[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2013 ЭЛУЛ 5773 – 9(257)
записки углового жильца
Михаил Майков
Два года назад в журнале «Знамя» появилась первая часть записок Игоря Голомштока «Воспоминания старого пессимиста» (см. о них: Михаил Майков. Терц, Аржак и другие // Лехаим. 2012. № 4), заканчивавшаяся отлетом автора из Шереметьево в Англию в 1972 году. Теперь опубликовано продолжение под незатейливым названием «Эмиграция» (Знамя. 2013. № 6, 7).
Впрочем, лучшие эпизоды второй части связаны не с эмиграцией, а с доброй старой Англией, последние годы которой автор успел застать и которой он откровенно любуется:
В богатой квартире в Челси, в огромной гостиной с баром собралось довольно много народу: преподаватели университетов, слависты, историки… После обычных представлений и разговоров я увидел где-то в уголке пустое кресло с низеньким столиком перед ним, на котором стояло блюдце с черными солеными сухариками. С кружкой пива я сел и приготовился насладиться обычной русской закуской. Подошел кот и сунул морду в блюдце. Я его отогнал. Кот с обиженным видом уселся рядом, а я продолжал закусывать пиво сухариками. Никто из англичан, наблюдая это постыдное зрелище, глазом не моргнул: если джентльмену нравится кошачья еда, почему нет?
А вот картинка оксфордских нравов (сменив несколько британских университетов, Голомшток в конце концов осел именно в Оксфорде):
Во время письменных экзаменов встает студент и нахально требует, чтобы ему принесли кружку пива, ссылаясь при этом на закон какого-то XIII или XVI века, по которому такая кружка сдающим письменные экзамены полагается. После некоторого замешательства профессоров ему велено убраться из экзаменационного зала, потому что он не при шпаге, которую студентам полагалось иметь по столь же древнему закону.
Несмотря на географическую отдаленность Оксфорда (вполне, впрочем, умеренную) от основных эмигрантских центров, Голомшток принимал живое участие в бурлении третьей эмиграции. Среди героев его мемуаров — Буковский, Галич, Зиновьев, Глезер, Максимов (Голомшток был ответственным секретарем первых номеров «Континента») и многие другие. Трогательная сценка еврейской гастрономии («их нравы») вошла в мемуарный фрагмент о Бродском:
С Иосифом я познакомился еще в Москве, а когда впервые приехал в Нью-Йорк, зашел к нему на Гринвич-Виллидж, где он жил. Он пригласил меня в китайский ресторан и заказал маринованные свиные уши, явно испытывая мое еврейство. Но я — плохой еврей и свинину ем с удовольствием.
Долгое время Голомшток проработал на «Голосах» (в записки включен сравнительный анализ Би-би-си и «Свободы» — с явным предпочтением первой), и некоторые сюжеты мемуаров связаны с этой стороной его деятельности. Вот, восхищенный романом «Псалом», он отправляется в Западный Берлин брать интервью у Фридриха Горенштейна:
По его роману я представлял себе Горенштейна этаким знатоком талмудической литературы и иудаистики. Нет, по его словам, он ничего подобного не читал, кроме Библии и еще одной книжки, вышедшей в начале прошлого века, о Христе (автора и названия я не помню), которой, кстати, пользовался и М. Булгаков при создании образа Га Ноцри в «Мастере и Маргарите».
Но основное место в воспоминаниях Голомштока предсказуемо занимает сюжет об «антисинявской» кампании, инициированной, по мнению мемуариста, в равной мере КГБ и Солженицыным, и подхваченной многими видными эмигрантскими литераторами и журналистами. В этой «полемике» Голомшток всецело на стороне Синявского, он защищает старого друга от «Русской мысли», Сергея Хмельницкого, Воронелей, Романа Гуля и прочих клеветников, хулителей и завистников. Увы, при всем сочувствии пафосу Голомштока, это не лучшая часть его записок: стиль, вполне изящный в остальном повествовании, здесь становится более сбивчивым и газетным, взгляд и оценки прямолинейны и пристрастны, ирония заменяется инвективами.
Мемуары Голомштока — важный источник по истории третьей эмиграции и просто интересное чтение. Но есть в них и еще одна черта, которую хочется отметить особо. Вполне «общественное животное», любитель компаний и застолий, со всеми знакомый, со многими друживший и многим помогавший, Голомшток сумел в течение всей жизни сохранить позицию «углового жильца», человека, не участвующего в забеге, не поющего в хоре. Этот опыт человеческой отдельности — может быть, самое ценное из того, что он сообщает читателю.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.