассматриваю свою жизнь отдельно от жизни своего народа, от Израиля. Пожалуй, из общеизвестных еврейских трагедий ХХ века первой я бы назвал Эвианскую конференцию, которая по инициативе Рузвельта была созвана в городе Эвиане (Франция) летом 1938 года. Тогда весь мир отвернулся от еврейского народа, над которым уже не то что нависла, а он был поставлен перед реальной угрозой. Англичане настояли, чтобы европейских евреев не пускали в Эрец Исроэль, отказались и главы других стран, кроме диктатора Доминиканской республики, и потом произошло то, что не могло не произойти. В те дни весь мир, считающий себя цивилизованным, по сути дела дал Гитлеру «карт бланш» на решение еврейского вопроса.

М.Г. То есть это после Эвианской конференции Гитлер воскликнул: «Невозможно смотреть на этот позорный спектакль, когда весь демократический мир изнывает от сочувствия к бедному мученическому еврейскому народу, но остается черствым, жестокосердным, когда приходит пора помочь ему»?

И.Ш. Мне кажется, вы что-то неточно перевели. Неужели этот бандит мог хоть на минуточку посочувствовать евреям? Но если он так сказал, то единственный раз в жизни был прав.

О трагических событиях в моей жизни... Их было гораздо больше, чем веселых. Расскажу об одном трагическом событии, которое произошло значительно позже, через много лет после войны, но связан с ней. В сентябре 1992 года я побывал в Москве, а оттуда удалось поехать в Рожаны. Очень внимательно ко мне отнесся тогда Вячеслав Кебич – глава правительства Белоруссии. Конечно, имел место и спектакль: меня с Шуламит встречали торжественно, на людях была праздничная одежда, а ехали мы с женой прежде всего посетить могилы родных. Страшную картину увидели мы там. От старых памятников почти ничего не осталось, надгробные плиты куда-то исчезли, наверное, были использованы в других целях. От местечка тоже почти ничего не осталось. Дома, где жили мои родители, я не нашел. Тогда же узнал страшную весть: все члены семьи моего соученика Хаима Каплинского и он сам, узнав, что фашисты подходят к Рожанам, покончили жизнь самоубийством. Словом, это был один из самых страшных дней в моей жизни. И все же я не мог не поехать в Рожаны.

М.Г. В годы войны я тоже был в гетто – в Бершади. Летом прошлого года побывал там: в некогда истинно еврейском местечке евреев почти не осталось. Но из тех, кто уцелел во время войны, многие живут сегодня в Израиле. Здесь их немало. Впрочем, не обо мне речь.

Я не впервые в Израиле, но такого пессимизма, как сейчас, не припомню. Первый раз я был здесь в июне 1991 года вскоре после войны в Персидском заливе. Тогда Израиль показался мне более оптимистичным...

И.Ш. Положение действительно нехорошее. Наши отношения с арабами ухудшаются с каждым днем, они по-прежнему хотят убивать нас, изгнать с земли, которая по праву наша.

М.Г. Но ведь всегда так было. Особой любви к евреям палестинцы никогда не питали.

И.Ш. Сейчас хуже. Много хуже, чем было. Они хотят нас уничтожить, но есть один единственный выход (эйн эйнцике брере – Именно эти слова произнес на идише Шамир. – М.Г.) – нельзя допустить этого. Они не любят евреев, хотят воевать с нами. Но сейчас они сильнее, чем были прежде. Мы сами дали им оружие. Это еще больше укрепило их желание сделать Эрец-Исраэль своей страной. Но ведь это наша страна, исторически наша. Наша, потому что за сто с лишним лет евреи в тяжелейших трудах превратили пустыню в сад, сыпучие пески в цветущие поля...

Позволю себе небольшое отступление. Еще со школьной скамьи я помню слова из «Марша энтузиастов»: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...». Удалось ли это осуществить в стране, где была создана песня, решайте сами, но то, что это свершилось в Израиле, – непреложный факт. За последние 10 лет я не раз там бывал, и то, что теперь можно видеть своими глазами, – обновленные и новые города, замечательные современные автотрассы, соединяющие их, сады в пустынях, с удивительной любовью создающиеся музеи – все это свидетельство тому, что народ Израиля любит свою землю и свою историю. Разве такое может не вызывать восхищения?

Многие склонны рассуждать об экономических и прочих трудностях, возникающих у новых репатриантов в сегодняшнем Израиле. Мне вспоминается недавний разговор с г-жой Тамир – министром абсорбции Израиля. «Можете ли вы назвать еще случай в истории, когда маленькая страна за очень короткий период, меньше чем за десять лет, приняла свыше миллиона людей? – спросила она. – Абсолютное большинство из них нашли свое место в жизни нашей страны. Я немало слышала о недостатках, возникающих в связи с абсорбцией. Но ведь принять Израилю такое количество людей равноценно тому, что для США принять за такой же период 30 миллионов. Представляете, как бы к этому отнеслись США? Действительно, думается мне, последняя алия из России и стран СНГ стала чудом, которое трудно еще сегодня не только оценить, но и как-то понять».

М.Г. Как относитесь вы к нынешней алие из России и стран СНГ?

И.Ш. Это чудо, которое еще не все осознали, но скоро поймут. Я был сторонником спасения евреев из бывшего СССР всю свою жизнь. Но это – особая тема.

М.Г. Тогда вернемся к прежнему вопросу. Видите ли вы выход из сложившейся сейчас обстановки?

И.Ш. Я продолжаю считать: если палестинские арабы действительно хотят мира и автономии в Иудее, Самарии и Газе, то им придется найти с нами общий язык. Конечно, сегодня это гораздо труднее, чем было до осени 1993 года, когда начался поспешный процесс переговоров с ООП. Этот процесс привел к тому, что правительство официально признанного государства, члена ООН, подписало соглашение с представителями организации, еще недавно откровенно грозившей уничтожить нашу страну и каждого ее жителя. А от имени этой организации подпись поставил племянник того самого муфтия, что призывал уничтожить всех евреев в Палестине еще до создания государства Израиль. А вы что, не знали, чей родственник Ясир Арафат? Что бы ни говорили, но все израильско-арабские войны были навязаны нам. И во всех войнах мы побеждали, потому что не могли, не имели права не победить. Мне не раз приходилось слышать, что в этих победах нам помог Б-г. Я с этим согласен. Но и дух нашего народа, его любовь к своей родине – Эрец Исраэль – сыграли в этих победах не последнюю роль.

С Э.Шеварднадзе, министром иностранных дел СССР, в Вашингтоне. Март, 1988 год.

Правительство, вступившее в переговоры с ООП в 1993 году, на мой взгляд, поспешило. Если бы у власти оставались мы, уверен, мирный процесс продолжался бы. В политике выдержка, терпение крайне необходимы. А политику обмена территорий на мир едва ли можно рассматривать как единственный выход для достижения мира. Это когда-то придумал господин Кисинджер. Он умный еврей, но и умные иногда ошибаются. Что значит отдавать территории? В 1948 году, когда было создано государство Израиль, на крохотной территории, значительную часть которой составляли пустыни, мы были счастливы и тому. Войну в 48-м начали не мы, это арабы не захотели, чтобы мы имели свое государство даже на крохотном куске земли. Если сегодня мы за сомнительный мир (шолом афн папир – мир на бумаге. – Именно так выразился по этому поводу Шамир. – М.Г.) отдадим территории, не будет ни мира, ни государства Израиль. Вдохновленные победой на дипломатическом фронте, арабы, которые в начале 90-х годов были близки к договоренности с нами в рамках автономии, выдвигают сегодня непомерные требования. Израиль, победивший во всех войнах с арабами вправе если не диктовать, то предлагать реальные условия мира. Если идти по пути Рабина, то после каждой новой территориальной уступки арабы потребуют следующую уступку. Сегодня речь идет о части Иерусалима, но вы же понимаете...

М.Г. В России говорят: «Аппетит приходит во время еды». Хочу заметить, что первые территориальные уступки сделал не Рабин, а ваш предшественник и учитель Менахем Бегин. Это он подписал Кемп-Девидские соглашения, приведшие к миру с Египтом. За этот мир он «расплатился» Синайским полуостровом.

И.Ш. По его мнению, и это действительно так, Синай никогда не был частью Израиля. Другое дело, мы пытались оставить за собой маленький кусочек Синая – Табу, буквально один-полтора квадратных километра. Но отставка нашего правительства привела и к этой уступке. Однако это не Хеврон, не Иерихон, ни тем более Иерусалим...

М.Г. То есть вы решительно возражаете против плана Клинтона и многих других, ведущего к созданию в Палестине двух государств.

И.Ш. Клинтон – хороший гой, он не относится к Израилю, к евреям плохо. Немало евреев и среди его друзей. Он искренне желает мира между евреями и арабами, но ближневосточную проблему Клинтон понимает и воспринимает с «другого берега». Уж если мы возродили государство Израиль, так надо его беречь.

М.Г. Один мой знакомый, выдающийся русский актер, сказал, что поверил в Б-га в тот день, когда государство Израиль было воссоздано на своей исторической земле.

И.Ш. Кто знает, кому известно, что хочет Б-г. Надо делать то, что надо делать. Надо жить в мире с арабами в одном государстве, но что делать, если они этого не хотят?

М.Г. Получается, мир надо добывать только силой?

И.Ш. Если нет другого выхода, то надо отстаивать наше право на существование любой ценой.

М.Г. А если бы сегодня во главе правительства был не Барак, а Нетаниягу?

И.Ш. Нетаниягу я не люблю.

М.Г. Тогда Шарон?

И.Ш. Сегодня это было бы многим лучше.

М.Г. А если останется Барак?

И.Ш. Ну этот вопрос, как Вы понимаете, я не решаю. Я поддерживаю движение «Ликуд». Но на выборы пойду как каждый гражданин Израиля, имея право на один голос. Барака теперь в Израиле, мягко говоря, недолюбливают.

М.Г. Почему? Истинный герой Израиля, руководивший операцией «Энтеббе».

И.Ш. Быть хорошим солдатом и руководителем страны – не одно и то же (ныт эйн мелухэ – не одна профессия. – М.Г.). За короткий период Барак допустил слишком много ошибок и просчетов. Он не знает, в каком направлении надо вести большую политику.

М.Г. То есть вы категорический противник формулы «территории в обмен на мир»?

И.Ш. Да. Я уже об этом вам говорил. Не могут существовать два государства на одной земле. Мы сильны и своей армией, и духом.

М.Г. И все же как быть с требованиями арабов? Их руководители – Арафат и другие – могут рассуждать с точностью до наоборот?

И.Ш. У арабов много государств, огромные территории, богатства недр, а у нас одна маленькая страна, любимая земля, где много песка и камней. Мы любим ее не за богатство недр, а потому, что она наша, обетованная, и отстаивать свое право на существование будем до конца.

М.Г. Но куда девать палестинских арабов? Поступить с ними так, как они предлагают поступить с евреями?

И.Ш.Упаси Б-г! Им надо предоставить автономию. Я верю в то, что мы можем вместе сосуществовать.

М.Г. А если снова возникнет война, и все арабские страны окажутся втянутыми в нее?

И.Ш. Не думаю. В первой войне 48-го года против нас воевали 7 арабских стран, а нас было тогда немногим более 600 тысяч, и у Израиля почти не было оружия. Исход этой войны известен. В 1967 году против нас воевали уже не 7, а 3 страны, и нас к тому времени было уже около 3 миллионов. Зачем об этом говорю? Я думаю, что большой войны между Израилем и арабскими странами не будет.

С Ариэлем Шароном.

 

М.Г. Неизвестно, что страшнее: интифада на такой маленькой территории, как Израиль, или большая война...

И.Ш. Я думаю, можно прекратить интифаду и избежать большой войны. На иврите Вы не говорите, но слово «совланут» знаете? В Израиле говорят: чтобы был «беседер» (в порядке. – М.Г.), нужно иметь «совланут» (терпение. – М.Г.). Еще раз хочу сказать: если бы «Ликуд» оказался монолитным, он не потерпел бы поражения на выборах в 1992 году, и сегодняшнее положение Израиля было б совсем иным...

Тогда, на выборах в 92-м, нас, к сожалению, не поддержали репатрианты из России. Вы спрашивали о трагических событиях в моей жизни. Так вот, не поражение «Ликуда» тогда на выборах, а то, что многие репатрианты из России не отдали свои голоса «Ликуду», причинило мне и боль, и разочарование. Поверьте, в том, что стала возможной большая алия в конце 80-х, в начале 90-х годов, есть и моя заслуга.

За многие годы в моей жизни не было ни одного дня, когда бы я переставал думать о судьбе евреев СССР, не чувствовал бы их чаяний и страданий. Все эти мысли не давали покоя ни голове, ни сердцу. Я не только думал о советских евреях, но ежедневно предпринимал все возможные действия, чтобы привести их в Израиль. Везде, участвуя в переговорах и в качестве и министра иностранных дел, и премьер-министра, я настойчиво просил, убеждал своих коллег во всем мире помочь евреям Советского Союза вернуться на историческую родину.

И когда началась репатриация, моему счастью не было предела. Не думайте, что я не учитывал трудности, реально ожидающие их в Израиле. Знал, что будет им нелегко, но верил, что со временем положение улучшится. И горько мне было оттого, что ни я, ни «Ликуд» не завоевали их сердец. Как видите, эти переживания со мной до сих пор. Для меня это был удар, от которого трудно было оправиться еще долго после этих выборов.

Я не буду называть имена русских писателей и актеров, откровенно агитировавших репатриантов из России и СНГ голосовать за «Аводу». Среди тех, кто поддался антиликудовской агитации, много молодых людей, и они еще успеют убедиться в том, что были неправы, голосуя против «Ликуда». С другой стороны, я понимал, что они голосовали не столько против меня и «Ликуда», сколько против тех трудностей, с которыми столкнулись в новой стране. Многие из них поняли, что в отличие от Советского Союза, где во все времена от Ленина до Горбачева результаты выборов в высшие органы власти не зависели от людей, здесь, в Израиле, от их мнения это зависит.

 

О чем Шамир не сказал

Сегодня, когда результаты выборов известны, я могу признаться, что мы говорили с Ицхаком Шамиром об их исходе. Он почти с точностью предсказал не только победу Шарона (альтернативы по существу не было, в сложившейся ситуации Барак ему не соперник), но и процентное соотношение голосов.

О многом мы еще успели поговорить. Надеюсь, еще расскажу об этом читателям. Свою книгу «Подводя итоги» Шамир заканчивает словами: «Если имя мое останется в истории, то я надеюсь, что это будет память о человеке, который любил Эрец-Исраэль и стоял на страже ее всю жизнь». Он вправе на это надеяться.

Свой рассказ об этой встрече с Ицхаком Шамиром хочу закончить тем, о чем он в нашей беседе умолчал.

В талантливой книге Леонида Млечина «Моссад. Тайная война» я прочитал об угрозе, быть может, самой реальной за все годы, которая когда-либо нависала над соврменным Израилем, – это в начале 60-х. Речь идет о том, что немцы построили в Египте секретные заводы, производящие двигатели, корпусы и все необходимое для запуска ракет средней дальности. Что ж, похоже на правду, потому что не только в Южной Америке, но и в Азии оставались последователи фашизма, мечтавшие об «окончательном решении еврейского вопроса». Как утверждает автор упомянутой книги: «...Тридцать ракет уже было построено... Директор Моссад Харел предложил премьер-министру Бен Гуриону обратиться напрямую к канцлеру ФРГ Конраду Аденауэру с просьбой прекратить сотрудничество немецких ученых с Египтом... Насер рассчитывал иметь собственные боеголовки. Над Израилем нависла смертельная угроза. Правительство приняло решение во что бы то ни стало сорвать ракетную программу Египта...

Руководить операцией директор Моссад назначил Джо Ренаана. Другой ключевой фигурой в этой операции был Ицхак Шамир. До создания Израиля он возглавлял подпольную боевую группу, сражавшуюся против англичан. Шамир был политическим противником Бен Гуриона и его Рабочей партии. Харел привлек Шамира на работу в Моссад в 1955 году, когда искал людей с опытом успешной подпольной деятельности... Шамир был потрясен, когда ему предложили работу в Моссад, и никогда не жалел, что принял это предложение. По натуре это человек, который наслаждался тайными операциями. Позднее он скажет: “Это были прекрасные 10 лет опасности, приключений и трудных испытаний, которые тем не менее давали чувство полнейшего удовлетворения...”».

В Египте, как известно, в ту пору ракеты так и не были созданы. И в этом есть несомненная заслуга героя нашего рассказа – истинного патриота Израиля. Он вправе был сказать о себе: «Вся моя жизнь, после того как я впервые покинул Рожаны много лет назад, была большим счастьем. Я счастлив, что был участником великих исторических событий, самым великим из которых, без сомнения, стало рождение еврейского государства в Эрец-Исраэль...».

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru