[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2002 АДАР 5762 — 3 (119)
ЗАТЕРЯННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Едва ли кому-нибудь придет в голову, что литература способна препятствовать прогрессу общества.
Но «едва ли» – выражение не всеохватное, оно оставляет щель в тупике.
Шломо Алабай
Возрождение израильской литературы на языке иврит было делом многотрудным и болезненным. «Единый народ – один язык!» – против этого утверждения Давида Бен-Гуриона мало кто отваживался возражать, да и возражения несогласных не имели решительно никакой поддержки в обществе. Литература «государства в пути», разумеется, должна была также создаваться на иврите. Робкие попытки пишущих людей предлагать публике произведения на «чужих» языках не имели успеха. А ведь и писали, и предлагали – по-русски, на идише, по-немецки, даже по-арабски! Но политика и идеология тянули цугом хрустальную карету культуры – по песку, по бездорожью, по ухабам. «Только иврит!» – эта пилюля хоть и горчила, но была необходима и неизбежна: публика, съезжающаяся на историческую родину со всех концов света, должна была обрести общий язык. Вполне логично, что этим языком на земле предков должен был стать язык тех самых предков, на котором они говорили здесь, под небом Танаха, тысячелетия назад. А были и другие пожелания: на фоне невиданного эксперимента – воссоздания исчезнувшего почти два тысячелетия назад государства – объявить государственным языком идиш или русский, или ладино, или эсперанто. Только об английском никто и не заикался: времена мандата были свежи, воспоминания о британцах – нелицеприятны. Именно поэтому, кстати сказать, вторым языком в Израиле формально считается французский, хотя Рабле в оригинале читают лишь единицы. И такой странный расклад не более чем один из парадоксов нашей национальной израильской жизни.
Нельзя сказать, что вся мировая литература, кроме ивритской, была признана второсортной. Но отечественная литература априори заняла главенствующие позиции, а произведения, написанные израильскими авторами не на иврите, попросту игнорировались, иногда и враждебно. Наибольшим гонениям подвергся идиш как серьезный конкурент иврита. В языковой войне, говорят старожилы, применялись и костры...
Попытка писать «по-своему» была предпринята польскими евреями, репатриировавшимися в Израиль в результате гомулковских гонений. Однако и эта попытка, по существу, не принесла результатов: идея «плавильного котла» господствовала если и не в обществе, то в среде власть имущих, заказывавших музыку культуры.
Стенка «котла» дала первую серьезную трещину в начале 70-х, когда до израильских берегов докатилась волна Великой алии из России.
Очутившись в Восточном Средиземноморье, среди благодатных долин и холмов, где наши предки в незапамятные времена гоняли своих ослов и баранов, русские евреи выразили недовольство: культуры нет, даже в театр не сходишь... Речь шла, разумеется, о языковом барьере: не владея ивритом, новые иммигранты из СССР тянулись к русскому слову – а полдюжины израильских театров работали на непонятном языке, а книги в магазинах русской книги «Лепак» и «Болеславский» стоили несусветно дорого для выходцев из страны, где весь без исключения выпуск книжной продукции контролировался и субсидировался коммунистической властью. Тут вполне уместно вспомнить поговорку «Близок локоть, да не укусишь»: на полках того же коммунистического «Лепака» и аполитичного «Болеславского» стояли вчера еще запретные книги, за чтение которых в «стране победившего социализма» можно было отправиться на зону, в Сибирь. Да и русские библиотеки в Израиле в то время практически не функционировали. И русские евреи из Москвы и Ленинграда, из Сорок и Белой Церкви, которые, в большинстве своем, и до репатриации ходили в театр не ежевечерне, а об Оруэлле и Набокове и не слыхивали, – эти люди тосковали по родной культуре и в «плавильный котел» заглядывать не желали. И не было в то время в Израиле никаких телевизионных «тарелок», а газет на русском языке выходило лишь две: правительственная «Наша страна» да оппозиционная «Трибуна». Вот в эту-то «Трибуну» и писали, и жаловались на отсутствие культуры репатрианты из СССР. А «Наша страна» такие грустные письма не печатала, а советовала любителям изящной словесности поскорей переходить на иврит и читать Шмуэла Агнона, Амоса Оза и Ханоха Бартова. И приобретать со скидкой абонементы на спектакли «Габимы» и «Камерного».
Литературная мысль, однако, чрезвычайно жизнестойка и эластична. Прорвав бюрократические препоны, появился на свет «Ами» – первый литературно-публицистический журнал новой алии. Власти были не в восторге от этого явления: новорожденный никак не укладывался в рамки «плавильного котла», и к тому же строптивые и неуправляемые редакторы поспешили опубликовать тайком вывезенную из России рукопись В. Ерофеева «Москва – Петушки». Начальники-распорядители израильской культуры для новых репатриантов озабоченно скребли в затылках: зачем евреям забивать голову байками о каком-то русском алкаше, распивающем с подозрительными приятелями коктейль «Слеза комсомолки»? И уже после третьего номера непослушный «Ами» приказал долго жить...
Вскоре после этого трагического случая, в 73 году, в маленьком тель-авивском кафе трое новых израильтян, занимавшихся литературным трудом, встретились со старожилом – беспокойным добрым человеком, автором сборника «Русские басни еврейского дедушки». Беспокойного старичка звали доктор Цейтлин, а литераторами были мы трое: Ицхак Мерас из Вильнюса, Зеев Гительман из Кишинева и я, бывший москвич. Не успели мы выпить кофе с пряником за счет пригласившего нас доктора Цейтлина, как он объявил тоном, не допускающим возражений:
– Из России приедет много талантливых людей, среди них поэты, прозаики и драматурги. Мы должны быть готовы к этому великому празднику. Мы организуем Союз русскоязычных писателей!
Наши осторожные замечания по поводу того, что писатели покамест не едут и до праздника не близко, Цейтлин пропустил мимо ушей.
– Вы ничего не понимаете в израильской жизни, – сказал Цейтлин, и это было кристальной правдой. – Когда-то, не имея даже шаланды, я создал пароходную кампанию ЦИМ. Потом я создал музыкальное общество «Негинот», и таланты поехали: скрипачи, пианисты и певцы. Ну, что вы теперь скажете?
Мы молчали, пораженные открывшейся перспективой. Крыть нам было нечем, да и, в сущности, незачем.
– А как же разрешение? – спросил опытный в житейских делах Гительман. – Документы? Печать? Какой-нибудь закуток, в конце концов?
– Я пойду в МВД, – сказал доктор Цейтлин, и глаза его за стеклами сильных очков сверкнули опасным блеском. – Я пойду к Нёме Левину. Я пойду к Голде, если надо!
Предполагаемый визит доктора Цейтлина к премьер-министру Голде Меир рассеял последние наши сомнения. Никому из нас и в голову не пришло напомнить доктору наблюдение Ильи Ильфа из его «Записных книжек»: «Короновался новый царь. Иванов решил нанести ему визит вежливости. Узнав об этом, царь отрекся от престола».
К счастью, Цейтлин не был неприятным ильфовским Ивановым, а до посещения Голды дело так и не дошло. Спустя отмеренный срок доктор, прилежно оббив пороги всех необходимых инстанций, выправил необходимые документы, и Союз русскоязычных писателей Израиля получил право на жизнь – справку с печатью.
С тех пор минуло почти три десятка лет. В Иордане утекло немало воды, центр Тель-Авива застроился небоскребами, а каждый пятый израильтянин приехал с Великой русской алией. От Эйлата до Метулы, если поскрести по сусекам, наберется не меньше полутысячи писателей. «Русская» Софа Ландвер, депутат кнесета от рабочей партии, предлагает законодательным порядком объявить русский язык вторым официальным языком страны. На русском языке выходят сотни книг, и только скромное желание авторов и издателей не попасть в лучи налоговых прожекторов лишает нас возможности познакомиться с истинными цифрами; несомненно, тем не менее, что Израиль в этом деле занимает второе место – после Российской Федерации. Число периодических изданий всех расцветок, направлений и жанров приводит коренных израильтян, почему-то не выучивших еще русский язык, в состояние шока: «Эти русские! Они так любят читать!» Знаменитый «русский» театр «Гешер» гастролирует по всему свету, и еще полдюжины русских театриков предлагают зрителям свой репертуар.
Во всем этом многоцветье особое место занимают «толстые» литературные журналы – преемники доброй памяти «Ами». Именно эти журналы, при всем их несовершенстве, дают разбег и взлет новым, молодым авторам, для которых сам факт публикации – событие, выходящее из ряда вон, свершение радостное и отменное. А что до несовершенства, то совершенна, говорят, лишь природа – в отличие от творений рук человеческих. И чудесное стремление людей к литературному самовыражению – в неродной языковой среде, без каких-либо материальных инъекций – заслуживает того, чтобы были прощены им бедные глагольные рифмы, ненужные инверсии и необязательные слова. Серебряный язык, алмазный профессионализм нечасто встречаются в эмигрантском сообществе, вдали от словотворческой почвы. Да что там «вдали»! В самой России язык улицы и рынка залихватски захлестывает изящную словесность – добро бы диалоги, но ведь и авторский текст. Есть у медали и вторая сторона (а то и третья): иные авторы ударяются по пробитой тропке в архаизмы, такие сочинения следует читать, имея под рукой раскрытого Даля. Покойная моя няня, хоперская казачка Лена Хохлова, в подобных случаях говорила: «Тут без пол-литра не разберешься!»
Журнальные авторы, мечтающие о первой книге, – это особая порода пишущих людей. Они появляются в каждом из полутора десятков толстых журналов и альманахов – столичных, региональных, городских, постмодернистских и просто модернистских, эпатажных и респектабельных, злоупотребляющих ненормативной лексикой и пропагандирующих полную и бесповоротную отмену знаков препинания. На родине иврита, однако, все эти издания не выглядят белой вороной: политика в отношении иноязычных публикаций изменилась в корне. Но, надо сказать, и на ивритскую литературу все эти отважные русские поиски и эскапады не производят ровным счетом никакого впечатления; их просто не замечают. Русское литературное бурление происходит в своем собственном котелке, наполненном, как правило, не вполне кошерными ингредиентами. Русскоязычная литературная продукция – это, все же, затерянный мир в море израильской национальной культуры, насыпной остров, населенный экзотическими существами. Но остров этот стоит на достаточно прочной основе, в которой тесно сплелись политические, социальные и общинные интресы.
Самые свежие журналы, появившиеся на прилавках книжных магазинов, это №8 «Иерусалимского журнала» и №3 литературно-художественного альманаха «Роза ветров». «Иерусалимский журнал», прочно утвердившийся как флагман израильской литературной периодики, не обманул ожиданий. В его авторском составе Елена Макарова и Давид Маркиш, Дина Рубина, Лия Владимирова и Игорь Губерман, Михаил Хейфец и Самуил Шварцбанд, Феликс Кривин и Владимир Фромер. Украшением «Юбилейного квартала» явился Семен Липкин. В разделе «Холм памяти» сверкает рассказ Шмуэла-Йосефа Агнона «Союз любви» в удачном переводе Зои Копельман. Раздел «Подзорная гора» отмечен интересной, написанной со знанием дела и любовью статьей Л. Черкасского и Э. Шульги «”Евгений Онегин” на иврите, или счастливая встреча». Речь в статье идет о встрече Пушкина с его ивритским переводчиком Авраамом Шленским – встрече, результатом которой явился «Онегин» на иврите. Это новое издание появилось к 200-летию со дня рождения великого русского поэта. Нелишне заметить, что весьма серьезные специалисты считают перевод Шленского лучшим переводом «Евгения Онегина» на иностранный язык.
Было бы пустой тратой времени искать огрехи на страницах «Иерусалимского журнала» и ловить там блох: качество публикуемых материалов соответствует техническому уровню издания. Этого нельзя сказать о «Розе ветров». Но и «Роза» – несомненное явление в литературной жизни израильской русско-еврейской общины. На 188 страницах альманаха опубликованы стихи и пьеса, проза и критика, эссе и воспоминания, «иронизмы» и восемь гравюр одаренного Авраама Хусида под общим названием «Это Б-г водит рукой Авраама...» Всё есть, все жанры представлены. И все же создается впечатление случайности подбора и нетребовательности редактора к своим авторам. Разумеется, всякое произведение искусства оценивается субъективно, и, в конце концов, оценка умещается в три слова: «нравится – не нравится». В «Розе ветров» вызывает сомнение сам язык – эта божественная глина литературы. Далеко не все авторы «Розы» вольно владеют ремеслом замеса слов – быть может и потому, что восприятие языка как основы литературы утрачивает нынче свои королевские позиции. Этот упрек можно отнести и к молодому Дмитрию Голованову, автору рассказа «Уход». Вместе с тем Голованов, впервые публикующийся в «толстом» журнале, обладает даром варварского любопытства – этим замечательным качеством, непременным для всякого писателя. Его проза дает основания ждать от него новых эмоциональных и острых наблюдений, изложенных более тщательно. Голованову нужно то, чего лишены и другие молодые писатели в Израиле, – школа.
Но при всем, как говорится, хорошем отношении до литературной школы дело у нас в Израиле еще не дошло.
Рафи Манн: о чем говорят нестандартные слова?
Политики приходят и уходят, политические ситуации меняются, а что остается?.. Ну например, афоризмы вроде черномырдинского «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Остроумно, смешно, а, главное, выражены и итог конкретного деяния, и некая закономерность недальновидной деятельности вообще, метко подмеченная и идеально сформулированная автором. Такие «крылатые слова» не грех записывать и передавать потомкам, чтобы им легче было постигать жизнь – далекую, а порой и недалекую, но настолько иную, что без посторонней помощи и не вообразишь. Вообще опыт издания «крылатых выражений», безусловно, популярен и насчитывает множество веков...
М.: Мосты культуры. 2001
Вот и Рафи Манн, старший редактор израильской газеты «Маарив», взялся за такой труд: под одной обложкой он собрал цитаты, хорошо передающие напряженный ритм политической жизни Израиля, суровую обстановку его военных будней. Есть здесь и рожденные в огромном количестве фразы вроде «не давайте им оружия», «я поведу», «кровь за кровь, ребенок за ребенка», «весь мир против нас», «простите, что мы победили»... Что ни высказывание, то стоящий за ним конфликт – или с находящимися под самым боком арабами, или с сопредельными государствами, или между представителями различных партий и этнических групп и так далее – должностными лицами, членами парламента и лидерами страны, религиозными и светскими кругами.
Работа проведена серьезная, но не все из приведенных в книге цитат, так сказать, «крылаты». Впрочем, вошла ли в политические анналы, к примеру, фраза «даже стакан воды он ей не подал», появившаяся после холодного приема, устроенного в 1973 году Голде Меир канцлером Австрии Бруно Крайским, уже трудно судить.
Расположение в алфавитном порядке очерков-цитат тоже воспринимается, скажем, с переменным успехом. Темы отдельных историй то пересекаются, то нет, одни сюжетные интриги кажутся весьма актуальными, другие не слишком. Спору нет – сделанное в 1983 году заявление Ури Дана: «Тот, кто не хочет Шарона министром обороны, получит его в качестве премьер-министра», кажется сейчас пророческим, зато вряд ли кому-то интересно, что в 1965 году накануне выборов в кнесет Шимон Перес (которого сейчас не ругает только ленивый) выдвинул лозунг «Автомобиль – каждому рабочему».
Тем не менее большинство из рассказанных Манном историй, как и характер каждой из конфликтующих сторон, равно как и отношение к ним составителя, достаточно прозрачны, рельефны и ясны. Пожалуй, одна из довольно оригинальных особенностей этого издания в том, что, наверное, с каждой его страницы слышится голос самого автора. При всей своей нелюбви к утопическим теориям и неоправданным оптимистичным прогнозам Рафи Манн является противником насилия, невыполнения политических обязательств и открытых угроз. Ему симпатичны не только жесткие и властные политики вроде «одинокого волка» Ицхака Рабина и порой безапелляционной Голды Меир, но и чудаки вроде хозяина тель-авивского ресторана Эйби Натана, ратующего за мир и с риском для жизни перелетающего на самолете враждебную границу...
В отличие от иных публицистов, Манн не расставляет все точки над i и не берется делить враждующие стороны на правых и виноватых. Обращенные к прошлому и настоящему истории-цитаты лишь пробуждают у читателя вопросы отнюдь не сиюминутного свойства: в чем заключается роль интеллигенции и кого считать евреем?.. Можно ли руководствоваться нравственными принципами в политической деятельности и существуют ли цивилизованные способы сосуществования двух столь различных по своей ментальности народов?.. Является ли исходящая от палестинцев угроза продолжением Катастрофы?.. Не претендуя на знание истины в конечной инстанции, Рафи Манн абсолютно уверен в одном: любая политическая (так же, как и жизненная) ситуация требует от каждого из ее участников не готовых и общепринятых, а самостоятельных и нестандартных решений.
А.Г.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru