[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2013 КИСЛЕВ 5774 – 12(260)
Более полумиллиона людей пришли на похороны своего учителя — рабби Овадьи Йосефа. Иерусалим. 7 октября 2013 года
РАВВИН ОВАДьЯ ЙОСЕФ, ЛИЧНОСТЬ И СВЕРШЕНИЯ
Ури Суперфин
Впервые я узнал что-то о раввине Овадье, учась в израильской ешиве. Шла осень 1993-го. Не к ночи будь помянуты, соглашения Осло заставили партию «ШАС», возглавляемую им, покинуть кресла правительства. Имя раввина Овадьи звучало часто, и мне захотелось узнать о нем как о мудреце Торы. Что он собой представляет? Мой учитель ответил осторожно, скупо, и я понял, что, если бы не какой-то, неведомый мне, фактор, он был бы более резок в суждениях. В целом я усвоил тогда, что мы не разделяем подход раввина Овадьи относительно того, как законник должен работать с источниками, чтобы выдать правильный вердикт. Мой учитель суммировал подход раввина Овадьи как начетнический: подсчет мнений «за» и «против» — и предпочтение большинства…
Когда через несколько лет я, плененный стройностью изложения и невероятной информативностью предисловия раввина Овадьи к многотомнику его ответов на различные вопросы, начал почитывать эти его респонсы, мне стало очевидным: изложение подхода раввина Овадьи моим учителем было, скажем так, не совсем точным. Не буду утомлять читателя такими узкоспециальными тонкостями, как методы извлечения конечного закона из моря источников. То, о чем я хотел бы написать, это скорее взгляд сверху, более глобальный взгляд на личность раввина такого уровня, каким он был. Именно раввина, мудреца Торы — не политика, не общественного деятеля, не отца и не мужа.
Уже в Талмуде упоминается термин гдоль а-дор — дословно «великий (мудрец) поколения», «глава поколения». Звание это не ново, однако именно в последних поколениях оно прочно вошло в лексикон соблюдающих евреев. Кого наделяют столь высоким званием? Это не выборная должность, никакой съезд народных представителей не коронует на нее выдающегося раввина. Да и не должность это, а суть. Стать гдоль а-дор означает стать высшим авторитетом для многих-многих тысяч во всем: в законе — и в мировоззрении, в вопросах национальных — но одновременно и в самых бытовых, будничных. И раввин Овадья был таким авторитетом. Но, слава Б-гу, еврейский народ никогда не был обделен великими раввинами. Так было ли что-то в этом раввине, что выделяло его среди всех прочих?
Операция «Соломон». Беженцы из Эфиопии в аэропорту Бен-Гурион. Тель-Авив. 1991 год
Совсем недавно мы провожали в последний путь еще одного великого раввина современности — раввина Эльяшива. После его кончины стали слышны речи о том, что ашкеназские евреи остались без пастыря. Вообще-то раввин Эльяшив не был готов брать на свои плечи столь тяжелый груз, и его специально ездил уговаривать раввин Шмуэль Ойербах, сын раввина Шломо-Залмана Ойербаха, похороны которого в далеком 1995-м собрали шестьсот тысяч евреев. Раввин Ойербах был гдоль а-дор, он решал тяжелейшие вопросы, за которые не брался никто. Он высказывал свое мнение по таким проблемам, сложность которых даже не объяснить человеку непосвященному. В законах субботних запретов ему не было равных; он шутил, что способен с закрытыми глазами разобрать и собрать холодильник, так досконально он изучил его устройство, чтобы понять принцип его действия и знать, каков закон относительно использования холодильника в субботу. Когда он умер, встал вопрос, кто способен его заменить. Кандидатура раввина Эльяшива выглядела само собой разумеющейся. И он все-таки согласился. Период его «правления» не был отмечен судьбоносными решениями и вынесением алахических вердиктов по вопросам глобальной значимости. Раввин Эльяшив в гораздо большей степени, чем его предшественник, олицетворял своим подходом мудрый совет раввинов древности — бояться ошибиться в вердикте. Но и раввин Эльяшив оставил нас… На тот момент «раввин Ойербах сефардского еврейства» — раввин Овадья — был жив, хотя уже и не так здоров, как хотелось бы. И вот эта параллель между двумя великими раввинами двух частей еврейства стала особенно отчетливой в момент кончины раввина Овадии. Да, именно лидера и мудреца «с большими плечами» потеряли наши братья-сфарадим несколько недель назад.
Судите сами, какого масштаба решения брал на свои плечи раввин Овадия Йосеф.
В законе Торы существует понятие дина де-мальхута — дина. То есть законы государства (не противоречащие законам Торы) обязательны к исполнению. В том числе те, что касаются налогообложения. Налоги надо платить, избегать их выплаты — значит нарушать еврейский (!) закон. А каков закон относительно Государства Израиль? Казалось бы, скажет читатель, какая разница? Чем еврейское государство может отличаться от любой другой страны, да еще в худшую сторону? Однако мнение, которому оппонировал раввин Овадья в своем респонсе, было такого рода: поскольку в высший законотворческий и управляющий орган — кнессет — избираются евреи, в том числе далекие от традиции отцов, у этого органа нет права — именно как у инстанции, претендующей на еврейское руководство среди евреев — обязывать своих сограждан. Раввин Овадья, не идеализируя, с одной стороны, ситуацию, все же утверждал, что данный фактор не меняет сути дела и что волеизъявление граждан дает правительству полный мандат на любые постановления в области налогообложения, и это обязывает всех и каждого платить налоги Стране Израиля, независимо от того, насколько он согласен с принципом ее законотворчества или даже с ее существованием де-юре.
В иудаизме безупречность родословной всегда была и есть той областью закона, в которой «на воду дуют». Это верно даже в тонкостях, что уж говорить о том, чтобы, не дай Б-г, не допустить в нашей среде умножения мамзерим — детей от связи, сурово караемой Творцом. Само опасение нарушения этих суровых запретов не раз заставляло многих известных раввинов опускать руки в случаях, когда муж какой-либо еврейки исчезал и дальнейшая его судьба была неизвестна. Когда отшумела Война Судного дня, многие еврейские женщины остались в неведении относительно судеб своих мужей, не найденных среди мертвых, но и не заявленных врагами как плененные и предназначенные для обмена пленными. Полное отсутствие ясности в данном вопросе сулило женщинам одиночество до конца дней. И раввин Овадья не спал ночами, разбирая каждый случай отдельно, порой рыдая (как свидетельствуют его домашние) над ужасами войны и над тем горем, которое они приносят, когда читал свидетельства, лежащие перед ним. И он разрешил многим женщинам выйти замуж, объявив, — хотя зачастую не имел достаточных фактов для этого, — что их мужья пали в бою или закончили свою жизнь в плену. Это было решение, последствия которого могли быть весьма трагичными. Но он взвалил на свои плечи тяжесть такого решения.
А эфиопские евреи? Люди, которые выглядят, как их соседи-эфиопы, предки которых — по их утверждению — так давно покинули Землю Израиля, что даже не застали события Хануки и установления праздника, связанного с этими событиями! Они практически не имеют обычаев, могущих однозначно отличить их от нееврейского окружения, и они, в конце концов, не имеют четких табу, позволяющих их потомкам оставаться евреями, не смешиваясь с окружающими народами. Кто — на основании одного лишь свидетельства, которому многие сотни лет, что фалаши — это евреи из колена Дана, сына праотца Яакова, и заявлений самих этих людей — может решить, что так оно и есть и объявить их частью еврейского народа, даже не потребовав прохождения процедуры гиюр ле-хумра? Раввин Овадья сделал это. И не только это: он пошел против практикуемого многие сотни лет бойкота общины «караим» (не признающей Устную Тору), разрешив, на определенных условиях, сочетаться с ними браком! Вердикт, который возмутил многих ведущих раввинов того времени.
Множество прецедентных решений было принято им в весьма чувствительной области закона, касающейся канонов женской скромности. Это и допуск частичного (4 см) обнажения волос замужних женщин, а незамужним — разрешение ходить с не собранными в «пучок» и т. п. волосами. И его разрешение слушать женское пение по радио, и другие вещи, которые прежде считались недопустимыми. Быть может, у кого-то из читателей эти вердикты вызовут улыбку, как не сравнимые по масштабу с упомянутыми выше. Однако у них у всех один общий знаменатель: готовность взять на свои плечи груз Решения.
Раввин Овадья Йосеф (в центре) и раввин Шломо Горен (справа от
него) дарят тфилин премьер-министру Менахему Бегину.
Аэропорт Бен-Гурион, Тель-Авив. 1978 год
Динамика развития законотворчества всегда была устремлена в сторону устрожения. Отслеживающий развитие того или иного закона на протяжении сотен лет нередко может наблюдать, как закон обрастает дополнениями, ограничивающими область дозволенного все больше и больше. Этому есть как естественные, так и метафизические объяснения. Из естественных можно упомянуть «боязнь решить». Ведь на кону — точность исполнения воли Творца! Это не та боязнь, которая презираема и недостойна. Такая боязнь понятна всем, кто может по достоинству оценить, чем чревата ошибка. Результатом подобной боязни можно считать многие запреты в тех ситуациях, которые ранее не подпадали под запрет. Исключения же, когда раввин «обнуляет» все «наросты», восстанавливая закон в его первозданном виде, а то и объявляя его неактуальным в весьма щекотливых ситуациях, крайне редки. Вердикты раввина Овадьи были таким исключением. Он говорил, что устрожить дело нехитрое, но быть раввином во Израиле — это значит принимать порой решения, которые могут быть непопулярны, посягать на вековые устои. То есть если твое мнение таково, что в данном случае закон именно таков, следует встать и заявить об этом во всеуслышание. И не бояться, что об этом скажут. Он был замечателен этой своей готовностью решить и отстоять свое решение. Не раз и не два ему доводилось отстаивать свои вердикты в суде, выдерживать шквал критики, даже быть объектом насмешек. Его это не пугало. И те, для кого он был алахическим авторитетом, видели это и шли за ним беспрекословно, как за настоящим лидером.
Настало время затронуть непростую тему, которая, надеюсь, поможет пролить свет на неоднозначность отношения части нашего народа к личности раввина Овадьи. Сразу после его кончины на просторах интернета, увы, можно было наблюдать небывалый по силе всплеск негативных эмоций в его адрес. «О покойном или хорошо, или никак» не остановило многих, пожелавших плюнуть вслед похоронной процессии. Требует понимания, что именно вызвало столь сильную ненависть к тому, кто был многие десятки лет лидером и духовным пастырем миллионов евреев на планете.
Раввин Овадья был сефардским евреем. Я заранее должен просить прощения у тех читателей, для кого этот абзац будет изложением вещей банальных, но опыт показывает, что далеко не всем евреям диаспоры проблема известна. Дело в том, что разделение еврейства на ашкеназское и сефардское — это не просто дань географии, и даже не дань этнографии. Есть глобальные различия в несчетном количестве деталей, из которых состоит ментальность и вкусы, у выходцев из Марокко и выходцев из Польши. Когда речь идет о евреях, для которых главное — соблюдение заповедей и изучение Торы, эти различия не ставят соседа по другую сторону. Как не может быть поводом для размежевания предпочтение разных цветов костюма. Но тем не менее в сфере самой главной для евреев, которым дорога Традиция, и прошел водораздел. Не так важна сейчас его подоплека, его исторические корни, но факт остается фактом: в области изучения Торы ашкеназское еврейство давно ушло вперед. Даже не претендуя на сравнение качества изучения Талмуда и алахи, так как это вообще вряд ли возможно объективно оценить, достаточно взглянуть на количественные параметры: количество ешив, их учеников, количество громких имен ведущих раввинов поколений, количество книг по всем областям Торы. И это учитывая сравнительную численность двух половинок единого народа. В какую ешиву престижно поступить? В ашкеназскую. Любой сефардский отец не преминет похвастаться перед собеседниками, что его сын был принят в такую ешиву. Это четкая индикация того, что молодой человек делает выдающиеся успехи в учебе. Ашкеназская школа — предмет устремлений любого родителя-сефарда, желающего, чтобы его чада воспитывались как подобает. Можно присовокупить сюда и тот факт, что в области закона почти не был слышен глас сефардских авторитетов. Надо всем этим в Государстве Израиль и за его пределами властвовала ашкеназская традиция.
Сама эта ситуация не могла не удручать сефардскую часть еврейства: их — выходцев из стран, где за неоказание почета, за недостаточное уважение могли даже лишать жизни, — травмировало «засилье» ашкеназов в самой важной для еврея области. И так длилось десятилетия совместного проживания этих столь разных общин нашего народа. Даже я, который приехал в Израиль в начале девяностых, помню, что сефардская музыка звучала лишь на одиночных частотах радио, на остальных ей не было места. Все это не могло не создать некоего комплекса неполноценности.
И тут взошло солнце раввина Овадьи.
Если бы он был просто достойным мудрецом Торы, мудрецом энциклопедических познаний, которым он и являлся, это бы еще не сделало его тем, кем он стал для сефардов. Потому что так он был бы лишь «одним из». И таких «одних из» ашкеназское еврейство могло бы «выставить» не меньше. Но он был не просто раввином, обладавшим обширными познаниями, — он стал Лидером. И именно этим он пленил сердца всех тех, кому «ашкеназское засилье» было, как кость в горле. Раввин Овадья сделал важный шаг к тому, чтобы «сказка стала былью». Во-первых, в области законотворчества он выступил с беспрецедентным заявлением о том, что автор «Шульхан аруха» — рабби Йосеф Каро, живший и писавший свои труды в Земле Израиля — является для всех ее жителей, без исключения, мара де-ара. То есть «главным раввином данной земли». А посему все обычаи ашкеназим, которые те привезли с собой из Европы, в случае, если они противоречат мнению автора «Шульхан аруха», должны быть пересмотрены в соответствии с его мнением. Многие эпатирующие высказывания раввина Овадьи, которые так любят припоминать ему его недруги, были производной именно этого — алахического, подчеркну, — подхода. И когда он высмеивал на уроках, транслируемых по всему миру, «ашкеназим, которые с начала месяца ав воняют в автобусах», то прежде всего (кроме недопустимости самого явления всегда и везде) за этим стояло воззрение, что обычаи скорби по разрушенному Храму должны достичь своего максимума лишь с началом той недели, на которую выпадает пост девятого ава, и не раньше. Это важно понимать, как бы ни претила нам форма подачи.
Во-вторых, раввин Овадья инициировал создание целой сети учебных заведений для сефардов (не то чтобы туда не пускали ашкеназских учеников, но те сами, как вы понимаете, туда не шли). Сеть ешив, детских садов, школ, семинаров для девочек. Это была революция! «Вернуть корону на ее место» называлась вся эта деятельность, намекая на времена, когда сефардское еврейство могло по праву гордиться величайшими именами своих мудрецов: Риф, Рамбам, рабейну Хананель, рабби Саадья Гаон и многие другие. Этот лозунг распрямил плечи сефардов — и… раздосадовал многих ашкеназов. Не всех, конечно, и уж точно не тех, для кого Тора всегда была главным в жизни. Те, наоборот, порадовались расцвету сефардского еврейства. Но были и иные. И когда мы говорим о неоднозначном отношении к раввину Овадье, то подоплеку подобного отношения надо искать прежде всего в этом.
Что же до тех, кому в равной степени безразличны как религиозные сефарды, так и религиозные ашкеназы, то до подоплеки их негативного отношения нет смысла докапываться: кто не способен видеть обратную, тораническую, сторону медали, тот не может понять мотивы такой личности, какой являлся раввин Овадья. И вполне можно понять гнев тысяч выходцев из СНГ, которых раввин Овадья не единожды «приложил» на своих уроках: это всего лишь естественная реакция на обвинения, здесь нечего искать идеологическую подоплеку. Люди из столь разных систем, со столь разной ментальностью вряд ли способны понять друг друга, если только сильно не постараются. Также невозможно утешить и примирить тех евреев, которые потеряли свои дома, своих близких в результате соглашений Осло, «отцом» которых многие называли раввина Овадью, давшего зеленый свет партии, во главе которой он стоял, примкнуть к левым и войти в правительство. Законотворчество не только спасает людей, оно может и ломать их. И не нам судить о том, насколько решения подобного уровня были априори ошибочны в национальном масштабе. Во всяком случае, легко быть мудрым по прошествии времени и тяжело принимать решения тогда, когда они востребованы.
Раввин Овадья принимал такие решения, брался за случаи, за которые боялись браться другие, а случаи между тем требовали четкого вердикта. И этого никому у него не отнять. Таким лидером по праву можно гордиться, и мы видели эти беспрецедентные сотни тысяч людей на его похоронах. Сотни тысяч тех, кто утратил самого дорогого в чем-то человека. Того, кто вернул самоуважение и гордость миллионам.
Будь память его благословенна.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.