[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  ИЮНЬ 2012 СИВАН 5772 – 6(242)

 

Записки полезного еврея

Александр Локшин

Воспоминания кинодокументалиста Бориса Шейнина[1] прошли, по сути, незамеченными. Оно и понятно: мало ли в наше время издается мемуаров, в том числе с еврейской составляющей? Нелегкое довоенное, военное и послевоенное детство и юность в Белоруссии, в кокандской эвакуации, в Москве; учеба в техникуме и во ВГИКе; трогательный рассказ об удивительной встрече с раненым отцом в одном из госпиталей в годы войны… В появлении подобных книг нет ничего плохого, они помогают восстановить связь поколений, но интересны по преимуществу родственникам и близким мемуариста.

Борис Шейнин. 1985 год

Если воспоминания Шейнина заслуживают отдельного разговора, то прежде всего из-за рассказа автора о его деятельности в Антисионистском комитете советской общественности. Никто из других членов достопамятного комитета воспоминаний об АКСО не оставил и уже едва ли оставит: «иных уж нет, а те далече». А вот Шейнин молодец, не поленился и написал…

Борьба Шейнина с сионизмом началась в период его работы в АПН — в том отделе, который обслуживал зарубежные компании, заказывавшие в Советском Союзе документальные съемки. Незадолго до Шестидневной войны израильская общественная деятельница прокоммунистического толка Маргот Клаузнер заказала АПН фильм о советских евреях (ее слова о фильме, который она считала своим «ребенком» и просила Шейнина во что бы то ни стало «не дать ему умереть», и стали названием книги).

Пригласивший Шейнина для беседы некто Большаков, бывший военный разведчик, переквалифицировавшийся в завотделом АПН, доверительно сообщил ему, что «речь вовсе не идет о создании киноагитки, призванной доказывать, что в СССР нет антисемитизма. Нужен, — как сказал он, — честный и правдивый фильм, который покажет зрителю, что на самом деле представляют собой в социальном и человеческом плане евреи в Советском Союзе». Подумать только, так и сказал: «в человеческом»! Шейнин, идя на беседу, готовил себя к тому, что ответит решительным отказом, но, услышав такие речи, сразу согласился. О своем решении, как пишет Шейнин, он «никогда не жалел».

Так началась работа над документальным фильмом, который получил название «Здесь мы родились». Однако вскоре случилась Шестидневная война, и ситуация осложнилась. Чиновники Госкино присылали на студию указания немедленно прекратить съемки. В ответ Шейнин обращался с письмами в ЦК, убеждая партаппаратчиков, что «в интересах государства объективно показать зарубежным зрителям правду о советских евреях». И всякий раз наш герой удивлялся, «когда кто-то, так и не открывшийся» ему, откликался на его обращения и «спускал в Госкино команду о возобновлении» работы. Не иначе то был сам Всевышний! «В данном случае, — не слишком логично заключает мемуарист, — тоталитарная система демонстрировала свои очевидные достоинства».

«Мы, — с гордостью заявляет Шейнин, — были первыми, кто пришел в синагогу с кинокамерой (здесь он неточен, были и предшественники: в архиве кинофотодокументов сохранились кадры Московской хоральной синагоги, снятые в конце 1920-х годов и представляющие ее “гнездом нэпманов и еврейской буржуазии”. — А. Л.), первыми <…> показали еврейских писателей, артистов и музыкантов — носителей национальной культуры. Первыми в советском кино напомнили о трагедии Бабьего Яра. <…> Естественно, создавая в те годы фильм, мы вынуждены были себя в чем-то ограничивать, <…> в глубоком подтексте (? — А. Л.) остался разговор о репрессиях, обрушившихся в послевоенные годы на Еврейский антифашистский комитет, на деятелей национальной культуры».

Работая над фильмом, Шейнин и его товарищи объездили всю страну. «Почти всегда и почти повсюду, — откровенно сообщает он, — нас встречали настороженно. Люди опасались, что фильм станет очередной пропагандистской фальшивкой». Так, артисты еврейского народного театра при Дворце профсоюзов в Вильнюсе — городе, который в то время становился одним из центров борьбы за репатриацию и сохранение еврейской культуры, — попросту отказались участвовать в съемках[2]

Время от времени мемуарист вспоминает различные эпизоды, касающиеся его еврейского происхождения. Увы, многие из них не добавляют читателю уважения к нему. Родители нашего героя нарекли его Абрамом, но «бытовое» его имя всегда было Борис. В восьмидесятых годах, когда дочери Шейнина настало время получать серпастый-молоткастый, она с удивлением узнала, что «по-настоящему» ее зовут не Мария Борисовна, а — о ужас! — Мария Абрамовна. Решение пришло сразу: отцу надо сменить имя. В ЗАГСе все прошло как по маслу, смена партбилета далась чуть тяжелее (вмешалась некая райкомовская «еврейка из реабилитированных»: «Вы — плохой коммунист. Вы плохо воспитали свою дочь, если она стесняется имени отца»), но чего не сделаешь ради любимой дочери! Все закончилось благополучно: в полку коммунистов на одного Бориса стало больше, на одного Абрама меньше.

Победа Израиля в Шестидневной войне произвела ошеломляющее впечатление на советских евреев. Едва начавшееся движение за выезд в Израиль внезапно становится массовым. Резко изменился образ еврея в общественном сознании: на смену стереотипу робкого и коварного существа пришел «Моше Даян — бог войны». Но изменилась и концепция советской антисионистской пропаганды, а вместе с ней — консультант фильма. На смену покладистому, но совестливому и знающему Рабиновичу приходит Юрий Иванов — влиятельный инструктор ЦК, автор легендарного антисемитского пасквиля «Осторожно: сионизм!», вышедшего в 1969 году. «Имя Иванова ничего не говорило, — вспоминает Шейнин. — Мы только знали, какую организацию он представляет. Но пройдет всего лишь несколько месяцев, и об Иванове заговорят и у нас, и в Израиле, и во всем мире. Мы ужаснемся, узнав, что наш консультант является автором книги “Осторожно: сионизм!”, которая, подобно разорвавшемуся ядерному заряду, станет облучать нуклидами антисемитизма широкие просторы советской пропаганды». Тем не менее общение Шейнина с Ивановым выливалось в шумные застолья. После одного из них между собутыльниками, возвращавшимися из Дома журналиста, возник такой диалог:

 

— Вот давеча, когда ты упрекал русский народ за то, что он заставлял евреев водку пить…

— Не говорил я этого.

— Так вот давеча, когда ты сказал, я хотел тебе ответить, но не ответил. А теперь скажу. Когда ваш царь Соломон с наложницами развратничал, наши русские мужики еще только квас пили.

 

«Иванов, — продолжает Шейнин, — зациклился на своем. И я вдруг понял — он шизофреник».

Но и поняв, в какой компании оказался, Шейнин не оставляет работы над фильмом. В конце концов он был завершен, порезан цензурой и закрыт для просмотра как раз в той стране, в которой показанные в нем евреи родились и жили. Фильм Шейнина использовали для оболванивания доверчивого зрителя в Штатах, Уругвае, Аргентине…

Чем ближе к нашему времени, тем чаще память изменяет нашему герою. И тогда он начинает «вспоминать» об удивительных происшествиях, оказывается, имевших место в Советском Союзе в самый разгар стагнации: «В полном смысле на пепелищах стали подниматься еврейские театральные коллективы, создавались еврейские культурные центры, открывались еврейские школы. Появились осязаемые признаки изменения отношения и к еврейскому государству».

Одним из признаков либерализации, припоминает Шейнин, стало образование Антисионистского комитета советской общественности. «Этим названием, — туманно пишет автор, — создатели комитета рассчитывали нейтрализовать деятелей, воспитанных на привычных идеологических штампах. Была надежда <…>, что общественность в стране и на Западе будет судить не по его названию, а по его делам». Секретарь ЦК Зимянин, принявший Шейнина и других отцов-основателей АКСО, сказал, что комитет «должен стать местом, куда люди еврейской национальности смогут обратиться, зная, что их поймут и помогут добиться справедливости». «Этакая своеобразная перестройка в отношении к целой этнической группе. <…> Мог ли я не приветствовать такое? Кто знает, не уйди через короткое время из жизни Андропов, который, как сказал нам Зимянин, поддерживает идею создания нашего комитета, возможно, все, что тогда говорилось <…>, было бы реализовано», — комментирует Шейнин. Но в итоге АКСО превратился «в полную противоположность тому, каким он замышлялся и на самом деле был первое время».

Увы, наш мечтатель лукавит. В бумагах, которые он подписывал, изначально не было ничего, свидетельствующего хотя бы о минимальных подвижках в «еврейском вопросе». Рассекреченные еще в начале 1990-х «совершенно секретные» документы доказывают то, в чем и так мало кто сомневался: за созданием АКСО стоял КГБ, а целью всей операции было ослабление эмигрантских настроений среди советских евреев.

Впервые предложение об учреждении подобного комитета прозвучало еще в 1974 году. Однако за исключением проводившихся время от времени антиизраильских пресс-конференций, участники которых получили в народе известность как «дважды евреи Советского Союза», какие-либо шаги в этом направлении не предпринимались до начала 1980-х. Видимо, период детанта был неподходящим временем для возникновения подобных организаций.

Создание АКСО в 1983 году стало реакцией на рост напряженности между США и СССР после советского вторжения в Афганистан и на усиливающееся внутри страны и за рубежом движение за еврейскую эмиграцию, фактически прекращенную советскими властями в 1979 году. Решение об организации АКСО было принято спустя две недели после большого международного форума в Иерусалиме в защиту советских евреев. Вскоре Шейнин вместе с семью другими «лицами еврейской национальности» подписывает обращение, сочиненное в недрах КГБ и Отдела пропаганды ЦК и имевшее гриф «секретно». В нем, в полном соответствии со штампами советского агитпропа, «международный сионизм» объявлялся одним из «ударных отрядов» империализма и осуждалась «безрассудная, авантюристическая» политика Израиля. Особое внимание в документе было уделено попыткам «заправил сионизма» «убедить мировое общественное мнение в том, будто бы в СССР существует “еврейский вопрос”»:

 

Советские евреи с презрением отметают попытки сионистских пропагандистов вмешиваться в их жизнь, гневно осуждают ложь и клевету на социалистическое Отечество. Граждане СССР — евреи — неотторжимая часть советского народа[3].

 

Аппарат АКСО предложил организовать проведение всемирной конференции по борьбе с сионизмом. Планировались и осуществлялись и другие подобные акции. Тем не менее наш герой и другие члены комитета «были полны радужных надежд». Но «силовое поле партийной идеологии с тупой неизбежностью сворачивало на заезженную траекторию любой корабль, отправлявшийся в непривычное для партийных чиновников плавание»…

Со времен Средневековья гонителям евреев для оправдания их действий всегда требовался бывший иудей. В публичных диспутах об истинности христианства и вредоносности Талмуда обвинителем иудаизма, как правило, выступал выкрест. Хотел того Шейнин или нет, но именно в этой роли он и нужен был советскому режиму. Антисемитская власть рассматривала его как «полезного еврея», хотя, разумеется, этот термин никогда не использовался в советской документации. И он служил этой власти верой и правдой, не помышляя об уходе с того самого «корабля», который плыл по «заезженной траектории».

Увы, Шейнин так и не осознал — или делает вид, что не осознал, — что оказался частью машины ненависти к собственному народу. В том, что в России сегодня, как с сокрушением пишет мемуарист, «поднимают голову доморощенные фашисты», есть и его заслуга. Но, может, еще не поздно вновь поменять документы и вернуть себе имя, которое ему в младенчестве дали родители?

добавить комментарий

<< содержание

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 



[1].       Борис Шейнин. Не дай умереть ребенку. Воспоминания киносценариста. М., 2010.

[2].       В начале 1980-х годов мне довелось быть зрителем поставленного этим театром спектакля «Колдунья» по А. Гольдфадену. Я был поражен, насколько манера игры актеров и сама постановка отличались от того кича, с которым приходилось сталкиваться тогда в Москве. Артисты сохраняли традиции идишкайта, говорили на настоящем, а не выученном языке, играли традиционный еврейский репертуар. Увы, гастроли театра были ограничены Литвой, выступать за ее пределами ему запрещали.

[3].       Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Колл. 89. Перечень 11. Документ 175. Л. 7–10.