[Архив]        ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2002 ТЕВЕС 5763 – 12(128)

 

«Нам не простят того, что с нами сделали»

 

Ян Томаш Гросс.

Соседи.

Пер. В.Кулагиной-Ярцевой. —

М. : Текст,

2002. — 157 с.

 

Алексей Зверев

 

Городок со смешным для русского слуха названием Едвабне расположен на востоке Польши, под Белостоком. Очень маленький городок, всего около двух тысяч жителей – поляки и евреи. Так было перед войной. Теперь евреев нет, почти все они погибли в один день, 10 июля 1941 года. Во времена немецкой оккупации такое происходило повсюду: в Польше, Белоруссии, Прибалтике, на Украине.

Трагедия в Едвабне имеет только одну особенность: оккупанты тут в общем-то ни при чем. Все сделали местные жители. Соседи.

 

Когда война кончилась, эту историю, разумеется, попытались замять. Не получилось. Из 92 установленных участников погрома 22 все-таки арестовали – по обвинению в пособничестве нацистам. Обвинение было сформулировано заведомо неверно. Или по меньшей мере неточно. Но открыто признать, что польские граждане и стали инициаторами геноцида, власть ни за что не хотела. Ведь они не были ни фашистами, ни выродками. Были они обычными людьми – двое сапожников, часовщик, столяр, агент по скупке яиц. И рядом с местными евреями прожили они не один десяток лет: не сказать чтобы душа в душу, но и без каких-то очевидных проявлений ненависти.

Суд, который происходил в 1953 году, вынес только один смертный приговор, еще одиннадцать арестованных получили разные сроки, остальных оправдали. Осужденными оказались только те, чье прямое пособничество оккупантам доказывалось документами. Происходившее в Едвабне 10 июля как бы отошло на второй план. Утверждалось, что убийства явились результатом прямых немецких инструкций, хотя всем было известно, что восемь гестаповцев, находившихся в тот день в городке, прямого участия в этой резне не приняли. Они только наблюдали, задействовав и кинокамеру. Ролик потом демонстрировался в варшавских кинотеатрах, чтобы убедить население в том, что казни и депортации евреев отвечают заветным чаяниям польского народа.

Подобные ролики можно было отснять не только в Едвабне. Погромы прокатились летом 1941 года по всей Ломже, как именуется этот край. Повод для них отыскался самый простой: до немцев Белостокская область подверглась советской оккупации, кое-кто из евреев входил тогда в существовавшие при Советах органы власти, а значит, расправляясь с евреями – всеми евреями, – поляки мстили за свое попранное достоинство. Тем полякам, которые тоже сотрудничали с Советами, они отчего-то не мстили или, во всяком случае, мстили не такими варварскими методами.

Правда, суд состоялся еще в сталинские времена, и власть, очень старавшаяся, чтобы процесс не приобрел нежелательного политического оттенка, не могла прибегать к такого рода аргументам. Поэтому все свалили на немцев. Семь уцелевших едвабненских евреев – их, сильно рискуя, спрятала у себя полька Выжиковская, жившая на окраине, а потом те, кто перенес войну, – навсегда покинули места, словно в насмешку называющиеся родиной. В тех условиях, естественно, не могли они подать свой голос. В городке еще много лет опасливо перешептывались, вспоминая случившееся, но открыто об этом не решался сказать никто. Решился, по прошествии многих десятилетий, социолог и писатель Ян Томаш Гросс. Его книга «Соседи», теперь выпущенная в свет у нас в России издательством «Текст» в переводе В. Кулагиной-Ярцевой, произвела в Польше впечатление шока.

Это строго документальная книга, которая основана на секретных документах из архива польской госбезопасности, судебных протоколах и беседах со свидетелями. Читать ее очень тяжело – но необходимо, если, не доверяя готовым и слишком удобным объяснениям, мы действительно хотим всей правды о Холокосте. День 10 июля 1941 года восстановлен Гроссом в подробностях, от которых цепенеешь, напрасно стараясь себе внушить, что молва, должно быть, преувеличила ужасы. И что не могло быть такого, чтобы какой-нибудь Вацек или Метек, прежде не отличавшийся никакими скверными наклонностями и вообще ничем не отличавшийся, мог выкалывать людям глаза, отрезать языки и, не дождавшись, пока остынет прах сожженных в овине, отыскивать в пепле золотые коронки. Но все это подтверждено документами: рассказом спасшегося Шмуля Вассерштайна, записанным еще в 1945 году и положенным следствием под сукно, невостребованными письменными показаниями еще одной уцелевшей – Цальки Мигдал, стенограммами допросов, которые не понадобились суду.

С привычными представлениями о том, чем была война для порабощенных народов, трудно расставаться. И особенно нелегко это делать, зная, какие громадные жертвы понесли поляки, какой они проявили героизм в Сопротивлении. Но, зная все это, надо знать и о другом... О воздвигнутых в честь прихода оккупантов триумфальных арках со свастикой. О портретах Гитлера, поднятых над толпой, которая ликует, когда в польский город вступают немецкие войска. О лозунгах вроде висевшего на стенах соседнего Радзилова, городка рядом с Едвабне: «Да здравствует немецкая армия, которая освободила нас от проклятого ярма жидокоммуны!» Надо знать о ксендзах, отказавшихся остановить взбесившуюся толпу, о врачах, не оказавших никакой помощи избитым и умирающим, о том, что были случаи, когда – какой чудовищный парадокс! – появление немцев спасало недобитых евреев от польского патриотизма с мясницким ножом в руках.

И знать обо всем этом надо не только для того, чтобы история наконец предстала такой, какой она была на деле, а не в том мифе о ней, которым отбрасывается все, что не соответствует героической тональности. Полное знание необходимо прежде всего по той причине, что с освобождением Польши эта история не закончилась. Она получила прямое продолжение в тех вспышках антисемитизма, которыми омрачена ее послевоенная история. Проще всего и эту вину свалить на оккупантов – теперь уже советских... Но книга Гросса тем и замечательна, что все напрашивающиеся ответы она подвергает строгой, объективной проверке реальными фактами. А проверка снова и снова обнаруживает, что ответы неполны, то есть несостоятельны. Потому что и эти вспышки очень часто были результатом непосредственных импульсов тех самых соседей, обычных людей, которым очень льстит сознавать себя жертвами и крайне неприятна даже мысль о собственной ответственности за поведение, оказывающееся преступным.

Та агрессивная неприязнь к немногим выжившим евреям, которая, по свидетельству Гросса, была характерна для польского общества после войны, осталась бы загадочной, если бы были преданы забвению факты, хорошо известные по временам оккупации: насилия над скрывающимися от лагерей смерти, расправы над погибающими. Иногда, правда, они происходили из-за страха репрессий. Но еще чаще из-за того, что вся тогдашняя атмосфера пробуждала в людях самые низкие инстинкты, подпитанные самыми дикими поверьями.

А потом пришло ощущение коллективной вины... Но далеко не сразу оно привело к тем актам покаяния, каким стало, среди прочего, высказывание президента Польши Квасьневского, который в связи с книгой Гросса заявил, что больше невозможно прятать голову в песок.

Гораздо чаще это смутное чувство вины старались заглушить. Зачастую – попросту избавившись от напоминаний, принудив евреев к эмиграции и забыв, вытеснив из сознания все, что с ними связано в недавней польской истории.

Герцен, не выносивший российского императора, как-то заметил: Николай I ненавидел поляков за то, что сделал им много зла. А евреи, пережившие геноцид, невесело шутили: «Немцы никогда нам не простят за то, что с нами сделали».

...После книги Гросса приходится гнать из головы мысль, что поляки тоже не простят – и по той же причине.              

 

<< содержание

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 

E-mail:   lechaim@lechaim.ru