[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  МАЙ 2008 ИЯР 5768 – 5(193)

 

Евреи-издатели «русского Берлина»

Леонид Юниверг

Если в дореволюционное время евреев-издателей и книготорговцев было сравнительно немного (объяснялось это, главным образом, ограничением для них прав жительства в основных культурных центрах России – Москве и Петербурге), то после революции по меньшей мере треть частно-кооперативных издательств были организованы евреями. Назовем, для примера, «Алконост» С.М. Алянского, «Геликон» А.Г. Вишняка, «Петрополис» Я.Н. Блоха, А.С. Кагана, «Творчество» С.А. Абрамова и др. Немало евреев было и среди ведущих сотрудников разного рода государственных, научных или общественных издательств. Однако уже к концу Гражданской войны стало ясно, что большевики, ранее отвлеченные военными действиями, теперь решили вплотную заняться работниками «культурного фронта». И если раньше частные издательства не трогали, пытаясь как-то использовать их богатый опыт и связи в государственных целях, то к началу 1921 года положение «частников» резко ухудшилось: ожесточилась цензура, были национализированы последние, «не охваченные» ранее типографии, реквизированы все бумажные запасы «буржуев»... Таким образом, советские власти одновременно боролись с литературой, по словам В. Воровского, «безразличной для политической и экономической работы пролетариата и Советской власти», а также с явной  конкуренцией, которую создавали частно-кооперативные издательства Госиздату, незадолго до того возникшему из недр малопрофессиональных советско-партийных структур.

Фирменные знаки русских издательств в Берлине.

Результаты этой неравной борьбы не заставили себя ждать. По свидетельству одного из пострадавших – известного петроградского издателя Ф.И. Седенко-Витязева, «...целый ряд издательств погиб безвозвратно. У большинства из них сведены на нет все их издательские планы или грубо исковерканы их литературные начинания. Все те литературные течения, которыми была всегда так богата наша художественная беллетристика и поэзия, почти вычеркнуты из нашей жизни <... >. Литературная работа, как профессия, начала исчезать в Советской России»[1]. В подтверждение этому писатель Михаил Осоргин приводит сведения, полученные во Всероссийском союзе писателей в начале 1921 года, что в одной лишь Москве у членов Союза скопилось до 1500 печатных листов готовых к изданию и переизданию произведений. При этом за предыдущие два года увидели свет только 200 печатных листов. И вот незадолго до 500-летия с начала книгопечатания в Европе русские литераторы вынуждены были вспомнить своих далеких догуттенберговских коллег и, подобно им, обратиться к созданию рукописных книг. В московской «Книжной лавке писателей» они стали продаваться уже в октябре 1920 года, а в апреле следующего года их было уже 220!

Доверие к новой большевистской власти у многих литераторов было окончательно подорвано, и при первой возможности они эмигрировали, увлекая за собой и издателей – своих верных друзей и помощников. Таким образом за рубежом, в основном в Берлине, вскоре обосновалось весьма значительное число русских издательств.

Почему все же именно Берлин стал книгоиздательским центром русского зарубежья с конца 1920-го по начало 1924 года? Наиболее убедительно, на мой взгляд, это объясняет историк литературы Глеб Струве, считавший, что условия послевоенной инфляции и относительной дешевизны в Германии создали в Берлине особенно благоприятную обстановку для издательского предпринимательства. Не последнюю роль тут сыграло и то обстоятельство, что во Франции, да и других странах Западной Европы, советское правительство еще не было признано, а потому советские подданные не имели туда доступа. В то же время с концом Гражданской войны, введением нэпа и установлением дружественных отношений между Советской Россией и Веймарской республикой ничто более не препятствовало началу активных советско-германских экономических и культурных связей. Именно тогда и возник в немецкой столице целый ряд русских издательств, которые, как отмечает Струве, «печатая книги в Германии, готовы были обслуживать и советский, и эмигрантский рынок и печатать авторов, проживающих как внутри, так и вне России»[2]. Добавим, что многие из этих издательств в этот период еще сохраняли иллюзии демократичности советской власти и продолжали указывать на титульных листах своих книг как место издания: «Москва–Берлин» или «Петроград–Берлин». Всего в эти годы в Берлине было организовано около 40 русских книгоиздательств, развивших столь бурную деятельность, что в 1922 году был установлен своеобразный рекорд: русскоязычных книг вышло больше, чем немецких! А ведь таких издательств было немало и в других русских эмигрантских центрах – Париже, Праге, Софии, Белграде, Риге, Харбине, а также ряде городов Северной и Южной Америки... Однако такого взлета русского книгоиздания, как в Берлине, нигде не было, даже в Париже – тогдашнем политическом центре русского зарубежья. Удивляясь этому обстоятельству, известный писатель-эмигрант Роман Гуль писал:

«Может быть, это вопрос курса франка – не знаю. Но больших издательств, как берлинские “Петрополис”, “Слово”, издательство З. Гржебина, “Медный всадник”, издательство О. Дьяковой и др., – в Париже не было. Возникали и почему-то быстро умирали: “Франко-русская печать”, “Русская земля”, “Родник”, кое-что издавал книжный магазин Я. Поволоцкого, издавало “Возрождение” (редакция газеты. – Л. Ю.), <...> “Современные записки” (книжное издательство, возникшее при редакции одноименного журнала. – Л. Ю.) <...> ИМКА-пресс издавала, но только книги по религиозно-философским вопросам – Бердяева, Булгакова, Шестова и др. Так, в 20-х годах русские писатели-парижане часто издавались в Берлине, Праге, Белграде, Софии»[3]. И в качестве иллюстрации к сказанному Гуль приводит шуточную пародию И.А. Бунина:

 

Автор к автору летит,

Автор автору кричит:

«Как бы нам с тобой дознаться,

Где бы нам с тобой издаться?»

Отвечает им Зелюк –

«Всем, писаки, вам каюк!»

Отвечает им Гукасов[4]:

«Не терплю вас, лоботрясов

Отвечает ИМКА: – «Мы

Издаем одни псалмы!»

 

Эта пародия, по мнению известного поэта-сатирика Дона Аминадо, метко отражала положение книжного дела в парижской эмиграции. «Меценаты выдыхались, – вспоминал он, – профессиональные издатели кончали банкротством, типографии печатали календари».

А несколько раньше, где-то с конца 1923 года, когда в Германии стали вводить твердую валюту, такого же рода картину можно было наблюдать и в Берлине, что послужило началом конца книжного ренессанса русского зарубежья.

Тут нельзя не упомянуть о ряде публикаций, касающихся данной темы и сделанных сравнительно недавно известным петербургским книговедом А.В. Блюмом на основе архивных документов советской цензуры 20-х годов. Согласно приведенным им материалам, выясняется, что даже во время нэпа – периода сравнительно либерального отношения властей к проявлениям духовной и интеллектуальной жизни – Главлит и ГПУ не только очень бдительно наблюдали  за любым шагом бывшего российского ученого или литератора, но и тщательно следили за политической физиономией каждого эмигрантского издательства или органа печати. Такого рода исследования также могут способствовать восстановлению подлинной картины книжного дела русского зарубежья.

Следует отметить, что большая часть русских книгоиздательств и книготорговых фирм за рубежом была основана и принадлежала евреям. На первый взгляд это не столь заметно, так как евреи-предприниматели, наученные горьким российским опытом, предпочитали не давать лишнюю пищу антисемитам и скрывали свои весьма выразительные фамилии под звучными, но нейтральными названиями собственных фирм. Попытаемся, к примеру, определить родословную ряда берлинских издательств начала 20-х годов.

«Возрождение» – основано в декабре 1921 года А.Б. Левинсоном и Л.З. Кацем одновременно в Москве и Берлине (зав. отделением – З.М. 3ильберберг).

«Геликон» – основано в Москве в 1918 году А.Г. Вишняком и возрождено в Берлине в 1921 году. Просуществовало там до 1924 года, после чего издатель с семьей перебрался в Париж, где Вишняк время от времени выпускал отдельные издания до 1937 года.

«Мысль» – основано в Берлине в 1921 году Г.А. Гольдбергом и С.Л. Кучеровым.

«Огоньки» – основано в Берлине в 1921 году А.Г. Левенсоном.

«Петрополис» – основано в Петрограде в 1918 году как книжный склад, а как издательство начало работать в конце 1921 года. В число его учредителей, помимо поэта М.А. Кузмина (председатель редакционной коллегии), вошли библиофилы Я.Н. Блох, А.С. Каган и Г.Л. Лозинский, фактически руководившие всем издательским процессом. В 1922 году они открыли отделение издательства в Берлине, а с 1924 года целиком перенесли туда свою деятельность. (Кроме того, А.С. Каган стал владельцем еще трех берлинских издательств: «Гранит», «Обелиск» и «Парабола».) С середины 1930-х годов «Петрополис» перебрался в Брюссель, но еще до 1939 года в Берлине продолжали издаваться книги под его маркой.

«Скифы» – основано осенью 1920 года в Берлине Е.Г. Лундбергом, А. Шредером и И. Штейнбергом.

«Слово» – основано в Берлине весной 1920 года И.В. Гессеном и А.И. Каминкой. Половина паев принадлежала известному немецкому издательству «Ульштейн».

Обложка журнала «Русский Berlin».

1927 год.

Этот перечень можно было бы продолжить, однако лучше отметим одно из наиболее ярких исключений – «Издательство 3.И. Гржебина»: Зиновий Исаевич сохранил свое имя в названии фирмы. В конце 1923 года, незадолго до отъезда во Францию, Гржебин устроил в Берлине прощальную итоговую выставку – свидетельство его чрезвычайно напряженной и необычайно плодотворной деятельности с мая 1922 по октябрь 1923 года. Среди 225 книг, выпущенных им за это время, посетители могли увидеть самые разнообразные издания: от русской художественной литературы и изданий по искусству до учебных пособий и географических атласов. Наряду с сочинениями М. Лермонтова, Н. Лескова, Н. Некрасова и А. Чехова в издательстве увидели свет произведения А. Белого, М. Горького, С. Есенина, Ф. Сологуба, А.Н. Толстого и др. Встречались на выставке и изысканные библиофильские издания, такие, как трехтомное сочинение П. Муратова «Образы Италии», выпущенное в малом формате на рисовой бумаге; третье (и лучшее!) издание замечательной книги И. Лазаревского «Среди коллекционеров»; очаровательное издание «Первой любви» И. Тургенева с иллюстрациями В. Конашевича... А любители поэзии могли увидеть здесь едва ли не лучший сборник Б. Пастернака «Сестра моя жизнь», с портретом автора работы Ю. Анненкова. Выставка заинтересовала весь «русский Берлин» и имела большой успех.

В нашу задачу не входит экономический анализ деятельности и характеристика издательского репертуара интересующих нас книгоиздательств – это дело будущих исследователей. Стоит лишь отметить, что ими в основном выпускались и продавались книги гуманитарного характера, большую часть которых составляла художественная литература (главным образом, русская классика и произведения современных писателей-эмигрантов), детские книги, учебники, мемуары, произведения философов, литературоведов, искусствоведов, эмигрировавших или высланных из России... Интереснее для нас то, что евреи-издатели способствовали также поддержанию (а в чем-то и развитию) высокого уровня книжного искусства, достигнутого Россией в предвоенные годы. Достаточно напомнить о прекрасных художественных изданиях, выпущенных, например, издательствами «Геликон» или «Петрополис», сумевшими привлечь к сотрудничеству таких мастеров книжной графики, как М.В. Добужинский, Л.М. Лисицкий и В.Н. Масютин. А чего стоили 14 номеров знаменитого литературно-художественного журнала «Жар-Птица», выпущенных Александром Эдуардовичем Коганом в его издательстве «Русское искусство»! По свидетельству современника, он приобрел в Берлине огромное влияние не только в русских, но и в немецких профессиональных кругах: «Лучшие немецкие типографы учились у него, как надо печатать художественные издания, а лучшие немецкие издательства учились, как надо оформлять и издавать книги».

Нельзя также не отметить и то, что среди инициаторов создания в Берлине «Общества ревнителей русской книги», ставившего себе целью «объединение любителей русского книжного искусства и содействие последнему путем специальных изданий, выставок, докладов, конкурсов и т. п.», мы встречаем рядом имена известного историка искусства В.Н. Ракинта и совладельца «Петрополиса» Я.Н. Блоха. Искренний интерес Якова Ноевича к оформлению книги был хорошо известен и ценим не только художниками, но и всеми авторами, работавшими с ним. Однако это увлечение обходилось издателю весьма дорого, что нашло отражение, в частности, в дружеской поэтической шутке, сочиненной совместно Н. Гумилевым, Г. Ивановым и О. Мандельштамом:

 

На Надеждинской улице

Жил один

Издатель стихов

По прозванию

Господин Блох.

Всем хорош,

Лишь одним

Он был плох:

Фронтисписы очень любил

Блох.

Фронтиспис его и сгубил

Ох! [и т. д.]

 

Интересно также отметить, что секретариат «Общества ревнителей русской книги» находился в помещении антиквариата «Россика». В планы Общества входило также издание специального журнала «Библиофил», однако впоследствии увидел свет единственный номер другого журнала – «Русская книга за границей», в редколлегии которого мы встречаем Я.Н. Блоха, С.И. Гринберга, А.С. Кагана и В.Н. Ракинта, а в числе авторов – известного библиофила, владельца «Россики» Ю.С. Вейцмана.

Конечно же, столь активное участие евреев в книжном деле русского зарубежья не могло не вызвать в эмигрантских антисемитских кругах разговоров о «еврейском засилье» в печати. Об одном эпизоде, подтверждающем эти настроения, вспоминает И. Левитан – бывший сотрудник «Издательства И.П. Ладыжникова»: «В памяти <...> жив тот день в начале двадцатых годов, когда берлинское издательство И.П. Ладыжникова получило от одного из своих покупателей письмо примерно следующего содержания: “Многоуважаемый господин Ладыжников, прилагаю чек на <...> марок и прошу выслать только что выпущенные в свет тома Гоголя, Тургенева и Достоевского. Пользуюсь случаем выразить мою бесконечную радость по поводу того, что существует Ваше русское дело, которое свободно от еврейского засилья и трудится на ниве русской культуры, издания русских классиков и достойных сочинений русских писателей” и т. д. <...> Я ответил автору этого письма, что Иван Павлович Ладыжников, бывший одним из основателей фирмы в начале века, еще до войны вышел из издательства, и что оно с тех пор принадлежало Борису Николаевичу Рубинштейну (погибшему впоследствии в газовых камерах нацистов) и, увы, руководящую роль играют... евреи»[5].

Обложка книги Б. Пильняка «Петербургская повесть, или Святой камень» (М. – Берлин: Геликон, 1922).

Художник В.Н. Масютин.

После всего сказанного возникает естественный вопрос: почему русские евреи-эмигранты, несмотря на антисемитизм, на погромы, пресловутую черту оседлости, унизительные процентные нормы и тому подобные «прелести» их жизни в России, все же не отступились от попавших в беду бывших хулителей и, более того, наиболее состоятельные из них помогали чем могли российской эмиграции пережить тяжелые времена? Наконец, чем вызвана столь активная поддержка евреями литературно-художественных и общественных организаций русского зарубежья?

Думается, что на то есть, по крайней мере, две причины. Одна из них, как мне представляется, связана с той крайне щепетильной ситуацией, в которой оказались русские евреи-эмигранты после октябрьского большевистского переворота. В ответ на постоянно дебатировавшийся в эмигрантских кругах вопрос: «Ответственны ли евреи за крушение русской державы и, следовательно, за бедствия, испытываемые русским народом?» они должны были занять какую-либо определенную позицию. И хотя все знали, что русское еврейство пострадало от революции не меньше, чем сами русские (особенно во время погромов); что на ниве еврейской культуры также все выворочено и растоптано; что, наконец, сотни тысяч российских евреев тоже рассеялись по миру, тем не менее психологически, благодаря зримому присутствию евреев на самой вершине новой, советской политической иерархии, определенная доля вины евреев представлялась всему миру очевидной.

Вот как расценивал эту ситуацию один из авторов известного сборника «Россия и евреи», выпущенного в разгар упомянутых дебатов «Отечественным объединением русских евреев за границей»: «Превращению легенды в правду способствовали отчасти те евреи, которые громко заявляли о генетической связи между большевизмом и иудаизмом, которые громко хвастались широкими симпатиями еврейской массы к комиссародержавию. Психологическая правда нашей ответственности обязывает нас к тому, чтобы мы взяли теперь на себя часть ответственности за свержение большевизма <...>. Только этой борьбой мы спасем еврейство». При этом автор статьи призывал действовать не теряя времени, так как большевизм мог пасть в любую минуту и тогда: «Горе нам, если мы опоздаем!»[6]

Однако далеко не все придерживались такой точки зрения. Более того, большинство предпочитало вообще не касаться этого провокационного вопроса, сама постановка которого, по их мнению, лишь играла на руку антисемитам. Многие из евреев-эмигрантов ограничивали проблему утверждением, заимствованным из статьи В. Жаботинского «Вместо апологии», написанной по свежим следам «дела Бейлиса»: каждый народ вправе иметь своих выродков (в данном контексте – большевиков). В то же время евреи-эмигранты, невзирая на их взгляды, всячески помогали выжить русской эмиграции: кто участием в благотворительных акциях, кто активной поддержкой ее литературно-художественной и общественной жизни, в частности организацией и финансированием издательского и книготоргового дела... Тут мы подходим ко второй и, на мой взгляд, главной причине, позволяющей нам ответить на поставленный ранее вопрос, а именно: еврейская интеллигенция искренне считала, что она в неоплатном долгу перед русской культурой.

В подтверждение сказанного уместно процитировать редакционный комментарий к статье известного писателя и журналиста Михаила Осоргина «Русское одиночество», опубликованной в 1925 году в парижской газете русских сионистов «Рассвет». Напомним, что в своей статье Осоргин, в то время зять Ахад а-Ама, – человек глубоко порядочный и чуждый какого-либо черносотенного духа – утверждал, что может по пальцам пересчитать всех русских (по нации), принимающих достаточно заметное участие в общественных организациях прогрессивного характера, то есть «в кружках просветительных, писательских, благотворительных, рабочих, в редакциях и издательских предприятиях и т. п.». Кого же он там встречает в роли активных деятелей? Опять-таки, не русских, не славян, а главным образом евреев. И далее, пытаясь объяснить, что он понимает под «русским одиночеством», Осоргин пишет: «Короче говоря, там, где духовный уровень выше, где углублены интересы мысли и творчества, где калибр человека крупнее, – там русский испытывает одиночество национальное; там, где близких ему по крови больше, – одиночество культурное»[7].

Библиотека и книжный магазин, торговавший русскими изданиями.

Берлин, 1920-е годы.

Возвращаясь к редакционному комментарию, следует особо отметить, что его автором, по всей вероятности, был сам редактор газеты Владимир (Зеэв) Жаботинский. Он, в частности, писал: «М.А. Осоргину, по-видимому, особенно больно то, что и немногие очаги русской литературы, науки, искусства вынуждены в значительной мере опираться на еврейскую, а не на русскую дружбу. Почему русские так холодны к своей культуре – это их дело, не наше. Но наша позиция ясна. Мы от русской культуры получили много ценного – даже для нашего будущего, самостоятельного национального творчества... Перед русской культурой мы, российские евреи, должники; никакими грошами мы этого долга не заплатим. Те из нас, которые делают, что могут, чтобы помочь ей пережить тяжелое время, поступают правильно и, надеемся, будут так поступать и впредь».

Целиком согласиться с автором редакционного комментария нам сегодня трудно. Не правильнее ли было бы говорить здесь не о благодарности или долге, а об уважении и любви к русской культуре, в значительной мере обогащенной через христианство (истоки которого, как известно, лежат в иудаизме) еврейскими моральными ценностями? Таким образом, речь может идти скорее о взаимообогащении двух культур, чем о долге одной перед другой. Эта, несколько скорректированная, точка зрения представляется чрезвычайно важной для понимания самого феномена вклада евреев в развитие тех национальных культур, с которыми их свела двухтысячелетняя жизнь в галуте.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 



[1] Витязев П. Частные издательства в Советской России. Пг., 1921. С. 25.

[2] Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1984. С. 24–25.

[3] Гуль Р. Я унес Россию. Т. 2: Россия во Франции. Нью-Йорк, 1984. С. 92.

[4] О. Зелюк – издатель; А.О. Гукасов – богатый нефтепромышленник. На его деньги была основана знаменитая парижская эмигрантская газета «Последние новости».

[5] Левитан И. Русские издательства в 1920-х гг. в Берлине // Книга о русском еврействе: 1917–1967.

Нью-Йорк, 1968. С. 449.

[6] Пасманик Ж. Чего же мы добиваемся? // Россия и евреи. Берлин, 1923. С. 225.

[7] Рассвет. 1925. 15 февраля. № 7. С. 4.