[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2002 ХЕШВАН 5763 – 10 (126)

 

 

Рош а-Шона

Коронация

 

 

 

 

Как душа наполняет тело,

так Б-г наполняет мир.

Талмуд, Брохойс, 58a

 

В ночь на Рош а-Шона все сущее возвращается в изначальное состояние. Внешняя воля восходит к горним и поглощается Б-жественной сущностью; мир пребывает в состоянии сна

и удерживаем лишь Внешней Волей.

Человеческое служение на Рош а-Шона состоит

в том, чтобы восстановить Б-жественный атрибут

царственности и заново пробудить

Б-жественное желание, «Восцарствую», звуком шофара.

Кабала

 

На одну ночь в году мир погружается в космический сон. На функциональном уровне спящий мир продолжает подавать признаки жизни: солнце все так же встает над землею, дует ветер, идет дождь, семя продолжает свой рост, животные все так же двигаются, люди – думают и чувствуют. Однако сознание творения погружено в оцепенение. Ибо сама душа его душ – «внутренняя воля»

Б-жественного желания творить – воспарила наверх, пребывая там, откуда она может созерцать свое тело и все живое, будучи от него отъединенной. Лишь «внешняя воля» – наиболее внешний элемент Б-жественного желания – продолжает поддерживать спящее тело творения.

Тогда пронзительный звук поднимается с земли и отзывается в небесах. Этот звук пробуждает спящую вселенную, заставляя ее душу вновь вернуться к осознанному бытию и своею волей одухотворить свою материальную оболочку.

То звучит зов шофара: глубокий и при этом абсолютно простой звук,

нота, лишенная какой-либо музыкальности. Этот абсолютно простой звук пробуждает душу творения и вновь возвращает ее к жизни.

Так кабалисты описывают космическую драму, повторяющуюся из года в год, когда мир «засыпает» в ночь на Рош а-Шона и «просыпается» на следующее утро, разбуженный звуком шофара. Некоторые великие мистики утверждали, что в ночь на Рош а-Шона и наутро после нее они чувствовали физическую слабость: чутко реагируя на Б-жественные эманации, пронизывающие мир, ощущали их ослабление в Рош а-Шона. И как душа мира «отступала» от материального творения, – так души этих достойных людей стремились ослабить свою связь с телом.

Но что же имеется в виду при утверждении, что мир погружается в сон? Каким образом то, что мы трубим в шофар, может восстановить сознание и жизненную силу творения? Почему внутренняя воля Б-га отступает от мира в ночь на Рош а-Шона, а Его внешняя воля продолжает пребывать с миром? В чем состоит различие между внутренней волей и внешней волей? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны сперва понять функцию и динамику «воли» в нашей жизни.

 

Слои воли

Воля – душа деяния. В конечном счете ни один поступок не может быть совершен, если он не побуждаем волей.

Однако воля имеет многослойную структуру. Внешний слой воли приводит в исполнение наши решения. Под этим слоем находится другой слой, связаный с внутренней волей, под ним – еще один глубинный слой и так далее.

Тем самым связь между волей и деянием вовсе не есть нечто статичное, она изменчива и подвержена колебаниям. Порой самый внешний слой побуждает нас к действию, и тогда в этом действии присутствует наше желание, а совершив его, мы надеемся получить удовлетворение – у нас есть мотивация. Порой же все наши действия лишены жизни, мы совершаем их, будто в летаргическом сне, – это действия, поддержанные лишь глубинными слоями воли.

Чтобы пояснить сказанное, представим человека, у которого есть собственное дело. Этот бизнесмен совершает множество действий в течение дня: встает ранним утром, добирается до офиса, отвечает на телефонные звонки, встречается с потенциальными клиентами и т. д. На глубинном уровне к этим действиям его побуждает воля к их совершению: он хочет встать с постели, хочет завести машину, хочет снять телефонную трубку – если бы он не хотел этого, то не делал бы. Однако почему он хочет делать все это? На уровне глубинной воли он хочет, чтобы его дело процветало. Но – почему он хочет, чтобы оно процветало? Да ведь оно дает ему доход и престижный статус в социуме – и если бы не это, у него не было бы желания заниматься данной деятельностью. Но и здесь, если присмотримся, то увидим, что за желанием денег и статуса кроется желание иметь пропитание, крышу над головой и уважение таких же, как он. А оно, в свою очередь, восходит к желанию продолжить существование – такое желание присуще всякому живому существу.

Это не означает, что всякий раз, снимая телефонную трубку, наш бизнесмен делает это потому, что от этого зависит само его существование. По сути, он вовсе не уверен, что в результате данного разговора получит доход или что этот разговор так уж важен для его бизнеса. Но каждое его действие является конечным результатом цепочки волевых импульсов, поднимающихся из глубины его существа. Поэтому всякое действие – например, снятие телефонной трубки – «содержит» в себе всю последовательность импульсов воли, вплоть до самых глубинных и сущностных.

И душа действий этого бизнесмена – та глубинная «внутренняя воля», сопрягающая его поступки с глубинным вопросом о зависимости от них самого факта его существования. То есть – действие берет начало в самой глубине его «я». Это объясняет, почему владелец какого-либо дела, поднимая телефонную трубку, проявляет желание и заинтересованность куда бо€льшие, чем самый надежный сотрудник, работающий по найму.

 

Оценка

Но порой душа, оживляющая деяния, воспаряет над ними, чтобы сверху обозреть тело и жизнь, пребывая как бы отделенной от них.

Это те мгновения, когда человек подвергает свои действия переоценке. Действительно ли этот бизнес приносит доход? Действительно ли это то, что я хочу делать в этой жизни?

Он занят этим делом, как и прежде. Он все так же каждое утро поднимается с постели, едет в офис, отвечает на телефонные звонки. На внешнем уровне воли он продолжает «хотеть» это делать. Но глубинные слои его воли уже в этом не участвуют. И можно сказать, что дело «погружено в сон», оно живо лишь благодаря самым поверхностным волевым импульсам.

А потом происходит нечто, от чего у этого бизнесмена вновь загорается желание заниматься делом. Возможно, заглянув в годовой баланс, он увидел, что дело принесло хорошую прибыль, или вдруг пришел к выводу, что оно очень перспективно. Или в некой сделке материализовалось все, что ему нравится в своем деле, что укрепляет его самооценку и приближает его к жизненой цели. И его действия, до этого бездушно-механические, вновь наполняются жизнью и энергией. Бизнес пробудился ото сна.

 

Воля, направленная на мир

Раз в году мироздание застывает в состоянии, когда от него отступает дух, живящий этот мир.

Б-г оценивает Свое творение. Приносит ли оно доход? Отвечает ли оно Моим целям? Хочу ли Я и дальше выступать в роли «Творца»?

Солнце продолжает всходить, дует ветер, идет дождь, зерно продолжает расти. Желание Б-га, направленное на мир, продолжает удерживать вселенную в состоянии бытия и движения. Но желание Б-га, направленное на мир, – всего лишь внешний слой души мира.

Почему Б-гу желанен мир? Это мотив, лежащий слоем глубже, связанный с иным  уровнем воли, а есть еще и еще более глубокие уровни. В кабалистических трактатах изложено множество мотивов, по которым Б-г сотворил мироздание: желание выразить бесконечность Своих возможностей; желание быть познанным тварью; желание блага... Каждый из этих мотивов относится к иному уровню Б-жественной воли, каждый описывет проявление души мира на ином уровне реальности.

В сердцевине всего этого лежит сама сущность Б-жественной воли к творению: Б-г сотворил мир потому, что желал быть царем.

 

Определение царственности

Б-г всемогущ и всесилен. Потому, казалось бы, Ему очень просто было сделаться царем: нужно было просто сотворить мир, населить его живыми созданиями и править ими. Но одно это само по себе не сделало бы Его царем в истинном смысле этого слова.

Пастух, пасущий овечью отару в миллион голов, – еще не царь. Тиран, управляющий империей, которую населяет миллиард запуганных подданных, – еще не царь. Благодушный патриарх, чья власть распространяется на десятки его потомков, – еще не царь. Учитель, у которого тысяча преданных учеников, – еще не царь. У всех перечисленных персонажей есть одна общая черта: находящиеся под их властью подчиняются ей вынужденно. Они могут склониться перед этой властью в силу того, что пастух преданно заботится о нуждах стада, или в силу того, что тиран заставляет подданных подчиняться силой, в силу сыновних уз или из почтения перед мудростью учителя. Но, так или иначе, подчинение здесь – вынужденное. А истинная царская власть не может быть навязана насильно.

Истинный царь – тот, чьи подданные  добровольно согласились повиноваться ему. Не потому, что они нуждаются в нем или боятся его силы, или любят его. Не от того, что осознают его величие. А из-за того, что они избрали его царем.

Вот потому, чтобы стать царем вселенной, Б-г сотворил человека – создание, наделенное свободой выбора. Он создал существо, которое одновременно было бы и дальше всех от Него, и близко Ему, как ни одно другое создание. Человек далек от Него, потому что является свободным и независимым созданием – он даже свободен восстать против своего Творца; и человек близок Ему, ибо он свободен и независим и в этом подобен Б-гу. По словам первого человека, Адама, «Последним и первым Ты создал меня» (Теилим, 139:5 в трактовке Ваикро Раба, 12:2; Ликутей Тора, Матойс, 81б). Б-г создал человека последним, из самой «неблагородной» материи – «из праха земного» – «и вдунул в ноздри его дыхание жизни», так что  стал человек «по образу Б-га» (Брейшис, 2:7; там же, 1:27; см. Талмуд, Сангедрин, 38a).

Но раз в год «все сущее возвращается в изначальное состояние», и Б-г оценивает Свое желание, направленное на мир. Оценивает то сущностно-глубинное «почему», в силу которого Он занят нами как пастырь, владыка, отец  и учитель. Раз в год Б-г задает Себе вопрос: «Зачем творить мир?»

 

Первая коронация

Время для этого космического аудита выбрано не случайно: Рош а-Шона – день, когда впервые была реализована  власть Б-га над миром.

Рош а-Шона – шестой день творения, когда был сотворен человек. Б-г уже создал небо и землю, животных и ангелов; Он уже управлял миром, подчинявшимся Его власти, распространяющейся на тварей, Его боялись и Его любили, и были проникнуты сознанием Его мудрости. Но при всем том душа душ мира еще не была пробуждена. Затем Б-г сотворил человека, и тот был единственным из созданий, кто обладал свободой принять или отвергнуть своего Создателя.

И мгновением позже Б-г стал царем. «Когда Адам встал на ноги, – говорится в Зогаре (ч. I, 221б), – он увидел, что все твари перед ним трепещут и следуют за ним, как слуги за хозяином. И тогда он сказал им: “Приходите, падем, поклонимся и преклоним колени пред Б-гом, Творцом нашим”» (Теилим, 95:6). Когда первый человек избрал Б-га царем, изначально предназначенное творение получило свою реализацию, и созданное Б-гом наполнилось бытием и жизненной силой.

Каждый год «все сущее возвращается в изначальное состояние», и отношения Б-га с творением оказываются подобны тем, что были до того, как Адам признал Его царственную власть. В ночь на Рош а-Шона «внутренняя воля» Б-га, направленная на творение, отступает, и мир погружается в состояние «сна».

Тогда пронзительный звук поднимается с земли и отзывается в небесах. Трубный звук шофара – это абсолютно простой звук, выражающий не страх подданного, не любовь ребенка, не изощренность понимания учеником своего наставника, а просто трубный звук коронации, когда люди венчают своего царя. Этот звук выражает простоту выбора – истинного выбора, свободного от всех внешних мотиваций и влияний.

Этот звук пробуждает спящую вселенную, заставляя ее душу вновь вернуться к осознанному бытию.

 

 

Йом Кипур

Обратная биология

 

 

 

 

В великом Твоем милосердии Ты даровал нам этот день поста... День, когда запрещено есть,.. запрещено пить...

Из молитвы Мусаф в Йом Кипур

В Грядущем Мире нет ни пищи, ни питья...

Талмуд, Брохойс, 17a

 

Человек состоит из тела и души – физическая оболочка из плоти, крови, мышц и костей, населенная и оживляемая духовной силой, описанной хасидскими мудрецами как «буквально частица Всевышнего» (Тания, гл. 2).

Общеизвестная мудрость гласит: дух более возвышен, чем материя, а душа более свята (то есть ближе к Б-жественному), чем тело. Это понимание, по-видимому, подтверждено тем, что Йом Кипур, самый святой день в году — день, когда мы  достигаем вершин близости с Б-гом, – предписан Торой как день поста. Это день, когда мы несомненно оставляем свое тело и его нужды, чтобы посвятить себя исключительно духовной деятельности – покаянию и молитве.

Однако в действительности день поста приводит к более глубокой, а не более отдаленной связи с телом. Когда человек ест, он питается поглощаемой пищей и питьем. В день поста жизненная сила поступает из самого тела, от энергии, хранящейся в его клетках. Другими словами, в менее священные дни именно внешняя сила (энергия пищи и питья) удерживает тело и душу вместе; в Йом Кипур союз тела и души происходит от самого тела. 

Так, Йом Кипур дает ощутить вкус кульминационной стадии творения, известной как «Грядущий Мир». Талмуд говорит нам, что «в Грядущем Мире нет ни пищи, ни питья» – утверждение это иногда понимают в том смысле, что в своей последней и самой совершенной стадии творение целиком духовно, лишено тел и всего физического. Об этом писали многие: Рамбам, рабби Саадия Гаон, Рамбан и др. Однако Кабала и хасидское учение описывают Грядущий Мир таким, где физическое измерение бытия не отвергнуто, но сохранено и возвышено.

То, что в Грядущем Мире «нет ни пищи, ни питья», объясняется не отсутствием тел и физической жизни. А тем, что в будущем мире само «тело будет питать душу», симбиозом материи и духа, когда человеку не нужны будут внешние источники питания, чтобы поддерживать его.

Конечно, в Талмуде и мидрашах можно отыскать упоминание и о том, что в Мире Грядущем будет пища и питье: например, «пиры», которые Б-г приготовит для праведных. В свете этого утверждение, что не будет «ни пищи, ни питья» можно истолковать в том смысле, что телу не потребуется еда или питье для питания – потребление еды и питья станет служить иным целям.

 

Два проводника

Физическое и духовное – творения Б-га. И то, и другое было сотворено Им из абсолютного небытия, и оба несут отпечаток своего Творца в отдельных качествах, их определяющих.

Духовное, с его неосязаемостью и трансцендентностью времени и пространства, отражает бесконечность и возвышенность Б-га. Духовное также от природы смиренно, с готовностью признавая свое подчинение Б-жественной истине. Именно эти качества делают духовное «святым» и проводником связи с Б-гом.

Духовные сущности, такие как души и ангелы, осознают себя скорее проводниками Б-жественного качества и цели, чем существами с собственным эго и индивидуальностью как физические создания. Самоотверженность духовного также различима в бессознательных вещах: мысль или чувство всегда направлены на что-то другое, тогда как физическое тело явно направляет их на самое себя.

Физическое, с другой стороны, осязаемо, эгоцентрично и имманентно. Эти качества определяют его скорее как «мирское», а не святое, отмечают его как затемнение, а не откровение Б-жественной истины. Ибо недвусмысленное «Я есть» физического противоречит истине, что «нет другого, кроме Него» (Дворим, 4:35) – что Б-г есть единственный источник и конец всего сущего.

Но в конечном счете все происходит от Б-га: каждая черта любого из Его творений исходит от Него и служит для откровения Его истины. И на более глубоком уровне те самые качества, что делают физическое «нечестивым», – делают его самым святым и Б-жественным из творений Б-га. Ибо что такое «Я есть» физически, как не эхо недвусмысленного бытия Б-га? Что есть осязаемость физического, как не указание на абсолютность Его реальности? Что есть «себялюбие» физического, как не подобие, пусть и отдаленное, исключительности Б-жественного, выраженного в аксиоме «Нет другого, кроме Него»?

Сегодня физический мир показывает нам только свой самый поверхностный лик, и запечатленные на нем Б-жественные черты искажены, как будто они скрывают, а не обнаруживают благочестие. Сегодня, когда физическое тело говорит нам: «Я есть», оно обнаруживает не реальность Б-га, но независимое, самодостаточное бытие, скорее оспаривающее, чем повторяющее Б-жественную истину. Но в Мире Грядущем станет виден результат труда сотен поколений, направленного на очищение материального мира перед Б-жественным лицом, – истинный лик физического.

В Грядущем Мире физическое, как и духовное, будет проводником Б-жественности. На самом деле, во многих отношениях оно превзойдет духовное как проводник благочестия. Ибо в то время как духовное выражает различные Б-жественные черты — бесконечность Б-га, трансцендентность и т. п., физическое выражает бытие Б-га.

Сегодня тело должно относиться к душе как к своему нравственному ориентиру, источнику своей осведомленности и оценки всего Б-жественного. Но в Грядущем Мире «тело будет питать душу». Физическое тело будет источником осведомленности и распознавания Б-жественного, что более возвышенно, чем духовное видение самой души.

Йом Кипур — вкус этого будущего мира обратной биологии. Таким образом, это день, когда нас «сохраняет голод» (Теилим, 33:19), и мы получаем пищу из самого тела. В Йом Кипур – этот самый святой день – тело становится источником жизни и питания, а не потребителем.

 

 

Суккос

Четыре тайны царя Соломона

 

 

 

Три (вещи) сокрыты для меня,

а четырех я не знаю.

Мишлей, 30:18

 

Несмотря на всю мудрость, дарованную Шломо... для него были тайной Четыре Вида. Ибо написано: «Три вещи сокрыты для меня» – это пасхальная жертва, маца и моройр [которые едят в пасхальный сейдер]; «а четырех я не знаю» – это Четыре Вида [которые берут в Суккос].

(Мидраш Раба, Ваикро, 30:14)

 

 

В Суккос Тора предписывает нам взять Четыре Вида – эсрог (цитрон), лулов (нераскрывшийся лист финиковой пальмы), адас (миртовую ветвь) и арова (ветвь ивы).

«Письменная Тора» – Пятикнижие, как то часто бывает, передает предписание в нескольких загадочных словах. Она предоставляет расшифровывать смысл, скрытый в наставлениях, «Устной Торе» – передаваемой из поколения в поколение традиционной интерпретации Письменной Торы, которой учил Моше. В Письменной Торе стих, касающийся Четырех Видов, звучит следующим образом:

И возьмите себе... плод дерева великолепного, ветви пальмовые и отростки дерева густолиственного, и верб речных... (Ваикро, 26:40).

Царь Шломо, свидетельствует мидраш, был озадачен этим стихом. «Кто говорит, что “плод дерева великолепного” это эсрог?», — спрашивал он. «Все фруктовые деревья приносят красивые плоды! [Что же касается] “ветвей пальмовых”, Тора говорит нам взять ветви во множественном числе... однако мы берем лулов, нераскрывшийся лист пальмы. И кто говорит, что “отростки дерева густолиственного” это мирт? ... И относительно “вербы речной” – все деревья чаще растут у воды» (Мидраш Раба, Ваикро, 30:14; Танхума, Эмойр, 20).

И действительно, откуда нам известно, что «плод дерева великолепного, ветви пальм, отростки дерева густолиственного и вербы речной» – это эсрог, лулов, мирт и ива? Талмуд, итожащий сорок поколений устной традиции интерпретации Торы, устанавливает Четыре Вида в ряде гомилетических (проповеднических) объяснений и толкований слов на иврите, употребленных в этом стихе. Ключ к определению «плода дерева великолепного» – в слове адар, «великолепный», его также можно читать а-дар – «тот, который пребывает». Эсрог в этом уникален – все прочие плоды растут в какое-то определенное время года, а он «пребывает на дереве круглый год», продолжая расти и созревать в разных климатических условиях, подтверждает Талмуд (Сукко, 35a).

Относительно же лулова в Торе действительно написано: «ветви финиковых пальм». Но слово капойс, «ветви чего-то», написано без буквы вав. А значит, можно читать его капас, «ветвь чего-то», в единственном числе. К тому же слово капойс имеет также значение «связанный»: подразумевается, что мы должны взять нераскрывшуюся ветвь – «лист пальмы» (там же, 29б и 32a). Таким образом, Устная Тора определяет второй из Четырех Видов как лулов.

Есть много «густолиственных деревьев», чьи «листья полностью покрывают ствол»; но слово авойс, «густые», также означает «плетеные» и «веревкообразные». Поэтому «ветвь густолиственного дерева» анаф эйц авойс определяется как ветка мирта: его перекрывающие друг друга листья растут пучками по три, производя впечатление плетеной веревки. Под это описание подходит и другое растение – ирдуф, олеандр обыкновенный, но Талмуд отвергает эту возможность как несовместимую с правилом: «пути ее [Торы] – пути приятные, и все ее стези – мир» (Мишлей, 3:17). А ирдуф – колючее и ядовитое растение (Сукко, 32б).

Аровойс в этом стихе определяются как ветви ивы, так как ива чаще растет у воды и имеет листья удлиненной формы, похожие на реку (там же, 33б). Другой определяющий признак аровы: ива обычно – густые заросли, арова родственно слову ахва – «братство» (Талмуд, Шабос, 20a).

Конечно, царь Шломо, по свидетельству I Книги Царей мудрейший из людей (5:11), был столь же искусен в толкованиях Торы, как и мудрецы Талмуда, чьи рассуждения приведены выше. В любом случае, в Торе много загадочных мест, где законы выводятся из двойных значений и вариативного написания слов. Драматическое заявление Шломо, касающееся эсрога, лулова, мирта и ивы – «[Три сокрыты для меня], а четырех я не знаю» – должно предвещать более глубокий смысл. А именно – смысл, относящийся к внутреннему значению Четырех Видов, которые берут в Суккос.

 

Четыре рода людей

Четыре Вида, говорит мидраш, соответствуют четырем типам людей.

Миссия человека в жизни состоит из двух основных задач: учения и действия. Тора – это инструмент, посредством которого мы получаем знание о нашем Творце и способность проникновения в суть жизни. Мицвойс, Б-жественные заповеди, – средство, при помощи которого мы строим лучший и более святой мир, превращая физическое творение в «дом Б-га». Эти два стремления определяют четыре типа личности, представленных в Четырех Видах.

Эсрог, обладая приятным вкусом и восхитительным ароматом, представляет совершенного человека, который и учится, и действует. Лулов – побег финиковой пальмы, приносит плод, имеющий вкус, но лишенный запаха: это – портрет ученого-затворника, который растет в своей мудрости, но избегает мира действия. Благоухающий, но безвкусный мирт – это энергичный человек, изобилие его добрых дел поглощает все его время и силы. И наконец, лишенная вкуса и запаха ива представляет личность, которая не учится и не действует, не реализуя свой интеллектуальный потенциал и способность усовершенствовать мир. В Суккос эти Четыре Вида «все связаны вместе в один пучок», каждый как неотъемлемая часть общины Б-га, говорит Мидраш Раба (Ваикро, 30:11).

 

Многострадальный плод

В свете этого мы можем понять четыре вещи, бывшие тайной для самого мудрого из людей.

Если «великолепный плод» в Четырех Видах представляет гармонию учения и выполнения, то почему этот плод «пребывает на дереве круглый год»? Такого совершенства следовало бы ожидать от созревающего в безмятежности, в исключительно гармоничном для его природы и потребностей климате плода, а не от такого, чей рост тревожат постоянно меняющиеся условия. И все же вновь и вновь мы обнаруживаем: самые великие личности – те, кто всю жизнь занят тяжким трудом и решением сложных задач; что гармоничные личности выковываются в необходимости справляться с изменяющимися обстоятельствами и постоянно приспосабливаться к новому климату и окружению.

Для царя Шломо это было одной из величайших тайн жизни. Как непостоянство дает толчок росту? Почему так происходит, что человек, наслаждающийся спокойным существованием, вовсе не столь «ароматен» и «восхитителен», как иной, получающий удары от превратностей жизни?

 

Сжатые листья

Лулов так же вызвал замешательство царя Шломо. Не сама ли природа интеллектуального рассуждения порождает различные мнения и выводы? По Талмуду «ученые Торы сидят многочисленными группами и изучают Тору. Одна группа считает вещь нечистой, а другая считает ее чистой; одна группа запрещает действие, а другая его разрешает; одна группа признает что-то негодным, а другая толкует это как соответствующее» (Хагига, 3б).

Поэтому когда стих говорит о «ветвях пальм», мы склонны понимать это буквально, в множественном значении. Ибо если второй из Четырех Видов подразумевает ученого Торы – ум, освобожденный для усвоения Б-жественной мудрости, – то не должен ли он состоять из двух ветвей пальмы, сохраняя множественную природу разума? Не должны ли их листья быть раскрыты и развернуты, указывая на различные направления, принимаемые при рациональном изучении понятия, когда за дело берется разум?

И однако же лулов, предписанный Торой, – это одна нераскрывшаяся ветвь с листьми, соединенными в один побег, указывающий в одном направлении. В завершении приведенного места в Талмуде сказано: «Тогда должен ли человек спросить: “Как тогда я могу изучать Тору? Но все было получено от единственного пастыря”» (ср. Эрувин 13б: «И те, и другие – слова Б-га Живого»).

Это была вторая из двух тайн, над которыми размышлял царь Шломо. Как многочисленные мнения и перспективы Торы соотносятся с «единственным пастырем»? Как может Б-жественная мудрость просачиваться сквозь столь разнообразный мир человеческого разума и оставаться единственной истиной единственного Б-га?

 

Сплетенная ветвь

Третий из Четырех Видов представляет «действенный» аспект жизни: то, как мы выполняем назначение творения физическими действиями мицвойс, строя таким образом «жилище для

Б-га в физическом мире». Так Тора определяет мирт, указывая на его «плетеный» вид, придаваемый листьями, растущими пучками по три: число «три» представляет сферу действия, третье из трех «облачений» или орудий выражения (мысль, речь и действие) души (Тания, гл. 4).

Здесь заложена, возможно, самая великая тайна. Как может смертное и земное физическое действие «служить домом» для Б-жественной сущности? И действительно, сплетенная ветвь, приходящая на ум, когда мы размышляем о физическом мире, – это не благоухающий мирт, а колючий и ядовитый ирдуф!

Но именно материальный мир Б-г избрал, чтобы сделать его Своим домом. И именно физическому действию Он придал способность служить для человека высшей формой общности с Ним. Почему? Для мудрейшего из людей это был один из четырех феноменов, о которых он мог только сказать: «Я не знаю».

 

Братство деревьев

Четвертая из тайн Шломо касается ивы — дерева без аромата и вкуса, лишенного способности к учению и действию.

Почему этот вид перечислен среди Четырех Видов? Сам стих дает ответ на этот вопрос, говоря о четвертом виде как о «речных аровойс». «Ива», возможно, не проявляет никаких положительных качеств, но ее корни погружены в берега ее родовой реки и питаются водами наследия. Она также потомок Авраама, Ицхака и Яакова, в ее жилах так же течет любовь и благоговение перед Б-гом, завещанные ими всем потомкам.

Другой признак ивы – она «растет в братстве». Это указывает на уникальную черту человека-«ивы»: сам по себе он может не проявлять никаких положительных черт или достижений, но когда он оказывается в общине, вдруг становится видна аура святости, присущая каждой индивидуальной душе. Так наши мудрецы говорят нам, что Б-жественное присутствие пребывает на собрании десяти людей (число, составляющее «общину»), даже если они не заняты изучением Торы или исполнением мицвойс (Сангедрин, 39a; Тания, конец гл. 11). В отличие от этого, когда человек изучает Тору или занят исполнением заповедей, Б-жественное присутствие пребывает даже с ним одним (см. Пиркей овойс, 3:6). Это также и значение миньяна – кворума из десяти человек, необходимого для чтения некоторых молитв: десять человек, собравшиеся вместе, представляют количественный скачок к святости. Десять необразованных невежд составляют миньян, а девять набожных ученых – нет.

Вот что было для царя Шломо тайной, заключенной в иве. Как ничто в десятой степени может прибавляться к чему-то? Если каждый сам по себе не обладает видимым выражением врожденной святости, то какие изменения происходят, когда десять таких людей собираются вместе? «Все деревья растут у воды, – размышлял мудрейший из людей, – чем же так выделяются ивы, что заслужили место среди Четырех Видов»? Просто тем, что они растут близко друг к другу?

 

Самоочевидные невероятности

Если мы думаем об этих тайнах, они оказываются столь же загадочны и неуловимы, как и тридцать веков назад, когда над ними размышлял царь Шломо. Но обычно мы совсем не думаем о них – столь глубоко они укоренились в нашей реальности. Несмотря на свою логическую непостижимость они – очевидные и вездесущие истины в нашей жизни.

Почему непостоянство и невзгоды дают толчок росту? Как могут несовместимые идеи воплощать единственную истину? Почему простое физическое действие возвышает нас до уровня святости и благочестия, недостижимого путем самого напряженного духовного опыта? Как определенное число человеческих существ волшебно преображается, соединяясь в общину, намного превосходя при этом сумму их индивидуальных составляющих?

Царь Шломо не мог объяснить этих тайн; мы, конечно, тоже. Но мы признаем их самоочевидными в нашей жизни как четыре краеугольных камня нашего существования, несущих печать Творца, в безграничном бытии которого противоположности соединяются, а парадоксальные истины гармонично соседствуют. Четыре Вида вызвали у царя Шломо признание: «я не знаю». А три заповеди Пейсаха были всего лишь «сокрыты для меня», – сказал он. Относительно Пейсаха царя Шломо удивило, что народ недостойный (по словам мидраша Ялкус Реувени, Шмойс (14:27): «Чем одни отличаются от других? Эти [египтяне] идолопоклонники, и эти [израильтяне] идолопоклонники!» – получил дары: веры (мацу), свободы (пасхальную жертву) и непоколебимости (моройр). Б-г выбрал нас, чтобы вывести из Египта и сделать Своим народом в честь заслуг трех наших предков, воплощавших три эти качества: благодаря вере Авраама, соблюдавшего заповедь есть мацу (Псикта Раба на Брейшис, 18:6), способности превзойти самого себя, присущей Ицхаку, евшего пасхальную жертву (Раши на Брейшис, 27:9), и непоколебимости терзаемого бедами Яакова (Брейшис, 31:40; Талмуд, Шабос, 89б).

Действительно, удивительно – Б-г выбрал народ как Свою избранную нацию не по его собственным заслугам, однако это не лишено логики. С одной стороны, деяние это превосходит здравый смысл, но ему не противоречит. С другой стороны, четыре парадокса, воплощенные в Четырех Видах Суккоса – логические невероятности, вызвавшие у царя Шломо не только выражение изумления, но и утверждение: «я их не знаю».

Это отражает соответствующее расположение Пейсаха и Суккоса в еврейском календаре. Еврейский год имеет две «головы» или начала: Нисан – месяц Исхода и Тишрей – месяц, когда сынам Израиля были даны «Вторые скрижали» после их раскаяния в грехе поклонения Золотому Тельцу, и даровано новое начало в их отношениях с Б-гом. Нисан представляет Б-жественное служение цадика – совершенной праведной личности; Тишрей – служение баал-тшувы, «возвратившегося» или кающегося. Совершенство цадика переступает пределы нашего конечного мира, чтобы установить связь с «удивительным» (то есть сверхрациональным и бесконечным) светом Б-га. Однако баал-тшува достигает бо€льших высот, устанавливая связь с «непознаваемой» сущностью Б-га. Сущностью, не только превосходящей пределы смысла и существования, но и творцом парадоксов, и гармоничным источником противостоящих сил и противоположных истин, наполняющих наш мир.

 

 

Симхас Тойра

Дочери ближние и дальние

 

 

Тора — основное содержание жизни еврея: его связь с Творцом, удостоверение его национальной идентичности, план достижения совершенства, к которому он стремится. И поэтому нет ничего удивительного в том, что самый радостный праздник еврейского календаря – Симхас Тойра, когда завершается и вновь начинается годичный цикл чтения Торы.

Симхас Тойра следует сразу за праздником Суккос. Библейское название Симхас Тойры — Шмини Ацерес, что означает «День Восьмой, Запирающий», так как назначение этого праздника – удержать, не дать растечься приобретениям семи дней праздника Суккос.

Но почему мы празднуем Симхас Тойру в Шмини Ацерес, в 22-й (и 23-й) день Тишрея? Обычно праздники соответствуют тем датам календаря, которые отмечают исторические источники по их сути и значимости: Пейсах празднуется в годовщину нашего Исхода из Египта, Рош а-Шона — в день сотворения человека и т.д. Следовательно, не более ли уместно праздновать Симхас Тойру на шестой день Сивана, – день, в который Б-г явил Себя на горе Синай и даровал нам Тору как вечное наследие? Конечно, мы отмечаем эту дату праздником Швуэс – праздником, посвященным переживанию вновь и вновь откровения на Синае и повторению нашего Завета с Б-гом, скрепленного Торой. Но все же нашу радость по поводу Торы мы припасли для праздника Шмини Ацерес – дня, не имеющего явной исторической связи с нашим отношением к Торе.

Можно было бы объяснить это тем, что наша жизнь с Торой в течение годичного цикла ее чтения, ее изучение и применение в повседневной жизни имеет большее значение, чем изначальное ее получение на Синае. Но вот что следует объяснить: почему мы заканчиваем и начинаем чтение Торы в Шмини Ацерес? Почему Моше, установивший годичный цикл чтения Торы, не составил распорядок до конца, – так, чтобы этот цикл возобновлялся в праздник Швуэс?

 

Календарные близнецы

Как ни странно, более пристальный взгляд на Шмини Ацерес и Швуэс открывает удивительное сходство между этими двумя праздниками. Швуэс также называется «Ацерес», ибо он служит еще и инструментом «закрепления» и «впитывания» для предшествующего ему праздника. Далее это сходство доказывается тем, что, как и Шмини Ацерес, Швуэс также «день восьмой, запирающий» – однодневный праздник, завершающий цикл из семи: Шмини Ацерес следует непосредственно за семью днями Суккоса, а Швуэс завершает семинедельный отсчет омера, начинающийся в Пейсах.

Два Ацерес являются отражением друг друга в годовом цикле. Еврейский год – как круг с двумя полюсами: два главных месяца, Нисан и Тишрей, считаются (каждый в своей сфере) «первым» и «началом» всего года. А 15 число Нисана – это дата Исхода, и она открывает семидневный праздник Пейсах. Ровно через шесть месяцев, 15 числа месяца Тишрей, начинается другой семидневный праздник еврейского года – Суккос. И оба семидневных праздника завершаются однодневным «Ацерес». Единственное нарушение симметрии в том, что Ацерес праздника Суккос – непосредственно восьмой день после семи, а Ацерес Пейсаха – более отдаленный «восьмой», следующий за 49 (7 по 7) днями, отсчет которых начинают на второй день Пейсаха.

Вот почему мудрый толкователь Талмуда рабби Иеошуа бен Леви говорит: «Ацерес праздника Суккос должен был бы происходить на пятьдесят дней позже, как Ацерес Пейсаха» (Мидраш Раба, Песнь песней, 7:4).

В самом деле, почему Шмини Ацерес непосредственно следует за Суккос? Для объяснения этого рабби Иеошуа предлагает такую притчу:

У царя было много дочерей. Некоторые из них вышли замуж в ближних краях, а другие – в дальних. Однажды они все приехали навестить своего отца. И сказал царь: у живущих недалеко от меня есть время, чтобы отправиться и прийти, а у живущих вдали нет времени, чтобы отправиться и прийти. Но так как все они здесь со мной, я сделаю один праздник и возликую вместе с ними.

Таким образом, праздником Ацерес Пейсаха, когда мы приходим из зимы в лето, Б-г говорит: «У них есть время отправиться и прийти». Но праздником Ацерес Суккоса, так как мы приходим из лета в зиму и прах дорог тяжел, и обходные дороги трудны... Б-г говорит: «У них нет времени, чтобы отправиться и прийти, поэтому, так как все они здесь, Я сделаю один праздник для всех них и возликую вместе с ними».

 

Что такое «Ацерес»?

Чтобы лучше понять важность вопроса рабби Иеошуа и ответа, скрытого в его притче, мы должны сначала рассмотреть концепцию «Ацерес». Почему празднику нужен Ацерес?

Кабала и хасидское учение объясняют, что «Ацерес» – это впитывание и усвоение того, что ранее было осуществлено и выражено на более внешнем уровне. Ацерес имеет то же значение, что и пищеварение для принятия пищи, усвоение – для учения, зачатие – для брака.

Получение нами Торы в Швуэс – это «Ацерес» нашего освобождения от рабства семью неделями ранее. В Пейсах мы стали свободными людьми – свободными от кнута надсмотрщика, свободными от подчинения самому жестокому, самому низкому обществу на земле. Но что такое свобода? Как она должна быть воспринята, усвоена и интегрирована в наше повседневное существование? Назначение Исхода – как Б-г поведал Моше, наказав ему вывести детей Израиля из Египта, – было в том, что он должен привести их на Синай, явствует стих Шмойс (3:12).

Свобода, обещанная Б-гом Израилю, была не только свободой от физического рабства, но свободой, дающей душе возможность понять весь свой потенциал, ощутить внутреннюю связь со своей сущностью и источником, осуществить свою миссию и назначение в жизни. Такая свобода возможна только через Тору – созданный Б-гом «план творения», ведущий и направляющий нас к пониманию: кем и чем мы в действительности являемся, и к соответствующей этому самореализации.

Поэтому каждый год после получения дара свободы 15 числа месяца Нисан мы начинаем 49-дневный процесс ее впитывания и усвоения – процесс, достигающий кульминации в Ацерес праздника Швуэс. И мы трудимся семь недель, чтобы усвоить истинное, внутреннее значение Исхода 49 особенностями и качествами наших душ, чтобы довести до совершенства свободу Исхода в свободе Торы.

Так мы переходим (по выражению рабби Иеошуа) от зимы к лету. Переходим от холода бесцельности к теплу страстной цели, от мук борьбы к радости успеха, от мрака невежества к чистому летнему свету мудрости и понимания. Затем, через шесть месяцев, приходят праздники Тишрея.

 

Вторые скрижали

Жизнь – не непрерывная последовательность развития и роста, как мы это планируем: в ней есть и промахи, и неудачи, и отступления. Жизнь нашего народа была именно такой: через несколько недель после того, как мы стояли на Синае, узрели нашего Творца и достигли вершин свободы и совершенства, мы поклонились в стане иудеев Золотому Тельцу.

Но каждое падение также дает и толчок к дальнейшему подъему. Низвержение Золотого Тельца дало нам Йом Кипур – самый святой день в году и источник нашей связи с Торой, связи более глубокой, чем возникшая при получении откровения на Синае в Швуэс.

После откровения на Синае Б-г дал Моше «Две Скрижали Завета», на которых начертал Десять Заповедей, составляющих полноту Торы. Увидев, что Израиль попирает все, что предписывалось Скрижалями, Моше «бросил ... Скрижали, которые нес в руках, и разбил их о подножие горы» (Шмойс, 32:19).

Но из разбитых Скрижалей и Завета возникли Вторые Скрижали, содержащие в себе Тору на том уровне, на котором первые ее не содержали и не могли содержать. В 9-й день Тишрея, с тех пор почитаемый как Йом Кипур, Б-г вручил нам Вторые Скрижали, передав нам такое измерение Торы, которое может пробудить лишь возрождающая сила тшувы (покаяния, буквально «возвращения»).

На самом простом уровне Тора – набор завещанных Б-жественных заповедей, и, выполняя их, человек становится связанным с

Б-гом как орудие Его воли. Таково было измерение Торы, начертанной Б-гом на Первых Скрижалях. Но Тора – это нечто большее, и свидетельство тому – сама Тора дает концепцию тшувы.

Чтобы восстановить разорванную связь, нужно достичь той ее части, что никогда не была повреждена. Возможность тшувы означает, что даже если человек нарушает Б-жественную волю, суть его связи с Б-гом не затрагивается. И то, что в самой Торе содержится заповедь тшувы, означает: Тора – инструмент не только связи между нами и Б-гом, реализуемой нами в соблюдении Его заповедей, но и нерушимых уз, на которые никогда не могут повлиять наши поступки. И также поэтому тот, кто в своих отношениях с Б-гом разрушил измерение «Первых Скрижалей», может, иссушенный голодом, жаждой, требованием тшувы, проникнуть в глубины Торы, в самую суть отношений, и построить их заново.

Пока мы не отклонялись в жизни от прямого и истинного пути, предписанного Торой, не было необходимости – и случая – применять силу тшувы. Вот почему Первые Скрижали содержали лишь «традиционный» аспект Торы – связь с Б-гом, достигнутую выполнением Его воли. И только на Вторых Скрижалях, явленных результатом нашей тшувы, ответа на наше первое падение как народа, начертал Б-г сущность Торы – связь между Им и нами. Связь, превосходящую законы и заповеди Торы.

 

Невидимое и открытое

Суккос также является и празднованием Йом Кипура.

Тшува по самой своей природе интровертна: душа уединяется со своим Б-гом, страдает из-за той отдаленности, которую она создала между ними, и в глубине своих страданий находит признаки искупления своих грехов – возможность исправить и очистить свое порочное прошлое.

Интимная природа тшувы подтверждается явным различием между Первыми и Вторыми Скрижалями. В Швуэс весь еврейский народ собрался у горы Синай; и были гром и молния, облака огня, дыма и трубный глас шофара, когда Б-г огласил Десять Заповедей всем сынам Израиля и призвал Моше на вершину горы, чтобы вручить Скрижали Завета. Но когда Моше получал Вторые Скрижали в Йом Кипур, там никого не было: Б-г сказал, что это будет тихая и тайная встреча, подходящая для спокойных, глубоких вод тшувы (Шмойс, 34:3).

Поэтому едва ли Йом Кипур – подходящий повод для проявления радости и торжества. И все же, какая радость может быть большей, чем наша радость о Торе Вторых Скрижалей, квинтэссенции нашей вечной, выдерживающей все испытания связи с Б-гом? А природа радости такова, что она отказывается таиться в глубинах сердца. Она учащает сердцебиение, наполняет тело, рвется песней из горла и заставляет ноги идти в пляс. Отсюда и праздник Суккос – «Время Нашей Радости» пять дней спустя после 15 Тишрея. Суккос – это радость Йом Кипура, вырвавшаяся наружу, радость, скрытая под серьезностью и духовной силой этого дня.

Семь дней царит радость. Но, как и свобода, обретенная в Пейсах, радость тшувы требует впитывания и усвоения. Чтобы не оставаться однодневным переживанием, она должна войти в нашу природу и в повседневное существование. Поэтому за семидневным праздником Суккос следует «Ацерес» – день, в который наша радость переживания сути Торы достигает своей вершины, и тотчас вписывается в календарный цикл наших жизней.

 

Лето и зима

Итак, круг Пейсах – Швуэс, с одной стороны и созвездие Йом Кипур – Суккос – Шмини Ацерес – с другой отражают два измерения Торы и ее роль как инструмента связи между нами и Б-гом.

Путешествие от Пейсаха к Швуэсу отражает прямой и истинный путь, очерченный заповедями Торы. С одной стороны – старательное восхождение от невежества и себялюбия младенчества к духовной и моральной зрелости; постепенный прогресс праведной личности (цадика), которая трудится всю жизнь, чтобы развивать врожденную добродетель и совершенствовать душу, остерегаясь ловушек телесного и развращающего мира.

С другой стороны, Вторые Скрижали Йом Кипура, их празднование и усвоение в Суккос и Шмини Ацерес отражают триумф баал-тшувы («хозяина возвращения») – того, кто, поддавшись искушениям земной жизни, воспользовался всей тяжестью своего положения, чтобы коснуться самых глубин своей души – и пробудить ее силы.

Это отражено в расположении двух праздничных систем относительно времен года. Весенние праздники Пейсах и Швуэс, отмечая переход от зимы к лету, воплощают размеренное продвижение цадика от почки к цветку, от тьмы и холода к свету и теплу. Осенние праздники Тишрея отражают возвращение баал-тшувы к холоду и мраку зимы, чтобы обнаружить сокровища, спрятанные там.

 

Притча

Теперь мы могли бы понять притчу рабби Иеошуа и то, как она объясняет различие между Ацерес Пейсаха и Ацерес праздника Суккос.

У Царя Всевышнего много «замужних дочерей» – это многие души, отправившиеся в физический мир с предназначением. Душа спускается на землю и «обручается» с телом. И их союз должен дать потомство добрых дел: дел, освящающих их материальное окружение и выполняющих замысел творения Б-га, совершенствуя это окружение как будущее Его жилище.

Некоторые из дочерей Царя «выданы замуж в ближние края». Это души праведных, которые, несмотря на их схождение в жизнь физическую, никогда не теряют из вида своих святых начал. Они имеют дело с материальным, развивающимся и совершенствующимся миром вокруг себя, но не попадаются в сети его враждебного влияния. Они покинули отчий дом, но никогда не отдалялись слишком от него.

Но у Царя есть и дочери, чье замужество привело их в «дальние края»: души, чье участие в материальной реальности увело их далеко от царского дворца; души, глубоко увязшие в земном, для освобождения от которого они прибыли.

Пейсах — это праздник цадиков и цадика внутри нас, праздник, в который мы вкушаем чистой, незапятнанной свободы новорожденного народа. Поэтому Ацерес Пейсаха наступает пятьюдесятью днями позже. Ибо это время весны: дороги чисты, и у нас есть время «отправиться и прийти». Мы свободны, чтобы методично пройти 49 шагов от откровения Пейсаха до усвоения. Этот последовательный, шаг за шагом, путь – характеристика последовательного, шаг за шагом, движения по тропе жизни цадика.

Но в Суккос мы празднуем нашу способность к тшуве, к нашей связи с Б-гом, воплощенную во Вторых Скрижалях. Для этого воссоединения «дочерей, которые замужем в дальних краях» с их Отцом и Царем, – у них «нет времени, чтобы отправиться и прийти». Ибо «мы приходим из лета в зиму, и прах дорог тяжел, и обходные пути трудны». Мы – путники на переменчивой тропе тшувы, где возможность нужно использовать, когда она появляется, а жизни уничтожаются и вновь создаются в единый взрывной миг.

Поэтому мы окунаемся сразу после Суккоса в Ацерес Симхас Тойры – прямо в непосредственное усвоение силы Вторых Скрижалей Торы и ее запоминание, чтобы приходить через зимы и лета.

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru