[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ АВГУСТ 2001 АВ 5761 — 8 (112)

 

ЕврейскаЯ историЯ «Х»

Артем Полин

28 января 2001 года Большой приз фестиваля Сандэнс (Sundance, USA) получил фильм «The believer», а спустя полгода, 30 июня, этот же фильм – в русском варианте «Фанатик» – был удостоен Гран-при ХХIII Московского международного кинофестиваля. Думаю, фабула этой картины уже известна большинству интересующихся кино: молодой человек, еврей по происхождению, отвергает иудаизм и становится лидером группировки скинхедов. Вместе с ними он оскверняет синагоги, убивает евреев.

Бессмысленно спрашивать, хороший ли это фильм. Если уж подбирать эпитеты, то эта картина крайне экстремальна, что хорошо для Сандэнса, но для «буржуазной» Москвы она, казалось бы, «не в формате». Поэтому нужно выразить благодарность жюри ММКФ, наградившему режиссера-дебютанта Генри Бина, экспериментирующего как с темой, так и с эстетикой, за мужественное решение. Безусловно, «Фанатик» была едва ли не самой сильной и необычной картиной в московском конкурсе: социальное кино, заостряющее до предела политические проблемы, в данном случае – правого экстремизма, может быть сделано художественно убедительно и... скандально.

Теперь я хотел бы упомянуть о двух, на мой взгляд, подспудных причинах, итогом которых стал триумф «Фанатика» в Москве. Во-первых, это ореол победителя в Сандэнсе, где отсматриваются наиболее актуальные кинотенденции, а во-вторых – неожиданно вернувшееся в моду вместе с 1970-ми, когда это было в фаворе, политическое кино с его антитоталитарным, антифашистским пафосом.

Итак, разберемся по порядку.

 

Sundance

С трепетом в сердце я начинаю этот рассказ о ежегодном фестивале независимого американского кино. Резкий всплеск интереса в конце 80-х – начале 90-х к лентам, снятым на небольшие деньги, отрицающим голливудские традиции и условности, ориентированным на думающую аудиторию, определил лицо Сандэнса: интеллектуально, радикально, независимо. Фестиваль Sundance, проходящий в штате Юта под патронажем голливудской звезды Роберта Редфорда (кто не помнит вестерн «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид»!), предлагает публике наиболее интересные эстетические киноидеи рубежа веков.

Фильмы, впервые показанные в Сандэнсе, часто становятся событиями и имеют шумные отклики среди любящих кино. В Сандэнсе стартовали «Обморок» Тома Кэлина и «Яд» Тодда Хайнса, «p» Дэррена Аронофски и «Я стреляла в Энди Уорхола» Мэри Харрон – сенсации арт-кино 90-х, картины, наиболее ярко воплотившие основные темы независимого кино: однополый секс, все виды насилия и безумия. На этом фестивале в 1992 году состоялся полнометражный дебют Квентино Тарантино: пусть его «Бешеные псы» остались без наград, но именно Сандэнс превратил Тарантино в любимца «больших» фестивалей и проложил ему дорогу для «Пальмовой ветви» в Каннах два года спустя.

Наконец, в Сандэнсе показал свои фильмы «Добро пожаловать в кукольный дом» (1995) и эпатирующее «Счастье» (1998) мой любимый Тодд Солондз, своеобразный наследник Вуди Аллена в теме рефлексий жителей Нью-Йорка еврейского происхождения.

Столь широкое вступление позволяет читателям лучше представить атмосферу, в которой «рассерженные молодые люди» эры миллениума реализуют свои киноамбиции. Поиск новых, подчас бесстыдно-провокационных сюжетов, свежих идей, – вот что делает Сандэнс лично для меня гораздо более привлекательным, чем те же Канны с их пафосом и жуткой «красной тряпкой» для звезд.

 

Последнее искушение Дэнни Бэлинта

Известно, что в искусстве существует тридцать шесть драматургических сюжетных ситуаций. Дело здесь не только в самой практике искусства вообще, которая сложилась более двух тысяч лет назад, а в архетипах нашего сознания. Например, сюжетная ситуация под названием «Богоборчество», крайне важная для классической литературы, у тех же Шекспира, Достоевского стала базисом для многих шедевров мирового кино, созданных, скажем, Пазолини или Висконти. В гораздо более скромных масштабах образ богоборца воссоздал Генри Бин в лице главного героя фильма «Фанатик» – маниакального антисемита Дэнни Бэлинта (в исполнении Райана Гослинга).

Вообще-то так не бывает. Да, действительно, еврея можно представить социалистом (имя им легион), идеологом битничества (Аллен Гинзберг), борцом за права негров (Эбби Хоффман) или даже личным другом Арафата (Шимон Перес), но вот нацистом, стремящимся любой ценой убить «символ» «мирового зла» – банкира еврейского происхождения, вообразить невозможно. Однако режиссер Генри Бин, с изрядной долей сочувствия, рассказывает нам историю такого невероятного персонажа.

Некоторые кадры «Фанатика» обладают такой же знаковой силой, как красное пальто девочки из краковского гетто в черно-белом «Списке Шиндлера»: например, сцена идентификации главного героя с солдатом вермахта, убивающим еврейского ребенка, и одновременно с отцом этого мальчика. Впрочем, «Фанатик» – фильм на удивление традиционный по своему изобразительному языку. В данном случае провокационна и вызывает споры тема картины, которая с лихвой компенсирует отсутствие новаторских режиссерских приемов.

Не стану останавливаться на сюжете «Фанатика». Сфера моих интересов – социально-психологический контекст, сделавший актуальным тему еврея-нациста, одержимого искренней ненавистью, понять которую человеку другой культуры и другого социума крайне трудно. Заслуга жюри ММКФ состоит в том, что оно предпочло «Фанатика» целому ряду фильмов, в которых были показаны «правильные», политкорректные истории.

Боюсь, если бы жюри состояло из представителей российской еврейской общественности, то несчастного Генри Бина забросали бы камнями прямо на сцене. Фильм, исследующий темные стороны подсознания, своеобразную душевную патологию, может не нравиться на этическом уровне, так как, возможно, оскорбляет чьи-то национальные чувства.

Нонконформистский пафос режиссера нельзя оценивать с точки зрения еврея, имеющего за плечами советский жизненный опыт. Именно государственный антисемитизм не позволил нам до конца ассимилироваться, а религиозные преследования избавили от проблемы духовных поисков. Для мультикультурной Америки последних десятилетий этническая принадлежность не всегда совпадает с религиозной. Так, Аллен Гинзберг пришел к буддизму, а Боб Дилан – к католичеству. Поэтому еврей-антисемит, разумеется, случай клинический, но не нам его судить.

Жизнь Дэнни Бэлинта беспросветно убога. Он сам – явный социопат, зацикленный на «еврейской угрозе». Его покровители, респектабельная «правая» семья Кумпф, считают Дэнни хорошим оратором и перспективным наци в отличие от накачанных пивом тупых бритоголовых из его команды. Но все идеи и рассуждения Дэнни – это всего лишь пошлый пересказ «Mein Kampf», сдобренный традиционной для ХХ века антисемитской риторикой: «Евреи любят своих героев – Маркс, Фрейд, Эйнштейн. Но что, в итоге, они дали миру? Маркс – коммунизм, Фрейд – подростковый секс, Эйнштейн – теорию пустоты».

Дэнни чуть не растерзал журналиста, когда тот напомнил ему о бар-мицве, которая состоялась у Дэнни, как у каждого религиозного еврейского подростка. Главный герой яростно манифестирует свой антисемитизм, превращая его в элемент наглой провокации. Он буквально запрограммирован на насилие и получает удовольствие, причиняя боль даже своей подружке.

Его навязчивая идея – «убей своего врага». Но кто реальный враг для Дэнни? Б-г Авраама или собственный помутненный разум? Здесь я хочу процитировать Эли Визеля: «Убийство – как цель, а не как средство – представляет собой вызов бессмертию, обещанному человеку. Тот, кто убивает, убивает Б-га». Эти слова подчеркивают замысел режиссера: показать очевидное стремление Дэнни к саморазрушению, ибо он мечтает убить еврея в себе самом, бросая вызов Всевышнему.

Этот фильм не претендует на фундаментальный анализ вопросов веры и терпимости. Зритель должен сам решить, чем стала смерть Дэнни в Судный день: примирением с Б-гом или бегством от себя по лестнице, ведущей в никуда.

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru