[ << Содержание ] [ Архив ] ЛЕХАИМ МАРТ 2003 АДАР 5763 – 3(131)
МИРСКОЕ И СВЯЩЕННОЕ
Ахад-Гаам
Священное отличается от мирского. Отличается также и тем, что в сфере мирского цель возвышает в наших глазах средства, поскольку они ведут к достижению цели. Мы свободно выбираем и меняем средства, сообразуясь с целью, а когда цель достигнута, то средства более не нужны. Но в области священного цель возвышает средства сами по себе; ими уже нельзя свободно манипулировать, и, добившись цели, мы сохраняем средства для дальнейшего использования. Иными словами: в области мирского мы храним скорлупу из-за ядра, которое в ней, и выбрасываем ее после того, как съели ядро. В области же священного ядро и скорлупа равноценны; скорлупа не уничтожается даже если ядро сгнило: в нее закладывают другое ядро.
Древние египтяне в дни некоторых праздников пользовались только каменными сосудами. Обычай этот достался им в наследство от праотцев, живших в каменном веке, когда люди еще не знали других материалов и все предметы вырубали из камня. И хотя впоследствии они научились делать утварь и оружие из лучших материалов, в священные дни они все же не дерзали пренебречь старым ради нового, ибо тут само «средство» стало чем-то священным. Египетские жрецы, наверняка, имели для этого важные, тайные причины; они искали новую цель для устаревшего «средства», новое «ядро» для опустевшей «скорлупы».
А мы сами? Почему пишем мы книги Торы только на пергаменте, от руки и придаем им вид свитка? К чему весь этот труд спустя четыреста лет после Гутенберга? Да к тому, что подобным образом создавали свои книги наши предки еще во времена существования Храма, когда мир не знал других, более совершенных средств. К нашим светским книгам ныне это, правда, не относится, но когда дело касается книг, предназначенных для богослужения, то в них все священно, не исключая и способ письма.
Светские книги (кроме поэтических произведений, прекрасная форма которых составляет их сущность) являются всего только средством усвоения известного содержания, мыслей, в них заключенных. Поэтому по мере того, как содержание становится доступным все большему кругу людей, сама книга подвергается забвению, и наиболее важные в истории умственного развития человечества труды, смысл которых стал достоянием бесчисленных поколений, покоятся в забытых уголках библиотек; к ним прибегают лишь в редких случаях. Учения Коперника, Кеплера и Ньютона преподаются в обычных школах, но даже среди ученых мало тех, кто черпает их мудрость из первоисточника. Из самих книг. А работы Платона — этот огромный океан, воды которого по сей день утоляют нашу жажду? Многие ли обращаются к ним непосредственно, многие ли знают их хотя бы по названиям? Безмолвная, глубокая грусть овладевает нами, когда мы видим, что и великие творения духа живут не вечно, что река времен уносит все, что исполнило свое назначение. Весьма вероятно, что если бы прославленным авторам был предоставлен выбор, они предпочли бы долгую жизнь своих книг скорому распространению собственных открытий. Но им не был дан выбор, ибо когда сердце удручено, рассудок находит, что так оно и должно быть, ибо после того, как плод съеден, нет больше надобности хранить скорлупу.
Так обстоит дело со светскими книгами; положение священных книг совершенно иное. Тут содержание освящает книгу, отводя ей главенствующую роль, а само уходит на второй план. Книга живет в веках, а содержание ее претерпевает различные изменения по мере развития культуры и науки. Чего только ни находили люди в наших священных книгах — со времен Филона и до нынешнего дня! В Александрии в них открывали Платона, в Испании — Аристотеля, кабалисты отыскивали там свое учение, представители других религий — подтверждение тому, что сами проповедовали. А некоторые верующие ученые обнаруживали в них даже Коперника и Дарвина! Все эти люди искали в Священном Писании истину, каждый — свою, и все нашли то, что искали, не могли не найти, ибо если бы не нашли, истина перестала бы быть истиной. Или священные книги перестали быть священными.
Несмотря на все это, среди нас есть «реформаторы», полагающие, будто можно отделить религию от «скорлупы»: устранить из нее многочисленные обряды и сберечь лишь «ядро», отвлеченные формулы. Или же лишить священные книги их языка («скорлупы») и довольствоваться лишь содержанием этих книг в переводе на европейские языки. «Реформаторы» не берут в расчет, что сам древний сосуд в древней его форме, уже есть святыня и все, что в этом сосуде, им же освящаемо, хотя сам он время от времени наполняется новым содержанием. Они не желают понять и другое: если сосуд разобьется или примет новую форму, вино потеряет свою крепость, каким бы старым оно ни было.
Однако народ наш всегда поступал так, будто все сказанное выше чувствовал инстинктивно. Он не слишком упорно боролся с теми своими мудрецами, которые, как, например, Маймонид и его последователи, наполняли сосуд новым вином из чужих гроздьев, и даже не отказывал этим мудрецам в признании и поклонении. Караимы же и им подобные, дерзавшие посягать на сосуд и менять его форму по своему усмотрению, были резко и бесповоротно отвергнуты народом, хотя они всячески восхваляли перед ним свое вино, уверяя, что оно и есть издревле хранимое, неприкосновенное.
Пусть те, кто смеются над оберегающими сосуд, смеются сколько угодно: последствия, к которым привело хранение вина, доказали правоту хранителей.
5651 (1891)
Ахад-Гаам, "Избранные сочинения", Москва, "Сафрут", 1919
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru