[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  ОКТЯБРЬ 2011 ТИШРЕЙ 5772 – 10(234)

 

ЗНАКИ, РАСТВОРЯЮЩИЕСЯ В ВООБРАЖАЕМОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Владимир Вейсберг на выставке «“К вывозу из СССР разрешено…”. Московский нонконформизм» в Фонде культуры «Екатерина»

Евгения Гершкович

Московский нонконформизм — его хронологические рамки очерчены периодом 1956–1988 годов — интересное и сложное явление в контексте хрущевской «оттепели». Сегодня уже вправе считаться былинными и сама эпоха, и ее герои, «отклоняющиеся от норм соцреализма». Кто-то из них умер, кто-то жив, утвердился в статусе национального достояния и постепенно переползает в вечность. Кто-то, чьи работы достигли высшей позиции вечерних аукционных торгов, — баловень судьбы.

Игорь Пальмин. Владимир Вейсберг в квартире-мастерской на Арбате. 1982 год

На вывоз

Становится хрестоматийным исторический контекст: судьбоносная выставка в Манеже 1 декабря 1962 года с посещением ее «отцом “оттепели”» товарищем Хрущевым, мастерские на Сретенском бульваре, рассадник свободомыслия в Тарусе, подпольные студии, «Павильон пчеловодства» на ВДНХ, Горком графиков на Малой Грузинской. Одна за другой теперь открываются выставки, выходят книги, собиратели меряются своими коллекциями, у кого она лучше, полнее. А некогда это был замкнутый, герметичный мир, впускающий не всякого...

Министерство культуры ставило на оборотной стороне полотна картины печать «Разрешено к вывозу из СССР…», собственно и давшую выставке название. Причем по министерским правилам из «современных» нельзя было вывозить работы умерших и уехавших из СССР художников. Парадокс ситуации заключался в том, что, легко и с удовольствием выкидывая за свои пределы самих художников, Родина ни на каких условиях не хотела выпускать за границу их произведения. Выходило, со свойственным советской системе идиотизмом, что непризнанные, уехавшие, преданные анафеме в СССР художники в то же время являлись самыми для Родины ценными. А работы тех, кто не покидал страну, ценности в глазах ее правителей не представляли — только их и можно было отсюда вывозить. Так, многие творения нонконформистов оказались за пределами Союза, положив начало крупным частным и музейным собраниям. Наш рассказ о художнике, который, не уехав, удостоился-таки «почетной» печати.

 

Автодидакт

Владимир Григорьевич Вейсберг родился в Москве в 1924 году в семье одного из первых русских психо­аналитиков, переводчика на русский язык работ Фрейда. Григорий Петрович Вейсберг был в числе инициаторов (в списке с ним А. Г. Габрический, О. Ю. Шмидт, Н. Е. Успенский, Ю. В. Каннибах и прочие уважаемые люди) основания в 1922 году Русского психоаналитического общества. РПСАО просуществовало недолго, закрывшись в 1930 году. Психоанализ вместе с Фрейдом сами собой снялись с повестки дня. С 1939 по 1941 год Г. П. Вейсберг служил главным редактором журнала «Советская педагогика» и со всей осторожностью протаскивал тексты непризнанных коллег в печать.

Считается, что профессионального образования у Владимира Вейсберга не было. Фактически это правда, диплома художник не имел, своими достижениями был обязан только себе. Одним словом, автодидакт. Еще в войну, в 1943 году, пришел на занятия в Изостудию при ВЦСПС, руководимую Сергеем Михайловичем Ивашовым-Мусатовым, оценившим талант юноши. Его пленеры, поездки за город на всю жизнь останутся самыми светлыми воспоминаниями Вейсберга. Кроме того, именно занятия в Изостудии и дадут живописцу возможность впоследствии вступить в Союз художников СССР. Кроме Ивашова-Мусатова Вейсберг мог считать себя учеником Ивана Машкова и Александра Осмеркина, часто бывая в их студиях, где рисовал модель. Русский сезаннизм дал о себе знать: уже на закате 1940-х Владимир Вейсберг пишет огромные натюрморты с фруктами, поражающие силой темперамента и мажорностью звучания. Экспрессия и активный цвет «бубновалетцев» и постимпрессионистов еще царят в больших сериях крепко скомпонованных портретов, пейзажей и натюрмортов 1950-х годов, во всех этих его «Яблоках на розовой бумаге», «Натюрморте с синим кофейником», «Неубранном столе», «Портрете Гали в зеленой блузке». И решительно ничто еще, казалось бы, не предвещает будущего Вейсберга, от шумного искусства удалившегося в монохром, в свои белые картины. Однако эволюция его творчества выстроится не­обычайно четко и логично.

Владимир Вейсберг. Портрет Ани Блиновой (Гудзенко). 1958 год. Из коллекции Марка Курцера

В воспоминаниях коллег и друзей Вейсберг выступает натурой нервной, погруженной в себя. Говорят, будто он даже резал грудь бритвой до крови, дабы вернуть себя из состояния депрессии, за что нередко был увозим в психушку. В мемуаре Дмитрия Плавинского Василий Ситников, считавший себя учителем всех шестидесятников, включая Вейсберга, пришел-де в Сандуны в пятницу. Там увидел сидящего на соседней лавке и внимательно смотрящего на него Вейсберга. Лишь слезное подтверждение, что учитель его не кто иной, как Сезанн, спасло Ситникова от шайки с кипятком.

Вейсберг жил репетиторством, готовил абитуриентов к поступлению в институт, преподавал в студии Института повышения квалификации при Союзе архитекторов СССР. На его уроки ходили даже практикующие архитекторы, и, между прочим, в «школе Вейсберга» в учениках состоял Яков Лихтенберг, автор проекта станции метро «Дворец Советов», ныне «Кропоткинская». С 1956 года живописец, войдя в группу «Девятка», собравшую под этим названием единомышленников Николая Андронова, Бориса Биргера, Наталью Егоршину, братьев Никоновых, Константина Мордвинова, Михаила Иванова и других, участвовал с ними в совместных выставках. Жил Владимир Вейсберг с женой Галиной Щег­ловой в двух комнатах в коммуналке, в Лялином переулке. В одной из комнат, где кроме мольберта стояла железная кровать, а по стенам висела живопись, он и работал. По вечерам уходил в студию, где членам Союза художников бесплатно позировали обнаженные модели. Круг интересующихся работами Вейсберга постепенно расширялся, у него в мастерской стали появляться иностранцы. Для того, чтобы покупатель мог беспрепятственно вывезти вещь за границу, Вейсберг нес полотно на министерскую комиссию, где на тыльную сторону шлепали печать и давали справку об отсутствии «художественной ценности». Таким образом немало его работ уплыло за рубеж. Одна из работ на достопамятной выставке в Манеже, представляющая обнаженную модель, была названа «порнографической». После этого выставкомы, блюдущие «идеологическую чистоту», категорически не принимали произведения Вейсберга на выставки, хотя из Союза художников не исключали. Но когда работы Вейсберга запретили к вывозу, их стали закупать музеи, семья наконец получила пристойную квартиру на Арбате.

Однако персональная выставка Вейсберга именно на родине состоялась в Третьяковской галерее уже после смерти художника, в 1988 году. А первая его собственная экспозиция была представлена в 1975 году в Иерусалиме, в Музее Израиля: полотна мастера вывез туда двумя годами раньше Ян Раухвергер, сегодня — известный израильский художник. Он был едва ли не единственным, кого Владимир Вейсберг сам признавал своим учеником.

Композиция цилиндров (№ 21). 1982 год. Коллекция Екатерины и Владимира Семенихиных

 

Тайнознатец

Разработку теории невидимой живописи, «белого на белом», и создание собственной живописной системы, построенной на ограниченном количестве цветов, мастер начинает в 1960 году. Эволюция системы лишена метаний. Вейсберг просто взял за основу сезанновский живописный метод и по наитию, но последовательно трансформировал его в собственный.

Стремясь к абсолютному воплощению световых эманаций и пре­одолению предметности мира, Вейс­берг принялся заниматься исследованием колористических систем. Он писал теперь словно бы мерцающие световые поля со смутно проступающими в них предметами, скорее, образы предметов. В натюрмортах из гипсовых фигур, кубов, конусов, шаров в сочетании с античными слепками или раковинами царили покой, чистота и гармония, выстроенная на метафизическом понимании света.

«Гармония — это некий однородный свет, ощущаемый постоянно сквозь конструкцию. Этот свет за пределами наших чувств. Когда он заторможен нашими ограниченными органами чувств, его ощущают, не понимая его», — объяснял Вейсберг свой творческий метод. Совершенствуя его, художник экспериментировал с разными видами грунтов, строго относясь к выбору и качеству красок. «Вейсберг, — как вспоминал художник Максим Кантор, — умел ткать пространство вокруг своих героев, писал долго, кропотливо, мелкими мазочками крест-накрест, почти вышивал».

В Институте славяноведения Академии наук, тогдашнем очаге полуподпольного структурализма, в 1962 году художник делает доклад и рассказывает о составленной им научной таблице основных видов колористического восприятия, их знаков и структур. Теория и связанный с ней метод мастера становятся предметом статьи, принадлежащей перу филолога и семиотика Вячеслава Всеволодовича Иванова, где дается очень высокая оценка вклада Вейсберга в науку по структурному изучению живописи как знаковой системы.

Архитектурная композиция с кубическими формами. 1978 год. Коллекция Екатерины и Владимира Семенихиных

 

Владимир Вейсберг производил на учеников и коллег впечатление мудреца и этакого тайнознатца. И хотя по сложившейся классификации его относят к художникам метафизического направления, наравне с Михаилом Шварц­маном, Дмитрием Краснопевцевым, Владимиром Янкилевским, все-таки Вейсберг остается явлением отдельным, абсолютно автономной фигурой в группе художников андеграунда.

Все тот же Максим Кантор пишет: «Вейсберг был человеком бескомпромиссным, делал исключительно то, что хотел, вопреки общественному признанию. В те годы высшей похвалой художнику было слово “непродажный” — сегодня это понять трудно: то, что непродажно, объявлено неподлинным. Между тем именно непродажность есть критерий человеческой состоятельности».

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.