[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ИЮЛЬ 2009 ТАМУЗ 5769 – 7(207)

 

ХРАМОВНИКИ И ГРАД МИРА

На четыре вопроса отвечают: Галина Зеленина, Илья Лурье, Михаил Король, Юрий Табак

Беседу ведет Афанасий Мамедов

В древние времена пишущие вымаливали у Б-га прощение: считалось, что письму человечество обучил один из падших ангелов, тем самым сделав многих людей грешниками. Ибо люди не были созданы для того, чтобы доказывать свою веру чернилами и пером (Книга Еноха, 69:10). Но, несмотря на предостережения пророков, человека во все времена тянуло закреплять на бумаге свою жизнь и жизнь своих предков. «Чернильный грешник» Морис Дрюон (Кессель) – еврей по происхождению, француз в первом поколении, недавно ушел от нас в возрасте 91-го года. Его исторический цикл «Проклятые короли», проходивший в СССР под кодовым названием «макулатурная серия», познакомил не одно поколение «наших» с европейской историей Средних веков. Что знали бы мы без Дрюона о проклятии, наложенном перед смертью на Филиппа IV Красивого и династию Капетингов великим магистром ордена тамплиеров Жаком де Моле, приговоренным к сожжению на костре? О рыцарях-паладинах, о любвеобильных невестках короля, о тайнах крестоносцев, ровно тысячу сто десять лет тому назад вошедших в Иерусалим? Из какого эона, из какой культуры был родом заживо сгоревший храмовник? Как зарождалась она, где созревала? А может, проклявший короля магистр был и сам когда-то проклят вместе со своим орденом – и небывалая сила того проклятия связана не только с жаром огня, но и с жаром библейских пороков, с их многовековой «эстафетностью»?

 

ОРДЕН СЛУЖИЛ СОБСТВЕННЫМ ИНТЕРЕСАМ

Галина Зеленина, историк-медиевист, доцент РГГУ и ИСАА при МГУ

 

– Духовная составляющая Святого града Иеру­салима так велика, что многие его завоеватели считали: в случае победы  они обретут чуть ли не «ключи от неба», а точнее, от «входа» в Иерусалим Небесный. Может быть, исключительность этого места как раз в том, что граница двух миров, Б-жественного и земного, здесь стерта?

– Об «объективной» пограничности и Б-жественности я рассуждать не возьмусь, что же касается различных иерусалимских мифов, то надо смотреть на их породителей и потребителей, каковыми, кстати, были не все завоеватели города: трепетное отношение к Иерусалиму не было свойственно римлянам или сельджукам. Крестоносцы же отправлялись в Святую землю как в паломничество – собственно, во время Крестовых походов еще не было самого этого термина, croisade, и мероприятие называлось «поход [или путь] в Святую землю». Паломничество к святым местам, особливо сопряженное с лишениями и опасностями, гарантировало искупление грехов и спасение души, и церковь обещала всем крестоносцам отпущение грехов (сохранились именные индульгенции некоторым предводителям похода), причем участие в Крестовом походе ставилось выше любого иного покаяния. Еще одна идея, легшая в основу крестоносного движения, это идея «священной», или «справедливой», войны с неверными за христианское наследие – земли, где некогда проповедовали апостолы; павшие в такой войне считались мучениками, удостоившимися рая. И это вторая причина того, что крестоносцы рассчитывали на обретение Царствия небесного. Впрочем, на исходе эпохи Крестовых походов христианские рыцари стали относиться к Иерусалиму поспокойнее: короли Иерусалимские благополучно проживают на Кипре, а отлученный от церкви германский император приобретает Святой город дипломатическим путем, без всяких лишений и подвигов, и, ничтоже сумняшеся, сам себя коронует в храме Гроба Господня.

– Провозглашая Крестовый поход в Святую землю, церковь имела возможность опереться на военную силу рыцарства. Для привлечения рыцарской братии к освященной церковью войне против неверных необходимо было христианизировать нравы общества. Что такое клюнийское движение и какую роль оно сыграло в этом процессе?

Клюнийская реформа – явление внутрицерковное. Это монастырское движение, начавшееся в аббатстве Клюни, в Бургундии, и распространившееся по всей Западной Европе; его целью была реставрация строгого монашеского устава и контроль за нравами духовенства вообще, освобождение монастырей из-под власти локальных секулярных сеньоров и епископов и подчинение их напрямую Риму. Клюнийская реформа помогла церкви выйти из кризиса IX–X веков, столетия «дурных пап» и «порнократии», сопряженного с чудовищным падением авторитета клира в целом и папского престола в частности. Она же стала первым этапом так называемой «папской революции» конца XI века, которая привела к значительному усилению позиции папы внутри церкви и расширению его властных амбиций в ущерб светской власти, к папоцезаризму. А Крестовые походы явились уже, в некотором смысле, следствием этой реформы: церковь достаточно усилилась, чтобы позволить себе экспансию, «маленькую победоносную войну», проект, который должен был еще теснее сплотить вокруг нее все христианское общество. До папской революции подобный призыв вряд ли оказался бы эффективен. Что же касается мотивации крестоносцев, частично об этом сказано выше, частично все объяснялось куда более материальными причинами: в поход с особым энтузиазмом отправлялись бедные, так называемые «безлошадные», рыцари, младшие сыновья, которым не досталось наследства, кроме разве что кота в сапогах, и они рассчитывали в Святой земле обзавестись имением и соответствующим титулом или, по крайней мере, вернуться с толикой сарацинского золота. К тому же воинам, отправлявшимся освобождать Гроб Гос­подень, прощались долги и т. п. О нравах рыцарства на момент организации 1-го Крестового похода говорить сложно. Считается, что собственно Крестовые походы и поспособствовали кристаллизации рыцарства как особой группы, со своим самосознанием, культурой и этикой. И рыцарская идентичность, как мы ее представляем из литературы – куртуазного романа или исторических романов эпохи романтизма: христианнейшие паладины, беззаветно преданные своему государю и церкви, кодекс чести, культ прекрасной дамы, до мелочей расписанный церемониал охоты и турниров, застолья в готических замках, сопровождаемые песнями трубадуров, – все это начинается только с середины XII века, после 1-го, а то и 2-го Крестового похода.

– Недавно ушел из жизни французский писатель Морис Дрюон. Не будет преувеличением сказать, что его взахлеб читал весь СССР. Я вспомнил о Дрюоне прошлым летом в Акко, когда наткнулся на вполне прозаичного вида табличку: «Тоннель тамплиеров». Всплыла в памяти дрюоновская сцена казни верховного магистра Ордена Жака де Моле. Как вы сейчас, став медиевистом, написав свою книгу, относитесь к творчеству Дрюона и к его версиям исторических событий?

– Цикл «Проклятые короли» я читала лет в тринадцать-четырнадцать, избегая куда более популярного Дюма – из подростковой протестности, вероятно (впрочем, романы про мушкетеров и потом читать не стала), а также из-за хронологических предпочтений: Дюма – это уже не Средневековье, а раннее Новое время. Поэтому сейчас я если что и помню, то скорее отдельные колоритные образы и эпизоды, чем версии исторических событий. В целом романы Дрюона (как и Дюма, и Вальтера Скотта) – это, конечно, «исторический маскарад»; то есть он видел задачу исторического романиста совсем не так, как ее видит, скажем, Умберто Эко. По весьма грубой, сетчатой канве исторических событий Дрюон вышивал яркими современными нитками по собственному вкусу: крепкий сюжет и разнообразные, вроде как вневременные, человеческие страсти. Он не вплетал в свой нарратив цитаты из средневековых источников, не стилизовал язык, не стремился воссоздать ментальность людей того времени. И это не плохо, это просто иначе. И рассчитано на другую публику. Какой-нибудь «Остров накануне» весь б. СССР не то что взахлеб читать не будет – вторую главу ниасилит. За последние век-полтора историческая наука осознала, что выяснить и написать, «как оно было на самом деле», нельзя, и любой, самый скрупулезный и фундированный, исторический труд – лишь реконструкция, одна из множества возможных, на которую влияет целый ряд факторов – от вполне осознаваемых (например, доступность и сохранность источников) до осознаваемых в лучшем случае постфактум – эпохи, в которую живет автор, его идеологии. И если развить эту мысль до некоторого релятивизма, романы Дрюона имеют столько же прав на существование, сколько и романы Умберто Эко, и исторические монографии, и учебники. В сравнении же с последними «Проклятые короли» однозначно выигрывают: и там, и там представлена примерно одинаково упрощенная версия исторического процесса, только роман ее предлагает читателю для развлечения, а учебник, как источник нормативного знания, ее же безапелляционно навязывает.

– Как это ни покажется странным, в ХХI веке проблема, связанная с уничтожением ордена храмовников, вновь начала вызывать интерес и порождать самые разные толкования. Загадочный Жизорский замок, чей он все-таки? Какие тайны хранятся в его подземельях? Почему орден был впоследствии уничтожен теми, кому верно служил? Загадки, связанные с тамплиерами, – для серьезных ученых?

– Орден рыцарей Храма, как любая крупная и мощная организация, служил, прежде всего, собственным интересам. Его расформирование и дискредитация были выгодны французской короне – по причинам финансовым (конфискация казны и земель) и политическим: сильное государство, возглавляемое сильным государем, не может потерпеть внутри себя независимой автономной структуры, подчиняющейся внешнему суверену (Папе Римскому) и по каким-то параметрам (финансовым и военным) вполне сопоставимой с ресурсами самого государства. Самая современная и грубая аналогия – дело «Юкоса». Папству разгром ордена выгоден не был, но надо помнить, что это период упадка папства, так называемого Авинь­онского пленения, когда папский двор находился фактически на территории французского королевства, в курии доминировали французы, и понтифики чувствовали определенную зависимость от французского короля. К тому же следует учитывать интересы других мощных церковных институтов, прежде всего доминиканской инквизиции. История храмовников, хотя и давно является предметом масскульта – от беллетристики до ролевых игр, продолжает, естественно, быть серьезной научной темой. То, что эта история в изобилии инкрустирована загадками и легендами: от связей рыцарей с ассасинами-гашишинами до всяких эзотерических сокровищ, полученных тамплиерами от катаров, накануне ареста орденского руководства вывезенных из Тампля в пресловутом возе с сеном, а впоследствии унаследованных масонами, – лишь расширяет спектр исследования: не только институциональная история ордена, но и история тамплиерского мифа.

 

«СКАКАЛИ НАШИ ЛЮДИ В КРОВИ САРАЦИНОВ»

Михаил Король, поэт, эссеист, экскурсовод и преподаватель краеведения

 

– После взятия Святого града крестоносцами встал вопрос: кому передать власть над завоеванными землями? Почему королем выбрали Годфруа Бульонского? Ведь наверняка существовали и другие претенденты? Был ли он личностью примечательной или лишь орудием провидения?

– Чтобы достичь карьеры столь значимого орудия провидения, нужно быть действительно примечательной личностью. Начнем с того, что Готфрид-Годфруа-Жофруа из Буйона (Бульона), герцог Нижне-Лотарингский, для того, чтобы участвовать в 1-м Крестовом походе (1096–1099 годы), был вынужден заложить родовой Бульонский замок. Согласитесь, отныне у него были причины стремиться к первенству. К тому же и генетика не подкачала: Готфрид – потомок Шарлеманя, Карла Великого. И в походе зарекомендовал себя лучшим образом: и в противостоянии с византийским императором Алексеем Комнином, и во время осад Никеи и Антиохии, и, конечно, во время штурма Иерусалима 15 июля 1099 года. Что касается других претендентов на звание лидера новообразованного латинского иерусалимского королевства, то их было не так уж и много. Папский легат, епископ Адемар де Пюи, перестает быть конкурентом и претендентом на престол, после того как светская партия одерживает победу над «духовниками», желающими превратить Иерусалим исключительно в церковное государство во главе с патриархом. А что с остальными героями-вожаками 1-го Крестового? Любимец народа Боэмунд Тарентский остался в Антиохии. Танкред Тарентский – герой и вояка, но не политик. Раймонд Тулузский – слишком стар и жаден. Роберт Нормандский – чересчур добродушен, расточителен и нереспектабелен (одно прозвище за низкий рост чего стоит – Куртхёз, Короткие Портки)… И то, что Готфрид отказывается от титула венценосца и называет себя Защитником Гроба Господня, безусловно приносит ему рейтинговые очки.

– Как рапортовал Папе Римскому сам Готфрид Бульонский, войдя в Иерусалим: «скакали кони наших воинов по колено в крови сарацинов» – резали и евреев, и мусульман, невзирая на пол и возраст. Последующие Крестовые походы были столь же кровавыми? И как относились воины Христовы к жителям Иерусалима в дальнейшем? Говорят, некоторые, оставаясь христианами, со временем начинали жить по местным, восточным обычаям.

– Точная цитата из послания Готфрида Папе Римскому Пасхалию Второму звучит так: «…Скакали наши люди в крови сарацинов по самые стремена». Да, все-таки самым кровопролитным из Крестовых походов был первый. Инфантильная сентиментальность и истероидная религиозность сочетались с невероятной жестокостью и кровожадностью. А прежних жителей-то в Иеру­салиме почти и не осталось. Население города сократилось в десять раз. В дальнейшем для решения демографической проблемы иерусалимские латинские короли вводят специальные привилегии для переселенцев. Выживать, конечно, пришлось в соответствии с правилами сурового восточного быта. Осевшим на иерусалимских латифундиях рыцарям предстояло научиться минимум двум необходимым вещам: строить из камня и мыться в бане.

– История Иерусалима – это история еврейского народа. На протяжении Средних веков евреев многократно изгоняли из города и вновь пускали, запрещали исповедание иудаизма и опять разрешали. Как смогла сохраниться еврейская культура Вечного города – религиозная и не только, пережив бесчисленную смену христианских, мусульманских и прочих правителей, буквально у каждого из которых был свой указ на то, как и где жить иудеям?

– Еврейская культура сохранилась именно благодаря тому, что, несмотря на все «гойские» указы, евреи следовали своей традиции, предписывающей никогда и нигде не забывать духовный стержень иудаизма – Иерусалимский Храм.

– Вы водите экскурсии по Иерусалимуогли бы вы предложить нашим читателям свой маршрут экскурсии по средневековому городу?

– Поскольку я являюсь автором книги «Королевские прогулки по Иерусалиму», то прежде всего к ней и отправлю дорогих читателей. Из тридцати трех миниатюрных маршрутов-эссе около трети посвящено местам, связанным со средневековой историей и Крестовыми походами. Ну а сейчас я предлагаю этакую экскурсию-квест, которая поможет вам внимательнее и вдумчивее относиться к достопримечательностям Иерусалима. Итак, мы уже сказали, что умение строить каменные сооружения крестоносцы приобретают в нашем регионе. С древесиной – дефицит; изволь пользоваться «подножным» сырьем, то есть известняком. И ремесло каменотесов в XII веке процветает. О количестве камнерезных мастерских мы можем предполагать, обнаруживая на камнях кладки того периода удивительно разнообразные значки – метки различных мастерских гильдии каменотесов. Тут и «завитки», напоминающие интернетовский значок @, и «зигзаги», и «стрелочки», и «елочки»… Предлагаю составить вам собственную коллекцию этих «логотипов», внимательно обойдя остатки следующих сооружений крестоносцев: 1. Наби-Самуэль (гробница пророка Шмуэля). Крестоносцы назвали это место Мон-Жуа (Гора Радости), ибо именно отсюда 7 июня 1099 года они узрели вожделенный Город. 2. Северо-западный угол стены Старого города. Турецкая стена сложена в середине XVI века из различных каменных блоков, в том числе из тех, которые были использованы при строительстве возвышавшейся тут когда-то башни Танкреда. 3. Фасад храма Гроба Господня. Это вообще шедевр романского стиля. Тем интереснее будет найти тут, кроме чудесной орнаментальной резьбы, метки мастеров. 4. Церковь Св. Анны (Сант-Анна) в Вифезде. 5. Церковь Св. Николая в Христианском квартале. Удачи и приятной встречи с крестоносцами в Иерусалиме!

 

ДУХОВНУЮ НАПРЯЖЕННОСТЬ СОЗДАЕМ МЫ САМИ

Илья Лурье, историк, преподаватель Еврейского университета в Иерусалиме

 

– Почему сегодня следы военно-религиозных экспедиций христиан, предпринимавшихся с конца XI века, наиболее заметны на севере Израиля, например в том же Акко, а не в Иерусалиме?

– Здесь имеет место своего рода оптическая иллюзия. На самом деле размах строительства крестоносцев в Иерусалиме был огромен. Значительная часть Старого города в том виде, в каком он предстает перед нами сегодня, построена крестоносцами. И это не только культовые здания – во всех четырех кварталах города! – но и системы укреплений, рынки и даже целые улицы. Некоторые монументальные сооружения этой эпохи дошли до нас в поразительной сохранности, от других уцелели лишь фрагменты, а третьи были разобраны на части и украшают теперь фасады более поздних зданий. Именно в Иерусалиме можно получить наиболее полное представление об особенностях архитектуры крестоносцев, которая, хотя и следовала в целом европейской средневековой строительной традиции, однако внесла в нее свои специфические элементы. Окрестности Иерусалима тоже не обделены следами строительной деятельности рыцарей и монахов: здесь до сих пор можно увидеть остатки крепостей (Латрун и Кастель на подъезде к Иерусалиму, Бельмонт возле кибуца Цуба, Бейт Гуврин), укрепленных поместий (Эйн Хемед, Наби Самуэль) и монастырей (Бейт-Лехем, Абу-Гош). То, что на севере страны присутствие крестоносцев, возможно, ощущается более явственно, вызвано, по всей видимости, двумя факторами. Во-первых, типом строительства. Отдельно стоящие романтические руины крепостей, так замечательно вписывающиеся в горные пейзажи Галилеи, захватывают воображение европейского путешественника, который почти автоматически связывает их со знакомой ему с детства историей «вооруженного паломничества» в Святую землю и «священной войны» за христианские святыни. Это, кстати сказать, не всегда оправдано: на севере Израиля есть ряд крепостей, которые построены как раз мусульманами (самый яркий пример – величественная крепость Нимрод). Не менее эффектны и огромные полуподземные залы госпитальеров в Акко (этот город был столицей Иерусалимского королевства даже дольше, чем сам Иерусалим). Конечно, рядовой городской застройке Иерусалима сложно со всем этим конкурировать. Другой фактор – дальнейшая судьба крестоносских городов. Иерусалим сохранял свой статус главной мусульманской святыни региона, поэтому и в мамлюкскую эпоху, и в начале османского правления в нем велось интенсивное строительство. Столица крестоносцев оказалась в тени новых – иногда весьма впечатляющих – архитектурных комплексов. На севере же нигде (кроме Цфата) ничего подобного не происходило. Поэтому следы застройки эпохи крестоносцев продолжали доминировать и в городском, и в сельском ландшафтах.

– Анализ древних и средневековых документов показывает, что прежние представления о времени резко отличались от современных. Современные комментаторы, исходя из скалигеровской хронологии, считают, что Средневековье смешало эпохи и понятия, а средневековые авторы «по невежеству» отождествляли древнюю, античную, библейскую эпоху с эпохой Средних веков. Как это отразилось и отразилось ли на иерусалимских хрониках?

– Здесь дело в другом. Когда Папа Римский Урбан II, призывая к 1-му Крестовому походу, говорит о Иерусалиме как о цветущей стране и райском саде, а об армии крестоносцев как об Израиле, речь не идет о нарушении хронологии и смешении времен. Или когда крестоносцы, осаждая Иерусалим, обходят с молитвами стены города, ожидая, видимо, что те рухнут – они вовсе не путают Иерусалим с Иерихоном. Здесь действует просто иное – ассоциативное или метафорическое – восприятие, характерное для паломничества к святым местам. В отношении святыни не существует разделения между прошлым и настоящим, чудо, произошедшее в определенном месте, запечатлено в нем навеки и как бы оживает всякий раз, как только к этому месту приходит взыскующий его паломник. Жители Иерусалима и паломники, евреи, христиане и – в меньшей степени – мусульмане, проецировали на «земной» Иерусалим свой воображаемый город, хорошо известный им по Священному Писанию. Так, башня иерусалимской цитадели становилась башней Давида, мечеть Аль-Акса – Храмом Соломона, триумфальная арка византийского императора Ираклия – Золотыми воротами, через которые Мессия должен войти (или уже вошел) в город и т. д. и т. п. Заведомые анахронизмы в топонимике города позволяли актуализировать его священную историю, выполняя тем самым очень важную функцию религиозного сознания.

– Какими историческими, географическими – словом, не мистическими причинами можно объяснить тот факт, что Иерусалим стал местом средоточия такого количества событий вселенского масштаба?

– Видите ли, я ведь только историк, а не астроном и не теолог, категориями вселенского масштаба оперировать не умею. Мне привычнее ориентироваться в конкретных исторических событиях и социокультурных процессах. За свою многовековую историю Иерусалим знал эпохи славы и забвения, бывало, что он на долгие годы уходил в «коллективное подсознание» или становился умозрительной конструкцией, никак не связанной с историческими или гео­графическими реалиями. Но действительно, то, что на протяжении многих веков этот город владел – и владеет! – воображением огромной массы людей, представителей самых разных культур и народов, требует какого-то объяснения. Никакие геополитические факторы здесь не помогут: Иерусалим никогда не был самым крупным городом Восточного Средиземноморья, он расположен в не слишком благоприятных климатических условиях и вдалеке от двух главных транспортных артерий Древнего мира – Морской (вдоль побережья Средиземного моря) и Царской (по Заиорданью) дорог. Что же вызывало то обсессивное влечение к Иерусалиму, которое зачастую направляло ход и еврейской, и мировой истории? Если мы ограничимся историческим дискурсом, то ответ будет достаточно простым и знакомым. Во всем виноваты евреи. Именно они втащили этот дремотный город на краю пустыни в свою священную историю. Завоевание Иерусалима царем Давидом навсегда связало его с монотеистической религиозной традицией, с вечным диалогом, который ведется между Б-гом и человеком. Конечно, это произошло не сразу, процесс сакрализации Иерусалима затянулся на многие столетия и вовсе не был поступательным (как в еврейской традиции, так и – позднее – в христианской и мусульманской). Но в конечном итоге представление об Иерусалиме как о сакральном пространстве закрепилось в сознании приверженцев всех трех монотеистических религий. Каждая из них по-своему вписала этот город в свою картину мира, но ясно одно: если бы Давид не превратил Иерусалим в свою столицу, вся его дальнейшая история – вплоть до сегодняшнего дня – была бы иной.

– Иерусалим вечен, потому что сюда придет Мессия, а значит, здесь должны будут развернуться сакральные события будущего. Вектор Иерусалима задает прошлое мировых религий и направлен в будущее. Не оттого ли каждый, кто попадает в этот город, ощущает духовную напряженность, буквально разлитую в воздухе?

– Конечно. Хотя следует сказать, что напряженность эту создаем мы сами, она – в нашем сознании, и мы только проецируем ее на современный Иерусалим. И так, видимо, было всегда, с тех пор как на Храмовой горе было воздвигнуто Святилище. Иерусалим развивался и развивается в условиях довольно напряженной полемики: между христианством и иудаизмом, между исламом и христианством, между иудаизмом и исламом. Это противостояние формировало визуальный облик города, его святыни и его инфраструктуру. В византийский период Храмовая гора была превращена в городскую помойку – весьма странная в градостроительном отношении логика: помойка на пустыре, возвышающаяся над плотно застроенным городом. Но это как нельзя лучше соответствовало представлениям христиан об отвергнутом и униженном иудаизме. Когда на том же месте мусульмане построили один из наиболее значимых памятников арабской архитектуры – «Купол скалы», они стремились создать ландшафтную и культовую доминанту, которая противостояла бы христианским святыням (и прежде всего – храму Гроба). Для этого они «мобилизовали» святость Храмовой горы. Евреи на первый взгляд оказались в стороне от этой полемики, но она, несомненно, оказала влияние и на них, мы находим свидетельства тому в письмах и посланиях из Иерусалима в общины диаспоры в раннее Средневековье. Сакрализация Стены Плача как центра еврейского паломничества в Иерусалиме и, уже в наше время, превращение всего примыкающего к нему с запада пространства в единый культовый комплекс стало своего рода ответом на тот вызов, который представляет собой для евреев существование в Иерусалиме христианских и мусульманских святынь. Поэтому, мне кажется, духовное напряжение во многом исторически и социально обусловлено.

 

И СПОРЯТ РАВВИНЫ С АКАДЕМИКАМИ

Юрий Табак, религиовед, журналист, переводчик

 

– Не так давно ушел из жизни цадик Ицхак Кадури, в предсмертной записке предсказавший скорый приход Машиаха. Это предсказание несильно изменило течение жизни города, никто не собирается «ловить над пропастью во ржи». А как относится Иерусалим и Израиль к разным научным и псевдонаучным гипотезам, которые касаются священных для трех религий вопросов, а значит, и города лично? Существуют ли сегодня какие-то табуированные темы?

– Знаменитый сефардский каббалист и один из авторитетнейших раввинов Израиля Ицхак Кадури не просто предсказал приход Машиаха, а еще и грандиозный скандал посмертно учинил. В «Лехаиме» была опубликована небольшая заметка о его смерти, но не были упомянуты любопытные детали. Перед смертью он записал имя Машиаха и завещал открыть запись через год. Так вот, когда запись открыли, там значилась фраза: «йарим а-ам ве-йохиах ше-дваро ве-торато омдим» («возвысит народ и докажет, что его слова и закон действительны»), первые буквы которой образуют имя Йеошуа. Пикантности добавило и то обстоятельство, что многие бумаги Кадури последних лет помечены символами, своей геометрией напоминающими крест, употребление которых строжайше запрещено еврейской традицией, включая даже знак «плюс». Само собой, христиане в Израиле возликовали и заявили о христианском свидетельстве великого цадика, в ближайшем окружении Кадури кто-то яростно доказывает неаутентичность записки, а кто-то просто недоуменно разводит руками. И эта история вполне вписывается в напряженное дыхание Вечного города, в котором концентрация конфликтующих идей, споров всегда была очень высока. Тут и след исторического сосуществования трех религий в самой их сердцевине, и нынешнее острое разделение Израиля на правых и левых, на религиозных и светских. Отсюда и политические споры, и скандальные книжки. Израиль – демократическая страна, и там обсуждаются любые вопросы. Спорить яростно друг с другом могут раввины и академики. Да, эти книги никогда не будут продаваться в религиозных книжных магазинах, но купить их можно в светских магазинах. Кстати, их содержание может подвергаться большим сомнениям и в научной среде, они могут играть и играют на руку антисемитам, но государство никак в эту сферу не вмешивается. В Израиле, кажется, невозможна ситуация, подобная российской, когда президентом создается комиссия, призванная исправлять «вредные» интерпретации истории. Другое дело, что есть вопросы, которые не слишком охотно обсуждаются даже и среди историков и которые можно назвать отчасти «табуированными». По крайней мере, широкую публику с ними стараются не знакомить, поскольку само их обсуждение может внести серьезные коррективы в упрощенную черно-белую картину еврейской истории. Я полагаю, пришло время окончательно отказаться от преследования исключительно религиозно-мотивированных, апологетических, политически-обусловленных целей в исторических исследованиях в области иудаики.

– Разрушение храма Соломона, уничтожение Второго храма, казнь Иисуса из Назарета, Крестовые походы… Не встает ли за всем этим образ Города как огромного «жертвенника»?

– Вы сами уже отчасти ответили на этот вопрос. Это еврейская судьба и судьба исторического и духовного центра еврейской жизни. Евреи взвалили на себя бремя быть преданными своей религиозной вере, за что многие века и клали свои жизни на алтарь веры, а судьба Иеру­салима являлась физическим воплощением этой жертвенности. Но справедливости ради заметим, что в этом скорее убежден человек в религиозном головном уборе, склонный исторические события привязывать к метафизическим категориям. Надев же шляпу историка, можно отметить, что разрушения Храмов были вызваны в одном случае межгосударственными военными конфликтами, а в другом – борьбой еврейского народа за независимость и мало связаны с собственно религиозной проблематикой. Да и исходной целью Крестовых походов было освободить Гроб Господень и Иерусалим, который в то время находился под правлением мусульман – евреев крестоносцы стали вырезать попутно, вдруг сообразив, что другие «враги Христовы» живут совсем неподалеку. Кроме того, согласитесь: если, например, события 614 года действительно таковы, какими их видели Грец и Дубнов, то ведь тогда тема Иерусалима как «жертвенника» приобретает слегка иную окраску – даже если угнетаемые христианскими властями евреи вполне естественным образом помогали персам, надеясь на свое освобождение.

– Почему крестоносцы в конце XI века были убеждены, что карают не потомков палачей христианского Спасителя, что уже отчасти сомнительно, но самих этих палачей?

– Потому что христианский мир был убежден, что евреи до скончания века будут нести на себе реальную печать «богоубийства» (не будем уж вдаваться в подробности насчет того, что на самом деле, согласно евангельским сведениям, Иисуса из Назарета распяли римляне, а не евреи). Христианская теология учила, в духе общих основ средневекового миросозерцания, что этот грех носит не только конкретно-исторический, но и внеисторический, метафизический характер (аналогично тому, как первородный грех, согласно учению Церкви, передавался и был присущ людям всем поколений). Согласно концепции одного из отцов Церкви, Августина из Гиппона, евреи обречены за свой «грех» стать вечными скитальцами на земле – отсюда выражение «вечный жид». Так и крестоносцы видели в них реальных «богоубийц» и «христоубийц». Впрочем, опять же, в духе средневекового миросозерцания и тогдашние евреи отождествляли себя со своими предками. Да и до сих пор каждый верующий еврей отождествляет себя со своим народом, в том числе и с предыдущими поколениями. Ведь по одному из мидрашей, все мы присутствовали на Синае, когда Г-сподь вручил Моше Письменную и Устную Тору. Да и на пасхальном седере мы говорим, что «мы» (а не «они») вышли из Египта. Так что формально крестоносцы были правы, не отделяя тогдашних евреев от их предков, – другое дело, что они руководствовались ложной концепцией.

– Считается, что хронология библейских книг и их датировка весьма неопределенна и покоится на авторитете христианских теологов позднего Средневековья. Три рукописи – Александрийская, Ватиканская и Синайская – датируются (палеографически) второй половиной IV века новой эры. Действительно ли для современного историка датировки религиозных источников так уж темны и запутанны, как это преподносится?

– На самом деле научная датировка рукописей базируется не на авторитете теологов, а на основе детального анализа, использующего инструментарий самых разных дисциплин: истории, лингвистики, археологии и т. д. В том числе, конечно, и на основе критического рассмотрения сообщений христианских теологов. Но проблема в том, что подавляющее большинство дошедших до нас рукописей отстоит от времени написания библейских книг на очень большой период времени. И это обстоятельство значительно усложняет датировку самих библейских книг. Впрочем, история темна и запутанна скорее для ученых-исследователей, а не для верующих иудеев. Если, например, исходить не из еврейского предания о том, что Тора дошла до нас в первозданном виде, как нам ее вручил Г-сподь на Синае, то по поводу датировок отдельных книг Пятикнижия, состава самих книг, их источников существует множество научных теорий, ни одна из которых не имеет безусловных подтверждений. Огромное, поистине революционное значение имело открытие рукописей Мертвого моря, потому что они значительно приблизили нас к периоду составления самих книг. Кроме того, находки показали, что существовали разные рукописные традиции библейских книг, имевшие характерные разночтения в зависимости от региона написания; одна из традиций нашла отражение в древнем греческом переводе Библии – Септуагинте, другая – в масоретской рецензии, в тексте Танаха, который мы сегодня и используем в качестве подлинного библейского текста. Но все равно кумранских находок оказалось явно недостаточно для того, чтобы осуществить убедительную научную датировку библейских книг. Остается мечтать о том, что какой-нибудь пастух обнаружит пещеру с рукописями, относящимися к IV–V векам до новой эры…

 

Иерусалим легче воспринимается издали. Вблизи все начинает сливаться: сетчатка трудится, отыскивая предмету его законное место в истории. Будто вся человеческая истовость тут ушла в камни, само время каменеет, заготовляя впрок памятные места. Былая мощь крестоносцев давно уже стала частью тихих, избегающих архитектурных планов переулков, шумных рынков, окруженных стенами двориков, в одном из которых, возможно, серьезных ученых дожидается продолжение истории тамплиерского мифа.

   добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.