[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2012 КИСЛЕВ 5773 – 12(248)
Еще раз об Иосифе Флавии и его лжеинтерпретаторах
Михаил Туваль
В этой статье я хочу поделиться с читателем идеями, возникшими в процессе многолетней работы над произведениями важнейшего еврейского историка древности [Тита] Флавия Иосифа, или, как он был известен на протяжении первой половины своей жизни, Йосефа бен Матитьяу[1]. Я вкратце изложу то, что нам известно о биографии этого человека, а также выскажу пару критических замечаний касательно того, как легковерные ученые зачастую на слово принимают все, что он рассказывает о себе или о других людях или событиях, игнорируя общий контекст его трудов, что, в свою очередь, приводит к созданию искаженной картины еврейского прошлого. Я приведу несколько примеров того, как на протяжении истории (и древней, и современной) сочинения Флавия использовались не по назначению и без какого-либо уважения к историку и к тому, что он, собственно, намеревался сказать. Я также предложу новый, диахронический, контекст для интерпретации его произведений и его религиозных воззрений[2].
Портрет Иосифа Флавия. Гравюра на меди. 1849 год
Вначале стоит сказать несколько слов о значении литературного наследия Флавия. Без его произведений мы знали бы крайне мало о той формативной эпохе в еврейской истории, которая обычно именуется периодом Второго храма, в особенности об ее второй части — греко-римской[3]. Поэтому неудивительно, что при написании обзоров еврейской истории в этот период ученые неизбежно предлагают читателям перефразировку Флавия с добавлением ссылок на научную литературу. С одной стороны, можно сказать, что незаменимость его произведений признается повсеместно. С другой — такая тотальная зависимость от информации, содержащейся в его произведениях, приводит к тому, что ученые обращаются к ним как к своего рода справочнику или энциклопедии «фактов», при этом не обращая ни малейшего внимания на личность историка или на его ясно обозначенные цели. Мало того, в отличие от современных научных подходов ко многим другим историческим источникам, ученые рутинно гармонизируют сведения, находящиеся в различных произведениях Флавия, — как будто он был механическим компилятором и копиистом, а не творческим интеллектуалом. Как будто между написанием его главных произведений не прошло почти двадцать лет, как будто на него не оказывали воздействия новое место и меняющиеся обстоятельства. Как будто он был человеком, лишенным возможности развиваться и менять свои мнения.
Практически все, что нам известно об этом историке, мы черпаем из его же произведений. Йосеф бен Матитьяу родился в 37 году н. э. в Иерусалиме в еврейской жреческой семье, по всей видимости, достаточно знатной. Впоследствии он заявлял, что по матери он также принадлежал к роду Хасмонеев, но, вполне возможно, что последнее он выдумал[4]. И если насчет этого пункта мы еще можем сомневаться, то уж несомненная выдумка то, что с детства он прекрасно знал Священное Писание (так что даже первосвященники и иерусалимская знать обращались к нему за разъяснениями тонкостей Закона), и то, что в шестнадцать лет он занялся духовным поиском, прошел через секты саддукеев, ессеев и фарисеев и еще три года провел в пустыне с отшельником-аскетом (и все это он умудрился совершить за три года!)[5]. В 27 лет он был направлен в Рим в составе делегации, целью которой являлась защита иерусалимских жрецов, обвиненных перед императором. Успешно выполнив свою миссию, он вернулся в Иерусалим и обнаружил свою родную страну на грани вооруженного конфликта с Римом.
После начала восстания в 66 году н. э. он был направлен в Галилею в качестве предводителя еврейских повстанцев в этой части страны[6]. Его действия там подробно излагаются в никак не стыкующихся описаниях в ИВ и в ЖИ. Галилея была первым регионом страны, атакованным римским полководцем Веспасианом, и пала летом 67 года. Флавий укрылся с повстанцами в укрепленном им городе Йодфат, который пал после 47-дневной осады. В соответствии с его собственным рассказом, накануне взятия города Иосиф получил Б-жественное откровение, а посему не совершил самоубийства вместе со своими солдатами, а сдался в плен. Будучи приведен к Веспасиану, он приветствовал его как императора. Последний поначалу намеревался отправить его к Нерону, но затем решил подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Когда в 69 году Веспасиан действительно был провозглашен императором, он церемониально приказал разрубить цепи Иосифа, как будто тот никогда и не был пленным рабом. Веспасиан отплыл в Рим, а Иосиф остался с его сыном Титом, которому было поручено дальнейшее подавление Иудейского восстания. Таким образом, Иосиф стал очевидцем драматической осады Иерусалима и последующего взятия и полного разрушения города. В ходе этих событий Иосиф выполнял различные поручения Тита, а также, скорее всего, являлся его советником по вопросам иерусалимской топографии и допрашивал пленных.
После подавления восстания, в 71 году, Иосиф отплыл вместе с Титом в Рим, где получил римское гражданство, стал клиентом новой императорской династии Флавиев и принял их имя. Он поселился в бывшей резиденции Веспасиана и получил от Флавиев пожизненную пенсию, которая позволила ему всецело предаться литературному труду. Он так и не вернулся в Иудею (несмотря на то что Веспасиан даровал ему новые земли в Иудее взамен принадлежавших ему прежде и опустошенных в ходе войны). В Риме он написал на греческом языке четыре произведения, которые являются основой любого изучения еврейской истории, культуры и религии в период Второго храма: «Иудейскую войну», в основном законченную до 79 года[7], «Иудейские древности», завершенные в 93–94 годах, своеобразную автобиографию «Жизнеописание Иосифа» (которая, по сути, является продолжением ИД), а также апологетический трактат «Против Апиона», также известный под названием «О древности еврейского народа». Последние два произведения были написаны после ИД, но точная дата их написания неизвестна. Даже если ИВ не была написана по непосредственному заказу Флавиев, то она, несомненно, в значительной мере отражает римскую точку зрения на события Иудейского восстания, о чем свидетельствует тот факт, что Тит приказал размножить эту книгу за счет имперской казны и повелел относиться к ней как к официальной версии событий. Что же касается остальных произведений Флавия, то они были написаны по заказу и при поддержке богатого римского интеллектуала Епафродита. Их цели сильно отличаются от целей ИВ; в двух словах их можно назвать апологетическими и миссионерскими. Епафродит, по всей видимости, был одним из лидеров группы римлян, проявлявших большой интерес к иудаизму.
Что касается личной жизни Флавия, то нам известно, что он был женат, по меньшей мере, четыре раза, и у него было несколько детей, большинство из которых умерли в детстве. Нам ничего не известно о его взаимоотношениях с еврейскими общинами Рима. Точная дата его смерти нам также неизвестна, но полагают, что он умер около 100 года н. э.
Сочинения Флавия сохранились исключительно благодаря интересу, который они вызывали у христиан, евреи же не обращались к ним до Средних веков. Христиане интересовались Флавием по нескольким причинам — и здесь мы переходим к первой части трагической истории эксплуатации нашего автора не по назначению. Во-первых, Флавий был первым нехристианином (а вдобавок — иудеем), упоминавшим Иисуса[8]. Во-вторых, его сочинения обеспечивали драгоценный исторический контекст для интерпретации Нового Завета — ведь в них подробно описывались многие события и персоналии, упомянутые в христианских текстах. В-третьих, труды Флавия — в особенности, ИВ — очень помогали христианами в их спорах с евреями и с язычниками: красочные и многословные описания страданий евреев во время восстания использовались ими в качестве сильнейшего аргумента в пользу того, что евреи пострадали из-за того, что отвергли Иисуса, всего лишь через несколько десятилетий после совершенного ими вероломства[9]. Опустошение Иудеи, разрушение Храма и сопутствующие страдания евреев и их рассеяние служили красноречивым свидетельством того, что Бог покинул их и избрал себе новый народ — христиан.
К сожалению, подобный искаженный подход к трудам Флавия не исчез и после утверждения современной критической науки. И даже если их более не используют в тех же целях, что и раньше, картина, по сути, мало изменилась. Чтобы обсудить примеры ложного прочтения Флавия, мне необходимо изложить прежде свое понимание и самой личности историка, и его трудов. Мое мнение, несомненно, субъективно, однако оно основано на длительном критическом чтении и изучении первоисточников, а не на произвольном выборе тех или иных пассажей в целях подтверждения или опровержения заранее принятой позиции. Оно основано на уважении к автору и к тому, что он хотел сказать, — даже если я вовсе не всегда питаю симпатию к нему как к человеку. А то, что он хотел сказать, написано черным по белому бесчисленное количество раз на страницах его трудов.
Иосиф Флавий перед Веспасианом. Фрагмент миниатюры из рукописи «Иудейской войны». XIV век. Муниципальная библиотека Гессена, Германия
Итак, что касается ИВ, то, как уже было сказано, это проримская пропагандистская версия событий Иудейской войны с Римом. Флавий льстит Веспасиану и Титу, снимает с них вину за происшедшую трагедию, описывает их как гуманных, благородных, отважных, снисходительных и справедливых людей и даже заявляет, что разрушение Храма не входило в планы Тита, а произошло по вине безымянного непослушного солдата. Вину за все ужасы восстания Флавий взваливает на плечи двух групп людей: иудейских фанатиков-революционеров и жестоких тиранов, чья идеология и все поведение шли вразрез с традиционным иудаизмом, и римских некомпетентных, алчных и беспринципных правителей Иудеи. В соответствии с Флавием, последние самым неприкрытым образом издевались над мирными евреями, обирали их и проявляли по отношению к ним неоправданную жестокость и несправедливость (разумеется, без санкции высшей власти), иными словами, чинили беспредел. И каждый последующий наместник был страшнее и хуже предыдущего. Подобная жестокость, разумеется, приводила к народному брожению, которое, в свою очередь, цинично эксплуатировалось и направлялось в желаемое русло еврейскими фанатиками-революционерами, стремившимися, прежде всего, к власти. Две эти группы добились того, что евреи подняли восстание: первые благодаря этому смогли скрыть свои преступления, а вторые были бунтарями по природе и убеждениям, что и привело к неизбежной конфронтации. Что же касается высших сил, то иудейский Б-г был отвращен преступлениями повстанцев против своих же собратьев и, гнушаясь братоубийством и насилием, покинул Свой Храм, некогда святой град и некогда избранный народ и перешел на сторону римлян.
Но у Флавия были и другие цели. Обрушивая вину на прокураторов (где они теперь?) и на еврейских фанатиков (которые поголовно сгинули в ходе войны)[10], он очищает от этой вины всех остальных римлян и евреев. Ведь не будь негодных правителей и еврейских революционеров, все могло бы быть по-иному; значит, нет никакой причины заострять внимание на этом эпизоде. Ведь верховные римские власти и понятия не имели, что творили в Иудее Понтий Пилат, Феликс, Фест и Гессий Флор. А подавляющая часть невинного еврейского населения была против воли втянута вооруженными и жестокими фанатиками в водоворот событий. Да и Б-г, которого евреи считали всемогущим и на чьей стороне они якобы воевали, вовсе не бессилен, несмотря на то, что Его жилище сожгли, Его страну опустошили, а Его народ поработили язычники. Он просто справедлив и не мог больше терпеть преступления, совершаемые предводителями евреев против своих же собратьев, против иудаизма и против всего человечества. Другими словами, ИВ — это книга, автор которой стремится к восстановлению мирного сосуществования между евреями и римлянами. Дескать, никакого конфликта цивилизаций нет — и не было. Были лишь трагические недоразумения, обусловленные обстоятельствами. А теперь мы можем извлечь уроки из происшедшего и восстановить наши добрососедские и конструктивные взаимоотношения.
Что мы узнаем из ИВ касательно самого автора как иудея? Во-первых, понятно, что трагедия его народа является и его собственной трагедией, и его амбивалентная роль в ходе восстания оставляет отпечаток на его произведении. На самом деле он мог бы получить пенсию от Флавиев и заняться чем-то другим — зачем писать книгу, в которой собственная роль поднимает массу вопросов морального плана? Однако Флавий не испугался и, как сказано выше, постарался сослужить службу своему народу, защищая его от нападок врагов и пытаясь доказать, что большинство евреев ни в чем не виноваты, а их Б-г вовсе не бессилен, а просто справедлив. После всего сказанного стоит вспомнить, как интерпретировалась ИВ христианами.
Хотя ИВ была написана в Риме, она во многом выражает точку зрения нового эмигранта из Иудеи, иными словами, мировоззрение еврея из Эрец-Исраэль. Посмотрим на религиозные приоритеты автора ИВ. Во-первых, в центре повествования всегда находится Храм, а его первосвященники становятся предводителями иудейского спасения. С их убийством в начале мятежа повстанцы проходят точку возврата[11]. Б-г покидает евреев, прежде всего, из-за того, что кровопролитием и преступлениями фанатики осквернили Его Храм. В теологии автора ИВ Храм занимает центральное место и зачастую заменяет самого Б-га — Храм воюет на стороне повстанцев (или покидает их), ему молятся, его умилостивляют. С его разрушением будущее иудаизма как религии окутано туманом — ИВ не содержит никаких эсхатологических сценариев и не пытается объяснить, как сложатся дальнейшие взаимоотношения между Б-гом и некогда избранным народом. Подобный подход, по моему мнению, это именно то, чего и следовало ожидать от знатного иерусалимского жреца, каковым был Флавий.
Вид с высоты птичьего полета на раскопки крепости Иродион близ Бейт-Лехема
Что касается отношения автора к еврейской алахе и к Священному Писанию, то во время написания ИВ Флавий не особенно интересовался первой (по крайней мере, на основании ИВ невозможно доказать обратное, хотя если бы он хотел, то мог бы, например, обвинить повстанцев в нарушении партикуляристских законов Торы) и практически не был знаком со вторым. Моисей не упоминается по имени ни разу[12], а библейские традиции, приводимые Флавием, крайне искажены, демонстрируют одержимость автора Храмом и явно почерпнуты не из первоисточника, то есть Танаха, а, по всей видимости, из жреческого фольклора, из библейских историй, которые рассказывают детям[13]. Другими словами, кроме собственных прокламаций Флавия, нет никаких свидетельств в пользу того, что с раннего детства он был досконально знаком с Библией и был знатоком всех тонкостей Закона. Скорее, его религиозный облик характерен для иерусалимского жреца, чей социальный статус и материальное положение всецело обусловливались его жреческим происхождением.
Но когда мы обращаемся к следующему произведению Флавия, написанному через 20 лет, прожитых им в диаспоре, мы обнаруживаем совершенно иную картину. Из типичного иерусалимского жреца Флавий превратился в интеллектуала диаспоры, со всеми вытекающими из этого последствиями. И если ранее его интересовал Храм (разрушенный в Иудее), то теперь центром его религиозного сознания становится Тора (законы которой можно соблюдать в любом месте). Достаточно прочитать первые страницы ИД для того, чтобы осознать эту воистину колоссальную перемену: если в ИВ Моисей и Тора с ее законами практически не играли никакой роли, а Храм находился в центре, то в ИД картина переворачивается. Уже во введении Флавий заявляет, что его монументальный труд преследует единственную цель — продемонстрировать и убедить непредвзятого читателя (а ИД обращены к язычникам), что те, кто следует законам Моисеевой Торы, неизбежно процветают, наследуют блаженство и преуспевают во всем, в то время как нарушающие эти законы всегда и везде страдают и терпят неудачи[14]. Там, где в источниках, используемых Флавием в его втором произведении (и даже в местах, параллельных ИВ), когда-то был Храм, теперь фигурирует Тора.
На протяжении всех двадцати книг ИД Флавий следует своему тезису. На самом деле этот тезис не нов — современные библеисты именуют его «девторономистской теологией», то есть теологическим подходом, сформулированным в книге Дварим, а также отраженным во многих других книгах Танаха: праведный царь выигрывает войну, нечестивый терпит поражение, праведный человек преуспевает во всем, нечестивый будет наказан свыше. Однако Флавий в своем пересказе Библии решил повторить этот тезис несметное количество раз. Любой библейский (и постбиблейский[15]) персонаж является для него примером, с помощью которого он демонстрирует свой тезис в одну или в другую сторону. Таким образом, исторический нарратив ИД всецело подчинен религиозной идее, объявленной автором в начале произведения. И нельзя просто вырвать из него кусок, интересующий нас по той или иной причине, и использовать его как «факт», не обращая внимания на то, какую роль он играет в произведении и как подкрепляет его главную идею. И точно так же невозможно вырвать кусок из ИВ и, не обращая внимания на лейтмотив и тенденции этой книги, использовать его в своих целях.
Приведу один лишь пример того, какие катастрофические последствия может иметь наивное восприятие текстов Флавия, в данном случае — описания правления царя Ирода в ИД. Этот царь обычно воспринимается как безжалостный тиран и изверг, нееврей, систематический нарушитель законов Торы, римский подхалим и угнетатель своего народа, ненавидимый своими подданными. Для начала стоит заметить, что период правления этого царя очень подробно (даже непропорционально) описывается и в ИВ, и в ИД — у Флавия были обширные первоисточники по этому периоду, и он использовал фактически одни и те же материалы в обоих произведениях. Однако, как и во многих других местах, история, рассказываемая в ИД, более подробна, а посему, как и в других случаях, историки зачастую предпочитают именно этот, более пространный вариант.
Итак, в ИВ Ирод хоть и не является эталоном добродетели и идеальным правителем, но отношение Флавия к нему и его правлению никак не назвать отрицательным. Да, он описывает жестокие поступки Ирода по отношению к различным людям, в основном принадлежавшим к его собственной семье. Но он также подчеркивает его достижения: градостроительство, щедрость, таланты, мужество, отвагу, успех, великодушие, заботу о своем народе, прекрасные взаимоотношения с римлянами и многое другое. Можно сказать, что Флавий практически не критикует Ирода как нарушителя законов Торы. Почему? Наверно потому, что он и сам не особенно ими интересовался, как было сказано выше. При этом ему, новому эмигранту в столице империи, было приятно подчеркнуть, что он приехал не из страны третьего мира, а из развитого государства с огромными городами, современными удобствами, чудесами новейших технологий и спортивными состязаниями — и все это сделал и придумал царь Ирод.
Прожив четверть века в диаспоре, Флавий постепенно пришел к выводу, что все это не так важно, ибо главное — сохранить еврейскую идентичность, а сделать это можно только посредством соблюдения законов Торы. Таким образом, в ИД Ирод становится образцом нечестия и примером Б-жественного наказания — все, что царь делал, он делал ради нарушения Торы, в ответ еврейский народ его ненавидел, Ирод ненавидел еврейский народ, а Б-г Ирода наказывал. И эта картина по сей день принимается за чистую монету большинством исследователей; в то время как если бы они обратили внимание на основной тезис Флавия в ИД, то поняли бы, что Ирод всего лишь призван иллюстрировать его вторую половину, относящуюся к воздаянию грешникам по делам их. Ради справедливости стоит сказать, что преступления, приписываемые Флавием Ироду, он сам же приписывает и другим историческим деятелям (например, разграбление гробницы царя Давида Иоанном Гирканом или организацию гладиаторских боев Агриппой I), при этом вовсе не критикуя последних, но обвиняя Ирода и описывая Б-жественные кары, ниспосланные ему за эти его грехи.
Израильские историки, в частности, привносят в интерпретацию произведений Флавия ошибки, проистекающие из нужд и потребностей современной сионистской идеологии. И как в случае с христианской интерпретацией, описанной выше, сионизм — прав он или не прав сам по себе[16] — служит идеологическим контекстом для искаженного понимания этого историка двухтысячелетней давности. При этом его собственный исторический контекст и цели, преследуемые им в своих произведениях, зачастую игнорируются, и написанное им используется в целях, которые ему самому были бы чужды.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. На русском историка обычно называют Иосифом Флавием, что неверно — должно быть «Флавий Иосиф». Далее, в целях экономии места, я буду называть его просто Иосифом или Флавием. Я также использую следующие сокращения: «Иудейская война» — ИВ, «Иудейские древности» — ИД, «Жизнеописание Иосифа» — ЖИ, «Против Апиона» — ПА.
[2]. Данная статья излагает суть моей докторской диссертации, полная версия которой в настоящий момент готовится к печати: Tuval M. From Jerusalem Priest to Diaspora Intellectual: Temple, Torah, and Priests in the Works of Flavius Josephus in the Context of Jewish Diaspora Literature of the Second Temple Period (Tübingen).
[3]. Справедливости ради стоит отметить, что 1-я и 2-я Маккавейские книги (академический русский перевод которых вот-вот должен выйти в издательстве «Гешарим/Мосты культуры») также являются незаменимыми историческими источниками по еврейской истории II в. до н. э.
[4]. Флавий впервые упоминает свое хасмонейское происхождение лишь в 16-й кн. ИД. Его родословная в начале ЖИ полна несовместимых деталей.
[5]. ЖИ, 1–12.
[6]. По другой версии (своей же собственной), он был послан туда иерусалимской знатью с целью саботажа восстания.
[7]. Год смерти Веспасиана. Во введении к ИВ Флавий сообщает, что еще ранее он написал первую версию ИВ на своем родном языке (иврите или арамейском) и послал ее в Месопотамию. Эта первичная версия не сохранилась; возможно, Флавий ее выдумал.
[8]. В настоящий момент практически все ученые согласны, что т. н. «Флавианское свидетельство» в 18-й кн. ИД содержит аутентичное зерно — то есть Флавий действительно упоминал Иисуса, но оно было приукрашено последующими христианскими переписчиками.
[9]. Сирийский перевод 6-й кн. ИВ сохранился в одном из списков Нового Завета на этом языке.
[10]. Именно в этом контексте и стоит интерпретировать историю самоубийства защитников Масады.
[11]. ИВ, 4:318-325 (4:5:2).
[12]. Можно поспорить, что ИВ — это не книга об иудаизме или Библии, поэтому нет смысла упоминать Моисея. Однако в параллельных частях ИД он упоминается больше дюжины раз.
[13]. См. особенно ИВ, 5:376-390 (5:9:4).
[14]. ИД, 1:13-14.
[15]. Включая императора Калигулу.
[16]. Автор данной статьи считает себя приверженцем сионистской идеологии и всецело отождествляется с ее целями.