[ << Содержание ] [ Архив ] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2003 КИСЛЕВ 5764 – 12(140)
ДОКТОР САНХЕЦ
Лейб-медик императрицы Елисаветы Петровны
Самуил Грузенберг
Доктор Антонио Санхец принадлежит к знаменитейшим врачам XVIII столетия, а некоторые обстоятельства его жизни, связанные с происхождением и вероисповеданием, в высшей степени характерны для эпохи, в которую он жил при русском дворе.
Поэтому мне казалось уместным собрать разбросанные в медицинской и в русской исторической литературе отдельные указания, по которым можно было бы составить связный очерк жизни и деятельности этого замечательного человека.
Полное имя его – Antonio Nunes Ribeiro Sanchez. Но французы пишут его фамилию Sanches, в русских документах он именуется то Санхец, то Санхес, а иногда еще Санжес, Саншес или Санше. Правильнее называть его Санхец – по португальскому произношению. Он родился в городе Pegna Macor, в Португалии, 7 марта 1699 года.
О родителях его известно, что отец его, Simon Nunes, был коммерсантом. Несомненно, что семья его принадлежала к зажиточным и весьма образованным семьям Португалии. В Лиссабоне жил его дядя, юрист, занимавший видную должность. Он предлагал племяннику заняться изучением юриспруденции и сулил ему блестящую карьеру. Но юноша питал влечение к медицинским наукам и стал изучать их под руководством другого дяди, Диего Нунеса, врача, практиковавшего в Лиссабоне. Систематическое медицинское образование он получил в Саламанке, где в то время был недурной медицинский факультет. В 1724 году, став обладателем докторского диплома, поселился в г. Bonaventi. Но томимый жаждою знания, он отправился для усовершенствования в разные города, пробыл два года в Лондоне, некоторое время в Париже, Монпелье, Генуе. В 1727 году он познакомился с сочинениями знаменитого Бургаава (Boerhaave) и настолько увлекся ими, что решил поехать к Бургааву в Лейден.
Герман Бургаав (1668 – 1738). Портрет XVIII в.
Изображение доктора Г. Бургаава на современной денежной купюре Голландии.
Титульный лист прижизненного издания книги доктора Бургаава «Основы химии» и обложка современного издания.
Необходимо сказать два слова о Бургааве. Положение, занимаемое им в истории медицины, совершенно исключительное. Он первый применил к медицине великие идеи эпохи Возрождения и вывел медицину из области отвлеченного схоластического мудрствования, в которой она находилась на протяжении всего средневекового периода. Он ввел давно забытые классические приемы изучения болезней, существовавшие в древней Греции, признав единственными источниками врачебного знания непосредственное наблюдение у постели больного и посмертное анатомическое исследование. Бургаавом была устроена первая по времени клиника для научного исследования болезней. Идеи Бургаава произвели переворот в умах врачей всего мира. Его клиника в Лейдене сделалась средоточием нового умственного движения. Приверженцы Бургаава расходились в разные страны как апостолы и являлись на своей родине основателями нового медицинского учения. Так, ученик его Галлер, сделавшийся профессором в Берлине, считается основателем современной германской школы; нынешняя венская школа ведет свое начало преемственно от другого ученика Бургаава – Гергарда Ван Свитена.
Доктор Бургаав – знаменитый врач, ботаник и химик,
основатель первой научной клиники, со своими учениками. Лейден. Гравюра XVIII в.
Иллюстрации к сочинениям доктора Бургаава. XVIII в.
В этот именно новый храм возродившейся врачебной науки вступил Санхец в 1727 году. Здесь он усердно работал три года и стал одним из лучших учеников Бургаава. Вероятно, и ему, как его товарищам, предстояло сделаться в своем отечестве родоначальником новой академической семьи. Но были обстоятельства, мешавшие ему возвратиться на родину, и его судьба сложилась иначе. В 1730 году русское правительство обратилось к Бургааву с просьбой рекомендовать ему трех ученых медиков для наиболее ответственных врачебных должностей в России. Бургаав предложил Санхецу поступить на русскую службу, и когда тот согласился на это, он рекомендовал его русскому правительству как достойнейшего из известных ему кандидатов.
Санхец прибыл в Россию в 1731 году и был назначен «физикусом» при медицинской канцелярии в Москве. На его обязанности лежало подготовлять фельдшеров, повитух и фармацевтов (аптекарских гезелей). Вскоре его перевели в военное ведомство. В 1735 году он находился при армии в Ново-Павловске. Вообще он, как сказано в предисловии к его книге о банях, «не малое время находился при войсках, с которыми неоднократно бывал в походах».
Альбрехт Галлер (1708–1777), ученик Г. Бургаава, швейцарский естествоиспытатель, физиолог и поэт.
Титульный лист одного из томов научного труда А. Геллера «Elementa Physiologiae Corporis Humani», 1757–1766.
Затем он был переведен на службу в Петербург – медиком при сухопутном шляхетном корпусе. В это время он пользовался уже большим авторитетом, о чем можно судить по тому, что на его заключение посылались протоколы вскрытий по особо важным делам. В столице он скоро прославился как искусный врач. 3 марта 1740 года он назначен гоф-медиком, а вслед затем – вторым лейб-медиком при правительнице Анне Леопольдовне и юном императоре Иоанне Антоновиче. Сохранилась изготовленная для него, помеченная 5 ноября 1740 года, инструкция, содержащая указания, как ему исполнять обязанности императорского врача совместно с первым лейб-медиком (архиятером) Фишером. Анна Леопольдовна так верила в Санхеца, что из Риги посылала ему на просмотр рецепты, которые ей там прописывали находившиеся при ней врачи. При дворе ему приходилось лечить многих членов царской фамилии. В 1744 году ему удалось вылечить от опасной болезни Екатерину Вторую, в то время еще 15-летнюю невесту принца Петра Федоровича. Об этом важном случае своей жизни Екатерина упоминает в своих записках. При императрице Елисавете Петровне Санхец также состоял в должности второго лейб-медика. В 1747 году. Санхец заболел глазами и подал в отставку. Его отпустили из России с большими почестями. От двора ему был выдан следующий аттестат, копия которого сохранилась в архиве придворной медицинской канцелярии.
Копия с абшида, данного доктору Антонио Рибейро Санхесу при отпуске его из России.
«Б-жией милостью мы Елисавета Императрица и пр.
Оказатель сего, Медицины Доктор Антонио Рибейро Санхес, выписан и принят был в службу Нашу с капитуляцией в 1731 году, с которого оную Нашу службу, в исправлении по искусству его медицинского дела, будучи в разных местах, доныне препроводил, как искусному доктору и честному человеку надлежит, добропохвально; так что за оказанные в том его труды и искусство Всемилостивейше от Нас пожалован и обретался при Императорской Нашей Особе вторым лейб-медиком с рангом Действительного Статского Советника, а понеже он, доктор, за болезнями, которыми он одержан, просил из службы увольнения, того ради указали Мы дать ему сей абшид за собственноручным подписанием. Елисаветъ. С. Петербург, Сентября 4-го 1747 года».
Иоанн VI Антонович, царственный младенец, император (1740–1741).
Почтила Санхеца и императорская академия наук. Академия и раньше имела с ним сношения. В 1743 году она приобрела у него редкий экземпляр Ветхого Завета на голландском языке. В 1745 году академия в лице всесильного ее советника и секретаря, Ионанна-Даниила Шумахера, вела через Санхеца переговоры с доктором Авраамом Кау Бургаавом, племянником лейденского ученого, о поступлении его на должность профессора академии. При отъезде Санхеца академия, по просьбе последнего, избрала его в свои почетные члены. Этот акт записан в летописях академии в следующих выражениях:
«1747 г. сентября 1-го дня. № 726. Понеже находящийся в службе Ее Импер. Величества действительный статский советник и второй лейб-медик Антонио Робейро Санжес, который отпущен в свое отечество, при отпуске своем требовал, чтобы его, господина Санжеса, учинить почетным при академии членом, с обыкновенным при том пенсионом, и он в отечестве своем будучи за морем в своей науке для здешней академии разные пьесы и диссертации присылать будет, того ради указу Ея Императорского Величества канцелярия академии приказали: ему, господину Санжесу, быть при академии почетным членом физического класса, с определением Ея Импер. Велич. жалования по 200 руб. на год» и т.д.
Анна Леопольдовна, правительница России при малолетнем сыне (1740–1741).
В то же время Императорская библиотека (не выяснено, академическая или публичная) приобрела у Санхеца его богатое книгохранилище. Историк русской медицины Рихтер говорит об этом: «Многочисленная библиотека Санхеца по отъезде его из России в 1747 году соединилась через покупку с библиотекою Императорскою, которая через сие получила приращение в медицинских книгах». О дальнейшей жизни Санхеца Рихтер говорит: «Санхец из Петербурга отправился в Париж, где и прожил довольно времени в тишине и ученом отдыхе». В Париже Санхец исполнял различные поручения академии. Между прочим, ему пришлось заступиться за знаменитого географа и астронома Делиля, состоявшего русским академиком и отрешенного от должности в 1747 году. Вообще, отношения между Санхецом и академией были вполне мирные. О тишине и ученом отдыхе Санхеца в Париже говорится также в краткой биографии, составленной проф. Прокшем для «Biographisches Lexicon».
М. Махаев. Летний (ныне не существующий) дворец в Петербурге. Построен графом Растрелли. С 1742 году в нем часто жила императрица Елизавета Петровна. В этом же дворце Екатерина II принимала официальные поздравления дипломатического корпуса по вступлении на престол.
Однако ученый отдых Санхеца через год по выезде его из России был нарушен весьма важным для него событием. В современных протоколах русской академии наук об этом событии имеется следующая запись:
«1748 г. ноября 10 дня. № 654. Сего ноября 10 числа получен в канцелярии академии наук, за рукою его сиятельства академии господина президента (графа Кирилла Разумовского), указ, в котором написано, что сего же ноября 10 дня Ея Императорское Величество всемилостивейшая Государыня именным своим изоустным указом соизволила приказать, чтобы из почетных членов академии Рибера Санже выключить и пенсии ему не производить. И в исполнение оного Ея Императорского Величества высочайшего изоустного именного указа в канцелярии академии наук определено: оного Санжеса из академических почетных членов выключить и пенсии ему с сего числа не производить, а что ему в заслуженной пенсии в дачу следует, о том справясь учинить о выдаче особливое определение».
Елизавета Петровна, российская императрица (1741–1761).
О состоявшемся решении президент академии К.Г. Разумовский известил Санхеца в январе 1749 года, причем предписал ему возвратить свой академический диплом русскому резиденту в Париже Гроссу, но причины исключения из академии не объяснил. Застигнутый неожиданной бедой, Санхец исполнил приказ, вручил Гроссу свой диплом, но в то же время написал Разумовскому письмо, в котором просил объяснения. Полагая, что опала постигла его вследствие обвинения в политической неблагонадежности, и припоминая случай, который мог подать повод к неблагоприятным для него толкам, Санхец в этом письме оправдывается, доказывая свою невиновность. Разумовский переслал это письмо канцлеру Бестужеву, находившемуся тогда в Москве при Елисавете. В ответ на это Разумовский получил следующее письмо Бестужева.
«Милостивый Государь. На письмо, коим почтило меня Ваше Сиятельство, я могу ответить, что г. Саншес обеспокоен обстоятельством, которое вовсе не было поводом к его опале. Ея Императорское Величество почитает ученых и покровительствует наукам и искусствам в высшей степени. Но она хочет также, чтобы члены ее академии были добрыми христианами, а она узнала, что доктор Саншес не принадлежит к числу таковых. И так, сколько мне известно, причиною, по которой он лишился места своего, было его иудейство, а вовсе не какие-либо политические обстоятельства».
Письмо это помечено: Москва, апреля 1749.
Граф Разумовский передал содержание этого письма Санхецу в нижеследующем письме:
«Милостивый Государь. Вы очень хорошо сделали, оказав повиновение повелению Ея Императорского Величества. Она прогневалась на вас не за какой-либо проступок или неверность, совершенные непосредственно против Нее. Но Она полагает что было бы против Ее совести иметь в Своей Академии такого человека, который покинул знамя Иисуса Христа и решился действовать под знаменем Моисея и ветхозаветных пророков. Вот, Милостивый Государь, истинная причина Вашей опалы».
Граф Кирилл Разумовский(1728–1803), многолетний бессменным президент Петербургской Академии Наук.
Дальше идут денежные расчеты за книги, купленные у Санхеца. По-видимому, между Санхецом и графом Разумовским еще продолжалась переписка. Но она не опубликована. Санхец прибегал также к заступничеству знаменитого математика Эйлера, который состоял членом академии с самого ее основания. В письме от 11 августа 1749 года Санхец писал Эйлеру:
«Необходимо, чтобы я вам сообщил, что решила обо мне Императорская Академия. В прошедшем январе месяце я получил предписание г. президента графа Разумовского отдать мой диплом г. Гроссу, что я исполнил, написав в то же время к нему, что мой образ действий не заслуживает подобного обращения со мною. Г. президент отвечал мне, что ее императорское величество не гневается на меня ни за какой политический промах, но что ее совесть не дозволяет, чтобы я оставался в академии, когда исповедую иудейскую веру. Я отвечал на это с большой умеренностью, что такое обвинение ложно и есть тем более клевета, что я католической религии, но что я не забочусь опровергнуть это, потому что мне от рождения суждено, чтобы христиане признавали меня за еврея, а евреи за христианина, и сверх того Провидением это предназначено крови, текущей в моих жилах, той самой, которая была и у первых святых церкви и св. апостолов, униженных, преследованных и мученных при жизни, чтимых и поклоняемых после их смерти»…
Екатерина II при вступлении на престол.
Портрет В. Эриксена.
Эйлер принял сторону Санхеца и в письме от 29 августа 1749 года на имя секретаря академии Шумахера с изумлением говорит о распоряжении насчет знаменитого врача, прибавляя при этом: «Я сильно сомневаюсь, чтобы подобные удивительные поступки могли много содействовать к распространению славы академии наук».
На этом дело остановилось. Между тем Санхец, лишенный пенсии, очутился в Париже в бедности. П. Бартенев, очевидно на основании русских данных, говорит, что Санхец «занимался исключительно наукою и лечил даром бедных людей, что расстроило его средства, и русские помогали ему». Действительно, материальные лишения не мешали ему очень деятельно работать в это время для науки. Он вел обширную научную переписку со своими знаменитыми товарищами по клинике Бургаава – Пренглем, Ван-Свитеном, Гаубом, а также Вандермондом. Пренглю он писал о наблюдениях своих над «тюремной горячкой» (вероятно, сыпным тифом), которые он делал, состоя на русской службе в Азове. Ван-Свитену он сообщал о своих опытах лечения сифилиса внутренним употреблением сулемы. В письме к Колинсону он говорит о своих опытах применения ревеня, корни которого он впервые получил из Китая через посредство тамошних миссионеров. Вандермонду он написал обстоятельное сообщение о древнем периоде истории сифилиса и в этом исследовании обнаруживает большую начитанность в библейской письменности.
В это же время он закончил и издал на французском языке первую свою большую работу – о происхождении и лечении сифилиса. Книга эта доставила автору громкую известность, была дважды переведена на немецкий язык, затем вышла снова на французском языке со значительными дополнениями и до сих пор, спустя 150 лет, не утратила своего значения, так что она часто цитируется в современных наших руководствах. Нельзя не упомянуть еще об одной работе, выпущенной Санхецом в этом периоде, свидетельствующей о его сильной привязанности к своей родине Португалии.
В России у Санхеца были друзья; к их числу принадлежал и президент академии наук Разумовский. Но известно, что Елисавета очень сурово относилась к лицам не христианского исповедания и свои отношения к евреям выразила в достопамятной резолюции: «От врагов Христовых не желаю корыстной прибыли». А потому рассчитывать на улучшение участи Санхеца в ее царствование не было никакой возможности, и даже Разумовский, хотя он был, как известно, очень близок к императрице, не решался замолвить пред нею доброе слово за подозреваемого в отпадении от христианства. Но тем энергичнее он заступился за Санхеца, когда настал удобный для этого момент.
Елисавета скончалась 25 декабря 1761 года, и уже через неделю, 1 января 1762 года, гр. Разумовский прислал в академическую канцелярию докладную записку о восстановлении прав Санхеца. В этой записке он писал, что Санхец был лишен звания почетного члена академии «по напрасному оклеветанию его товарищей» и далее объяснял: «Санше в последующем времени невиновность свою доказал и особливо, живучи в Париже, по всегдашнему своему усердию к России, приезжающим туда для приобретения себе в науках и художествах вящего знания россиянам оказывал всякие полезные услуги, коих бывшие в Париже довольно похвалить не могут». Ввиду этого гр. Разумовский предлагал возвратить ему прежние звание и пенсию.
Это было в царствование Петра III. Ходатайство оставалось без последствий. Екатерина II вступила на престол 29 июня 1762 года, и уже полгода спустя она отдает Олсуфьеву нижеследующий письменный приказ.
Список с приказания Екатерины II А. Олсуфьеву о пенсионе доктору Санше
«12 ноября 1762 г. Бывшему наперед сего в здешней службе лейб-медиком, ныне же обретающемуся в Париже доктору Санше производить из комнатной суммы пенсиону по тысяче рублев на год, по смерть его, для того, что он меня, за помощью Б-жию, от смерти спас».
Хотя это далеко еще не было полной реабилитацией Санхеца – звание члена академии ему не было возвращено, – тем не менее милостивый приказ Екатерины, свидетельствовавший о снятии опалы, значительно улучшил положение Санхеца. Приезжавшие в Париж русские вельможи, которые, по-видимому, и раньше негласно поддерживали с ним добрые отношения, теперь стали открыто дружить с ним. Так, гр. М.А. Воронцов в письмах своих из Берлина к И.И. Шувалову в Париж пишет: «Прошу сказать дружеский поклон г. Саншесу». Был с Санхецом в переписке и Бецкий. По настоянию последнего Санхец переслал в Россию для перевода на русский язык свою французскую рукопись, содержавшую прославившийся впоследствии трактат о русских банях.
Екатерина II, российская императрица (1762—1796).
В русском издании книга эта озаглавлена «О парных российских банях, поелику споспешествуют они укреплению, сохранению и восстановлению здоровья. Сочинение г. Саншеса, бывшего при дворе Ея Императорского Величества славного медика. Переведено с французского рукописания, доставленного Императорскому воспитательному дому для издания в пользу общую». Книга начинается так: «При оканчивающихся днях моей жизни, посвященной службе Империи Российской, не могу, кажется, совершить с большею для оныя пользою, как показав свойствы бань, употребляемых ее обывателями со времен глубокой древности. Чудно покажется, что я первый осмелился писать о свойствах бань российских, особливо, когда уже тому более ста лет, как в России, при дворе и армии, всегда были искусные врачи немцы, англичане, голландцы, италианцы и греки, из коих однако ж еще ни один не писал о банях». Эта книга, первое по времени и чрезвычайно обстоятельное всестороннее исследование о действии бань, стала классическим произведением всемирной медицинской литературы и до сих пор остается в своем роде незаменимым сочинением, сохранившим крупное значение. Она была переведена на несколько европейских языков.
Санхец дожил до глубокой старости. Автор биографии его, помещенной в «Biographie Universelle», основываясь, по-видимому, на сообщениях друга Санхеца, доктора Андри, очень хвалит его характер, говорит, что он, хотя очень любил живой обмен мыслей, однако избегал горячих споров, был снисходителен к людям. Прокш называет Санхеца «bescheidener, friedenliebender, ja angtslicher Mann». Вдали от светского шума, в тиши своего ученого жилища, Санхец скончался 11 сентября 1783 года на руках своего друга доктора Андри. Парижская медицинская академия почтила его память особым заседанием, в котором Вик д'Азир произнес траурную речь, вошедшую, как все некрологи знаменитых врачей, в издание «Eloges historiques».
После смерти Санхеца в бумагах его были найдены 28 законченных рукописей in folio. В большинстве из них трактовалось о различных естественно-научных и медицинских вопросах. Одна рукопись трактует о причинах преследования евреев («L'origine de la persecution contre les juifs») и, по словам французского биографа, «манера, с какою Санхец разбирает вопрос, заставляет думать, что он сам был еврей». Далее французский биограф говорит: «Он питал глубокое отвращение к инквизиции, жертвами которой сделались некоторые из его родных и его друзей. Одна из его рукописей озаглавлена “Размышления об инквизиции. Для моего личного употребления”. Не будь этого обстоятельства, он возвратился бы в Лиссабон вместо того, чтобы поселиться в Париже». Из прочих рукописей Санхеца одна – о лечении сифилиса – была издана д-ром Андри; судьба остальных неизвестна. Может быть, они пущены в продажу вместе с богатой библиотекой покойного, которая была распродана с аукциона Дебюром в декабре 1783 года.
Таким мог видеть Петербург доктор Санхец, покидая его.
Б. Патерсон. Английская набережная с Васильевского острова
Если после всего вышеизложенного поставить вопрос: «был ли Санхец евреем?», то придется, прежде всего, принять во внимание, что самый факт, подавший повод к обвинению его в принадлежности к иудейству, остается до сих пор не выясненным. Существует даже предположение, что опала Санхеца была вызвана чисто политическим, а не вероисповедным обстоятельством. Так, Прокш говорит: «Санхец был безвинно вовлечен в политический процесс (Staatshandel), из-за которого он был лишен покоя и даже подвергался опасности смертной казни (ihn das Richtschwert furchten liess), и вскоре придворным интригам удалось вытеснить этого безобидного человека, жившего только своей специальностью». П. Бартенев упоминает о французском авторе, утверждавшем, что Санхец должен был оставить Россию «по причине своей приверженности к предшественнику Елисаветы Петровны», то есть к Иоанну Антоновичу, при котором он был лейб-медиком. При этом Бартенев прибавляет: «Стоит отметить, что он уехал от нас вскоре после ссылки Лестока». Но в русских, довольно многочисленных данных о Санхеце мы не находим ни малейшего указания на что-либо подобное прикосновенности к какому-либо политическому процессу. Утверждение цитируемого Бартеневым французского автора, что Санхец был заподозрен в приверженности к Иоанну Антоновичу, опровергается тем убедительным фактом, что Санхец по воцарении Елисаветы не только не подвергся опале, подобно всем сторонникам ее предшественника, но был оставлен в должности лейб-медика, в каковой оставался 5 лет. Самый текст «абшида», данного Елисаветою Санхецу при его отставке, устраняет всякую мысль о подозрении его в политической неблагонадежности. Стало быть, причиною опалы Санхеца надо считать только его иудейство, как это и высказали Бестужев и Разумовский. Труднее решить вопрос, действительно ли Санхец был евреем. Несомненно, что он был еврейского происхождения. Об этом он сам заявляет в своем письме к Эйлеру. Судя по тому, что он ненавидел инквизицию, «жертвами которой сделались некоторые из его родных и друзей», надо думать, что семья его принадлежала к тем маранским семействам, которые тайно исповедывали иудейство и за то подвергались преследованиям со стороны инквизиции. Что касается лично Антония Санхеца, то можно предположить, что во время трехлетнего пребывания его в Голландии, где в первой половине прошлого столетия жило много маран, португальских выходцев, открыто принявших иудейство, Санхец сошелся с подобными еврейскими неофитами и под их влиянием проникся верою своих предков, хотя и не принял ее открыто. Это религиозное чувство могло в нем временно заглохнуть в Москве и Петербурге, частью вследствие молодости и увлеченья профессиональными обязанностями, частью ввиду полного отсутствия в русских столицах еврейского элемента, который напоминал бы ему о его религиозных идеалах. Но в пожилом возрасте, когда он очутился в Париже, в нем могли вновь воскреснуть старые, заглохшие чувства… Может быть, он в Париже стал сходиться с евреями, и, подобно всем маранам, тайно присутствовать при исполнении еврейских обрядов, и об этом разведал и донес в Петербург кто-либо из русских, находившихся в Париже. Несомненно, что он до самой смерти сохранил искреннее сочувствие к иудейству, иначе он не стал бы на старости лет, среди обширной научной деятельности, писать трактаты о происхождении юдофобии. Очевидно, в нем теплилось то сидящее во всяком еврее инстинктивное влечение к иудейству, которое евреи называют «Das punktele Jud», чувство, которое тысячи колеблющихся ограждает от ренегатства и сотни ренегатов тянет обратно в еврейство, – то неуловимое нечто, что представляет, в сущности, бессознательное преклонение перед вечными идеалами равенства и любви, воплотившимися в религии Моисея.
Было бы чрезвычайно желательно разыскать рукописи Санхеца о преследованиях евреев и об инквизиции. В них, без сомнения, нашлось бы много материала для характеристики душевного мира этой, во всяком случае, достопримечательной личности.
«Восход», 1898
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru