[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ЯНВАРЬ 2010 ТЕВЕТ 5770 – 1(213)

 

МИХАИЛ ИДОВ:
«Мой эмигрантский опыт не вполне типичный»

Беседу ведет Николай Александров

Михаил Идов – успешный американский журналист, сотрудник «New York Magazine». Роман «Кофемолка» (в оригинале «Ground up») он написал по-английски, а затем сам перевел на русский. Роман рассказывает о молодой нью-йоркской паре, представляющей своего рода артистическую богему. Марк – журналист, пишущий книжные рецензии. Нина – юрист и актуальный художник. Оба из благополучных семей. Она происходит из малайских китайцев. Он – из еврейской семьи, приехавшей из России. В один прекрасный момент молодые люди (почти, но именно почти в духе героев романа «Что делать?») решают заняться настоящим делом и открывают маленькое кафе. Точнее, венскую кофейню с настоящим духом «старой Европы». Кофейня, разумеется, рассчитана в первую очередь на людей их же круга. В этом начинании им оказывают поддержку самые разные люди. В частности, сдает помещение и дает массу бесплатных советов выходец из Израиля Ави Сосна, сделавший деньги на продаже спортивных костюмов для негритянской молодежи Нью-Йорка. Но предприятие, что очевидно с первых же страниц, обречено на провал, герои разоряются. Впрочем, роман ценен не сюжетом или не только им. Во-первых, любопытен сам случай автоперевода с английского на русский, а во-вторых, не менее замечателен нью-йоркский мир, выведенный в этой легкой, ироничной книге, детали, реалии, шутки, остроты, песенки и стишки.

–    Насколько автобиографичен ваш роман?

–     Не более, чем среднестатистический первый роман. Я действительно в какой-то момент был совладельцем маленького кафе. Но на этом, мне кажется, вся автобио­графичность и заканчивается. То есть некоторые аспекты этого занятия мне знакомы, ну, так же, как Джону Ле Карре знакомы кулуары британской разведки. Это придает какую-то достоверность происходящему, но ни в коем случае не обуславливает сюжет. Я долго думал, в какой момент роман становится автобиографией, и вывел такую формулу: ты можешь изображать в романе свои жизненные обстоятельства, но не свои действия в этих обстоятельствах.

–     Ну а характеры персонажей, характер главного героя – эмигранта Марка?

–     Он же не эмигрант, он сын эмигрантов. Марк вообще человек с завышенным самомнением, в том числе и по поводу своего владения русским языком. (Впрочем, мое самомнение по этому поводу тоже завышено.) К тому же мой опыт – не вполне типичный эмигрантский опыт. Есть люди, которые с гораздо большим успехом разрабатывают эту тему.

Марк – это, конечно, все мои худшие черты и свойства характера. Кстати говоря, не все это замечают, но и в жене Марка, Нине, много моих собственных черт. И потом, всем известно, что в первый роман, как правило, входит все наработанное, нажитое, по крайней мере, лет за десять: остроты, записные книжки. И если приглядеться, все лучшие шутки отпускает Нина. Мне важно было, чтобы внимательный читатель заметил: Нина, хотя и не выпячивает этого, на самом деле поумнее Марка.

А насчет моей ассимиляции и прочего – в романе этого немного. Более того, я могу сказать, что в первом варианте романа Марк не был русским. Я сдал рукопись, и единственная серьезная просьба моего редактора была сделать главного героя русским. Потому что Марк изначально в романе был славистом, в его шутках, замечаниях это отражалось, и редактор решила, что это будет выглядеть более органично, если он окажется русским. Я, кстати, жалею, что я это сделал, поскольку это позволяет смотреть на роман как на автобиографию. Да, в его родителях есть какие-то черты моих родителей, но нужно учитывать, что разница между романом, когда Марк не был русским, и вариантом, когда он русским стал, – ровно десять страниц. Иными словами – это не так важно. А важно то, что Марк и Нина – дети успешных эмигрантов. Это значимо для структуры, поскольку в финале они оказываются без копейки денег на нижнем Ист-Сайде. То есть они проходят путь «американской мечты» в обратном направлении, возвращаются к тому, с чего начинали их дедушки и прадедушки. А к каким национальностям они принадлежат – имеет очень небольшое значение.

–     Да, это видно, поскольку мир романа вообще подчеркнуто мультикультурный. А как складывалась судьба этой книги?

–     В Америке, как правило, все определяют отношения писателя и его агента. Я отдал рукопись своему агенту, и она буквально за две недели продала ее в «Farrar, Straus and Giroux». Это одно из крупнейших издательств. Например, в 2007 году из пяти финалистов Национальной книжной премии трое были авторами этого издательства. Так что я оказался в хорошей компании, куда, кстати, входит Бродский, что забавно, поскольку у меня в романе есть цитата из Бродского и не нужно было «очищать» права.

–     Как складывалась ваша судьба в Нью-Йорке?

–     Я окончил киношколу и хотел стать кинокритиком. Писал рецензии на фильмы в университетскую газетку, параллельно сочинял пьесы, и их даже ставили в Мичигане. А пьесы я писал, потому как считал, что моего английского не хватает на прозу (его действительно не хватало). И драматургия мне показалась остроумным выходом из положения. Потому что все, что ты делаешь в пьесе, – это имитируешь чужую речь.

Я приехал в Нью-Йорк, пытался устроиться куда-то со своими пьесами, а плюс к тому отдал пачку своих рецензий в несколько изданий. И так я попал в еженедельник «Village Voice» (последний оплот хиппи 60‑х годов) в качестве стажера. Стажировался там год. Затем три месяца работал ресторанным критиком в журнале «Time Out» – меня выгнали за неподчинение редактору. После чего я совершил великую ошибку и начал работать на НТВ (проработал три года). Кроме того, я писал музыкальные рецензии в такой портал «Pitchfork Media», в «Slate». И после публикации двух статей в «Slate» меня пригласили в «New York Magazine», где я и работаю до сих пор. Во всей этой цепочке нет ни одного личного знакомства. Только письма редакторам.

–     Такое впечатление, что ваш роман во многом вырастал из вашего журналистского опыта…

–     Это только отчасти так. Правда, когда роман был уже написан, отдельные фразы, мысли, шутки из него я использовал в своих статьях. Но с другой стороны, я, например, ничего не знал про кофе. Пришлось предпринять целое исследование и внимательно изучить эту тему. Или такой персонаж, как Ави Сосна, своего рода воплощение духа капитализма. Его прототипом – в некоторых чертах – послужил Jacob the Jeweler. Его на самом деле зовут Яков Арабов. Это бухарский еврей, который приехал в 80‑х годах и стал самым знаменитым ювелиром в Нью-Йорке. До него дошло, что, скажем, на золотые часы можно насовать на сто пятьдесят тысяч бриллиантов, сделать их размером с чайное блюдечко и продавать рэперам. То есть он разбогател на том, что стал ориентироваться на вкусы обалдевшей от легких денег нуворишской клиентуры. Он культовый персонаж в рэпе, то есть ему посвящены песни и так далее.

–     Как складывалась судьба ваших родителей?

–     Они живут под Детройтом. Отец занимается тем же, чем занимался в Латвии, – он инженер. В принципе, когда мы приехали в США в 1992 году, мой отец сделал совершенно правильный выбор. Мы жили в Кливленде, штат Огайо, и был страшный соблазн сразу бросаться что-то зарабатывать. И я видел множество людей серьезных профессий, с образованием, которые начинали разво­зить пиццу, работали таксистами. И через пять лет у них было все то же самое. Мой отец полгода не делал ничего, только очень интенсивно учил английский, а следующие полгода работал бесплатно в одной лаборатории – просто для того, чтобы в резюме у него значился какой-то американский опыт. И все это время семья практически голодала. Мы сидели на государственном пособии, расплачивались талонами и так далее. И по сравнению с другими эмигрантскими семьями все это смотрелось не очень. После чего отец разослал резюме (в нем не было указано, работал он бесплатно или нет) и по истечении года уже работал по своей специальности – прикладная физика, шумы, вибрации, только в Советском Союзе он занимался железными дорогами, а здесь автомобилями.

–     Насколько Нью-Йорк – это Америка?

–     Он стал больше Америкой в связи с общим полевением. В романе есть момент, когда один персонаж спрашивает главных героев: вы американцы? – а Нина отрезает: мы нью-йоркцы. Это очень характерный момент, потому что действие происходит в 2006 году, – в эру Буша это было важное разграничение. Нью-Йорк проголосовал за Керри 75 против 25, а за Обаму – 89 к 11. Разуме­ется, в период имперского бряцания оружием было ощущение, что нас никто не слышит и что Нью-Йорк существует совершенно отдельно. Сейчас это ощущение прошло. Хотя да, конечно, Нью-Йорк – это такой шлюз между Европой и Америкой.

–     Роман можно рассматривать как своего рода «нью-йоркское перемалывание» мультикультурного опыта. Насколько это свойственно Нью-Йорку?

–     Я не задавался этой целью. Просто когда начинаешь описывать район, где живут главные герои, то неминуемо получается такое разноцветное полотно. Но я не собирался выпячивать этот аспект. Нью-Йорк как-то естественным образом таким получился. Я не думал: давай-ка я сделаю другом главного героя итальянца, жену его азиаткой. На самом деле, гламурная азиатская девушка и еврейский гуманитарий – это такое нью-йоркское клише. Эти два типажа почему-то сразу тянутся друг к другу. Эта взаимная фетишизация происходит, и она очень забавна. Но в нью-йоркском контексте это сразу узнаваемая парочка. Тот же Гарри Штейнгарт, например, – у него тоже долгое время была азиатская девушка. То есть я руководствовался какими-то уже существующими спайками, которые со стороны могут смотреться искусственными.

–    Какую нишу в современной литературе занимает ваш роман?

–    Мне кажется, он слишком интеллектуален для легкого чтения и слишком легковесен для интеллектуального романа. То есть нечто среднее. Что меня вполне устраивает. Ранний Мартин Эмис, Ивлин Во или Вудхаус – вот ориентиры. Мне нравятся писатели, которые умеют развлекать, не оскорбляя интеллектуальных способностей читателя. Я не встречал упреков в запутанности или сложности стиля. Умничает больше Марк, но не я.

Вообще же, можно сказать, что сегодня в Америке не существует феномена интеллектуального бестселлера в той степени, в какой это было 20–30 лет назад. Телевидение полностью игнорирует литературу, писателей перестали приглашать на телепрограммы. Но читают люди не меньше.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.